— Да.

— А где проживает ее мать?

— В Вашери.

Дрю оторвался от своих записок.

— В начале нашего разговора вы сообщили мне, что ваше жена хочет фиктивного развода. Вы знаете имя ее адвоката?

Джозеф Лейссон. Я ходил к нему, но он отказался меня принять, — ответил вновь помрачневший Брайен. — А зачем он вам?

Дрю было знакомо это имя. Когда-то он вел совместные дела именно с этим адвокатом.

— На тот случай, если дело дойдет до суда.

— Никакого развода не будет! — еще раз воскликнул мистер Сикамор. — Так что не станем обсуждать тему суда.

— Будем надеяться, — спокойно отреагировал Дрю на эмоциональный всплеск клиента. — Чем еще могу быть вам полезен, мистер Сикамор? Рассказывая о своей жене, вы ничего от меня не утаили?

— Конечно же, нет.

Он ответил слишком быстро, и оттого подозрения адвоката только усилились. Что-то здесь было не так, и Дрю подумал, что, судя по всему, этот мужчина лжет. Большинство его клиентов всегда придумывало красивые истории, дабы выставить себя в выгодном свете.

— Итак, что же вы хотите от меня? — спросил Дрю. — Что, если она откажется пойти на мировую?

— Вы скажете ей, что я приказываю вернуться домой.

На какой-то миг Дрю стало жалко этого человека. Тому очень хотелось вернуть свою жену, однако он не понимал, что может вообще ее больше не увидеть. А возможно, все окажется гораздо проще, и эти двое осознают, что просто не поняли друг друга.

— Хорошо, мистер Сикамор, я собираюсь начать с визита к вашей жене, чтобы узнать, существует ли возможность примирения, и прошу вас не идти с ней на контакт, до тех пор, пока я с ней не побеседую.

— Хватит, погуляла… Пора ей возвращаться домой.

Дрю улыбнулся и встал из-за стола, обозначив конец беседы.

— Я подумаю о том, что можно сделать.

— Мистер Хоффман сообщил мне, что ваш отец участвовал в выборах в Конгресс и проиграл. После скандала с мэром Фитцпатриком и процессом по импичменту мы активно подыскиваем нового кандидата на эту должность. Клубу демократов нужны молодые люди вроде вас, никак не связанные со стоявшими прежде у власти коррупционерами.

Удивленный таким поворотом, Дрю согласно кивнул.

— Да, я довольно хорошо знаю мистера Хоффмана через своего отца. Он знает, что я мечтаю стать мэром. После всех обвинений и процесса по импичменту мэра Фитцпатрика сейчас как раз самое время войти в большую политику.

— Давайте сходим вместе на одно из собраний. Я познакомлю вас с людьми, которые профинансируют вашу предвыборную кампанию.

Отношение Дрю к новому клиенту мгновенно изменилось. Возможно, Брайен поможет ему получить пост мэра!..

— Я буду рад любой помощи с вашей стороны. Спасибо, что пришли, мистер Сикамор. Я дам вам знать о результатах моей встречи с вашей женой.

— Как только захотите принять участие в собраниях Клуба демократов, я вас там встречу и познакомлю с другими его членами.

Пожав на прощание руку Дрю, Брайен Сикамор вышел из приемной.

Клиент с такими связями в престижном Клубе демократов мог помочь завести знакомства с городской администрацией Нового Орлеана и стать членом правящего политического клуба.

И вновь в дверях показалась голова Эрика.

— Простите, не хотел мешать вашей встрече с мистером Сикамором, но вам только что принесли записку от Колетт Малоун. Лайлу Дю Шамп арестовали по обвинению в убийстве Жана Кювье.

Спешно поднимаясь из-за стола, Дрю разразился проклятиями. Образ Лайлы, сидящей за решеткой вместе с новоорлеанскими проститутками, толкал его на решительные действия. Он ведь пытался ее предупредить, но в глубине души надеялся, что она права и полиция никогда не обвинит ее в убийстве. К несчастью, он знал, что если полиция получает ордер на обыск, это значит, что у них достаточно улик для обвинения.

— Бегу, бегу, — бросил он, надевая на ходу шляпу, быстро покинув офис.

Будет ли она рада увидеть его в тюрьме? Ведь она обвиняла его во всех несчастьях, что случились с ней после того, как Жан поручил ему составить контракт на продажу компании Энтони Дю Шампа.

Дрю понимал, что в случившемся есть и его вина, но он ни разу в жизни не причинил преднамеренного вреда кому бы то ни было. И не его вина, что отец Лайлы подписал невыгодную сделку, а сама она вышла замуж за Жана. Он ведь даже не знал о ее браке до тех пор, пока его клиент не умер.

Лайла мерила шагами камеру, которую делила вместе с проститутками, воровками и прочими уголовницами. В темнице стоял запах немытых тел. Лайла содрогнулась при мысли о том, сколько ей еще придется здесь просидеть.

Несмотря на все предупреждения Дрю, она и представить себе не могла, что полиция посчитает ее виновной. Но как бы она не ненавидела Жана, сколь бы ни желала его смерти, она все равно никогда бы не смогла убить мужа.

Довольно часто она чувствовала себя виноватой, когда мечтала о его смерти. Но она никогда бы не смогла его отравить. По крайней мере, преднамеренно. И если полиция арестовала ее, располагая столь незначительными уликами, что же будет, когда им станут известны куда более важные факты?

Она посмотрела на лежавших на полу и на нарах женщин, ожидавших, что кто-то вытащит их из этой грязи. В этой камере и секунды нельзя было пробыть в одиночестве, и, тем не менее, Лайла чувствовала себя так, будто бы осталась одна-одинешенька на всем белом свете.

Неужели Бог оставил ее, позволив обвинить в столь гнусном преступлении?

Она ходила из угла в угол, скрестив руки на груди, стараясь не смотреть на этих вызывающе одетых женщин.

— Эй ты, модное платьице… За что сидишь? — обратилась к ней низкорослая, крутого вида бабенка.

Когда-то она, наверное, была красивой, но теперь ее размалеванное лицо растрескалось, а краса увяла. С тех самых пор, как офицер в форме запихнул Лайлу в камеру, эта проститутка то и дело бросала на нее злобный взгляд.

— Я? — переспросила Лайла, мечтая, чтобы ее поскорее забрали отсюда. Сейчас она была бы рада увидеть даже лицо двуличного Дрю Солье.

— А с кем ты думаешь, милочка, я разговариваю? Итак, что же ты натворила… Небось подала к чаю не тот десерт?

Сокамерницы рассмеялись, группируясь вокруг этой плотной коротышки, словно готовая к бою армия. На уголовнице было алое платье с низким вырезом, из-под которого торчала черная ночная рубашка.

Лайла проглотила застрявший в горле комок, почувствовав страх, когда эта женщина приблизилась к ней. Остановившись в трех шагах от Лайлы, шлюха похлопала ладонями по своим крутым бедрам, затем подошла ближе и потрогала пальцами шелк платья Лайлы.

— Крутое у тебя платье. Хоть сейчас на бал. А у меня вот нет приличного бального платья…

Она продолжала пробовать ткань на ощупь. Лайла брезгливо посмотрела на руку проститутки. А потом, тяжело вздохнув, заставила себя посмотреть в глаза женщины.

— Меня обвиняют в убийстве, — выдержав паузу, с ожесточением промолвила Дю Шамп. — А теперь, будьте добры убрать свою руку с моего платья.

Желание сесть и разрыдаться стало непреодолимым, но Лайла собрала всю свою волю в кулак и гордо подняла подбородок, будучи решительно настроена не выказывать ни малейшей слабости.

Уголовница удивилась, криво улыбнувшись, и, как ни в чем не бывало, убрала свою руку.

— Для леди ты уж больно буйная. Так кого ты грохнула?

Лайла мрачно посмотрела на женщину и твердо решила ни с кем не обсуждать убийство Жана, а уж тем более — с сокамерницами.

— Оставьте меня в покое.

Она отвернулась от заключенных и с тоской посмотрела на железную дверь, отделявшую ее от внешнего мира.

Пребывая в этой камере с решетками и бетонными стенами, она ощущала на себе несмываемое пятно вины за смерть Жана. С потолка свисала паутина, и Лайла видела, как бурый паук плетет кокон вокруг пойманного им ночного мотылька.

Хоть она и добавляла ему в чай опиумную настойку, но ни в ту ночь, ни в предыдущие она не собиралась причинить ему сколь-нибудь значительного вреда. А что если она убила Жана случайно? Она ведь не сможет отрицать того, что регулярно давала ему лауданум, а накопившийся в организме препарат со временем мог, наверное, подействовать как отрава.