Особенно много пинков досталось на долю Сергея.

– Что? Кто? Что такое? Ой! – забормотал тот, корчась от ударов и ошалело моргая. Он был крепко пьян и приходил в себя с трудом.

Но, наконец, он очнулся. Сел – и потянулся к одежде.

– Ты что же это, сука, – склонясь над ним, зашипел Николай, – забыл уговор, а? Ты что натворил?

– Да ничего особенного, – хриплым с перепою голосом ответил Сергей. – Ну, порезвились малость, отвели душу… Дело житейское.

Он успел уже надеть рубашку и штаны, и теперь, морщась от усилий, натягивал высокие сапоги.

– Ничего же страшного не случилось, – бормотал он. – Чего ты тянешь-то? Чего дерешься?

– Как, ничего не случилось? Да ведь ты же, в сущности, завалил нашу хазу! Привел каких-то девок. Устроил целую иллюминацию. И даже окна завесить не потрудился…

– Ну, подумаешь, окна! – отмахнулся Сергей. – Кто их может увидеть? Кругом же – пустыня, глушь.

Он поднялся. И стал застегивать пояс… Пояс был широкий, кожаный, с привешенным к нему патронташем и тяжелым охотничьим ножом.

– Кругом – пустыня, – повторил он угрюмо, – мы тут сами себе хозяева. И ты не ори. И драться не смей. Мне это надоело!

И правая его рука, огладив ремень, остановилась, словно бы невзначай, на ребристой костяной рукоятке ножа. В этот момент послышался голос Ивана:

– Ладно, Серега, брось! И ты, Николай, тоже не горячись. В самом-то деле, – беда небольшая! Иллюминацию мы сейчас устраним…

– А девок? – гневно поворачиваясь к нему, спросил Николай. – Девок ты куда теперь денешь? Ведь они же свидетели!

– Да какие они свидетели, – возразил Иван, – ты приглядись: что они понимают? Дети!

– В блядстве они, во всяком случае, понимают, – усмехнулся Николай, – а раз дают – значит, уже не дети, нет! Уже бабы взрослые!

– Ну и что же ты хочешь с ними сделать?

– Так что ж теперь делать? Один только выход – кончать…

– Т-ты что говоришь? – тихо, с запинкой, произнес Иван. – Да ты… да ты в своем ли уме?

И сейчас же, заглушая его слова, прозвенел тоненький, тревожный девичий голосок:

– Не надо, дядя Сережа! Не на…

Николай обернулся стремительно. И увидел за спиной своей Сергея, заносящего для удара изогнутый, тускло поблескивающий нож.

Все-таки он был слишком медлительным – Серега! А может, у него просто не хватило духу? Как бы то ни было, занеся свой нож, он не сумел его быстро опустить…

Заячья Губа мгновенно обезоружил парня, вышиб у него нож. И тут же сам нанес ему удар – кулаком, с размаху, в живот.

Сергей задохнулся, скорчился. Прижал к животу руки. И так застыл. Но не надолго.

В следующую минуту он распрямился и, рыча, атаковал Николая… И опять получил хлесткий, ослепляющий удар – сначала в левую скулу. Затем – в подбородок.

Короткая эта серия ударов отбросила Сергея к бревенчатой стенке барака. Он медленно сполз, опираясь о стену спиной – и опустился на корточки.

– Ах ты, падло, – проговорил, тяжело дыша, Николай, – на товарища руку поднял! Замахнулся, да еще – ножом… Да еще – сзади… Это как же?… А ну, вставай! Потолкуем!

Но Сергей не встал. И ничего ему не ответил.

Воцарилась тишина, прерываемая робкими всхлипываниями девочек. Они обе – голенькие и растерянные – сидели на полу и прижимались друг к другу.

В сущности, драка их не очень-то пугала! Пугало другое… Несмотря на то, что русский язык они знали, как свой родной, многое из того, что тут говорилось, было им непонятно. И так же непонятна была ярость Заячьей Губы. Чего он хотел? Чего добивался? Девочки уже привыкли к тому, что мужчины иногда дрались из-за них… (С тех пор, как они, осиротев, остались под опекой старого алкоголика и спекулянта, они ко многому успели привыкнуть!) Но сейчас происходило нечто совсем иное, необычное…

– Какие у них злые лица! – плаксиво произнесла маленькая. – Я думала – будет весело… Я так не хочу!

– Тише, – прошептала старшая. И крепче обняла ее за худенькие плечи. – Помолчи пока… Пусть они себе дерутся! Нас это не касается.

И в этот момент драка вспыхнула вновь.

Сергей внезапно вскочил, словно подброшенный пружиной, – метнулся к противнику и сшиб его с ног.

Николай упал – выставил руку, для защиты… Но, одолев его, Сергей не стал задерживаться. Не стал добивать. Он перепрыгнул через упавшего и бросился к выходу.

Стукнула распахнутая дверь. На мгновение в барак ворвалось дыхание снежных болот. Стала видна черная чаща и просвечивающая сквозь ветви зеленая, тоненькая полоска нарождающейся зари… Послышался топот удаляющихся шагов. Затем дверь с хрястом захлопнулась.

Все стихло в бараке. И туземные девочки – испуганные и зазябшие – сразу повеселели.

Ложась и натягивая на себя одеяло, старшая проговорила жеманно:

– Ну, пошумели и хватит. Теперь, поспим…

– Нет, – сказал Иван.

Он оделся уже и стоял, шурша папиросами, прикуривая, кутаясь в дым.

– Нет, – сказал он хмуро, – какой тут сон? Да и ночь почти уже кончилась… Давайте-ка, крошки мои, одевайтесь – и чешите домой.

– Но на дворе ведь еще темно, – капризно протянула младшая, – и кругом болота. Я боюсь.

– Ничего, – ответил Иван, – не бойся! Я вас провожу. Все будет в порядке.

И потом, шагнув к Николаю, он спросил негромко:

– Послушай, ты это всерьез говорил – насчет девочек?

– Что говорил? – поднимаясь и отряхиваясь, спросил Николай. – О чем?

– Ну, о том, что их, якобы, надо кончать… Ведь это что же ты хочешь, – резать?

– Да чепуха! – раздраженно махнул рукой Николай, – мало ли что можно сбрехнуть со зла! Но вообще-то, боюсь, дела наши – скверные… И не знаю, чем все кончится. Ох, не знаю!

Наконец Иван ушел – в сопровождении девочек. Оставшись один, Заячья Губа постоял, посвистал задумчиво. И, подняв перевернутую скамейку, уселся на нее, кряхтя.

Только сейчас он понял, как он устал. Ведь за всю эту ночь он даже глаз не сомкнул…

Затем он поворотился к столу и внимательно осмотрел теснившиеся там бутылки. Нашел одну – еще не вовсе опустошенную. Потряс ее, проверяя содержимое. И, запрокинув голову, вытянул из горлышка остаток самогонки.

Крепкая, обжигающая эта влага как бы встряхнула его, вернула ему на время былую бодрость.

– Черт, как все плохо получилось, – подумал он, – и этот бордель, и драка… Что же теперь делать? Конечно, девчонок придется на всякий случай ликвидировать… Чуть погодя, не сразу, но все равно – придется! Слишком уж много они тут увидели и услышали… И еще неизвестно, о чем ребята трепались перед ними до моего прихода. Особенно – Серега. Тот-то способен по пьянке черт знает что наболтать…

– И да, кстати. – Николай беспокойно шевельнулся, нахмурился. – Где же он сейчас? Что с ним? Почему он не возвращается?

С тех пор, как Сергей сбежал, прошло уже что-то около часу. И его отсутствие все сильнее и сильнее начинало беспокоить Заячью Губу.

– Куда он, этот чертов псих, подевался? – тревожно размышлял Николай. – Сидит, наверное, где-нибудь поблизости, характер показывает! Или, может, давно уже свалился и спит? Он же, все-таки, был сильно поддавши…

Минуло еще полчаса. Беглец все не возвращался. И тогда Николай Заячья Губа решил сам пойти в тайгу – на его поиски.

В тайге царил рассветный полумрак. Полоска зари разрослась, расширилась. И небо над верхушками деревьев уже начало бледнеть… Однако внизу еще гнездилась тьма. Снега покрывали лиловые тени. И к тому же с болот нахлынули низкие, стелющиеся волны тумана. И Николай, выйдя из барака, сразу же окунулся в этот туман по колени, – как в мутную воду…

Он окунулся – и замер, озираясь, прислушиваясь. Потом громко позвал:

– Эй, Серега! Ты где? Брось дурить, возвращайся – помиримся!