Неизвестно, насколько искренни были врачи во время вскрытия и составления протокола, а насколько они выполняли указания следователя. Но в любом случае он мог торжествовать. Он нашел свидетелей, которые заявили, будто этот труп где-то раздобыли евреи, одели его в платье Эстер, сунули в руку мешочек с краской, чтобы отвести от себя подозрения. Доносчик даже сообщил, кто из оставшихся на свободе деревенских евреев и продавшихся им христиан участвовал в этом камуфляже. Так что Бари получил возможность расширить круг обвиняемых. Он арестовал еще трех человек.

Надо было получить показания от вновь арестованных. Методы допроса были простыми и эффективными. В глотку арестованному Фогелю до тех пор вливали холодную воду, пока он не согласился подписать любой документ. Христианина Мати били палками по ногам, пока и он не сознался в пособничестве кровопийцам.

И всё же Австро-Венгрия конца прошлого века не была фашистским государством. О методах следователя Бари стало известно газетчикам, тем более что процесс обещал стать сенсационным. Начался скандал, который достиг даже стен парламента, где был сделан соответствующий запрос со стороны левых депутатов. Тогда дело было передано новому прокурору Шайферту. Среди тех, кто встал на защиту арестованных, были видные будапештские адвокаты, в том числе депутат венгерского рейхстага Карл фон Етвеш, который, ознакомившись с делом, пришел к выводу, что оно построено на песке расизма и следствие не располагает ни одним серьезным доказательством причастности обвиняемых к преступлению. Если задуматься, то единственным свидетелем обвинения был мальчик Мориц Шарф, заточенный следователем в подвале и доведенный пытками до безумия. Что же касалось истории с утопленницей, она также вызвала большие сомнения — вскрытие велось людьми, не знакомыми с достижениями патологоанатомии и, весьма возможно, находившимися под давлением следствия. В то же время фон Етвеш понимал, что именно эта утопленница, если доказать, что она и есть Эстер, может спасти обвиняемых. Иначе следователи, прокуратура и депутат Оноди с его антисемитским лобби смогут воздействовать на присяжных — картина жертвоприношения, а затем подмены трупа была настолько драматична, что в мистическом и страшном романе, придуманном следователями, таилась роковая притягательность для суеверного мещанина.

Решив вести наступление именно со стороны опознания трупа, Етвеш обратился к тем патологоанатомам, которые, как он знал, уже ведут серьезные исследования в криминалистике. Три эксперта во главе с профессором Белки согласились участвовать в исследовании. Тогда Етвеш обратился к следователю Бари с просьбой об эксгумации трупа.

Следователь был встревожен. Он понимал, что, пока есть надежда на осуждение евреев, ему ничего не грозит. Осуждение будет той победой, после которой никто не станет разбираться, какими способами они добились признания и насколько они нарушили процедурные правила следствия и моральные нормы поведения. Но если кто-то докажет, что всё это дело липовое, возникнет угроза не только Бари, но и депутату Оноди. Так что Бари и Оноди предпочли шуметь в правых газетах о сионистском заговоре и еврейских наймитах, но по мере сил препятствовать эксгумации трупа.

Неизвестно, чем бы кончилась эта борьба, но в дело вмешался новый прокурор. Этот служака пришел к тому же выводу, что и Етвеш, то есть понял, что дела не существует, а есть только ненависть и грубейшие нарушения законов. Прокурору не хотелось связывать свою репутацию с грязной компанией, и он вынес постановление об эксгумации.

После тщательного обследования останков утопленницы новые эксперты сделали заключение: девушка была не старше пятнадцати лет, тело пробыло в воде два или три месяца, девушка был невинной. А так как иных случаев исчезновения людей в том районе в 1882 году не было, то не остается сомнений, что утонула именно Эстер.

Следователь Бари был в жутком гневе, когда ему передали заключение специалистов из Будапешта. Они полностью опровергали всё обвинение. Тогда он заявил, что полностью удовлетворен первой экспертизой. Етвешу не удалось приобщить показания экспертов к делу, но он не терял надежды и предпринял дополнительные шаги.

Наконец летом 1883 года начался процесс. Интерес к нему был огромный. Зал суда был набит любопытными и журналистами. Туда съехались сторонники Оноди и Бари, которых свезли со всей округи и даже из Будапешта для создания «общественного мнения». Судья Корнис также был полностью на стороне следователя и беспрестанно мешал адвокатам и обрывал свидетелей. Но Етвеш был не одинок. В зале суда нашлось немало его сторонников.

Да, профессорам из Будапешта не дали изложить свое заключение, но адвокатам удалось провести их как свидетелей, и их показания были настолько весомы, а позиция сельских лекарей настолько беспомощна, что сомнения в истинности второй экспертизы ни у кого не оставалось. Но так как было доказано, что Морица пытали, что пытали и прочих обвиняемых, доверие к следствию упало даже у самых глухих реакционеров. Под давлением реакционеров судья пошел на крайний шаг — он заявил, что показания будапештских специалистов сфабрикованы и не заслуживают доверия.

И тогда Етвеш сделал свой козырной ход: он зачитал заключение профессора Гофмана. Можно было игнорировать любого эксперта, но перед профессором Гофманом даже судья был бессилен.

Уроженец Праги, Эдуард фон Гофман посвятил свою жизнь криминалистике. С 1865 года он преподавал патологию в Праге и Инсбруке, а затем переехал в Вену. Гофман доказывал, что знание медицины имеет весьма мало общего с криминалистикой — в криминалистической патологии действуют совсем иные законы. В Инсбруке Гофман создал свою школу судебной медицины, самую передовую в Европе. В 1875 году в Вене Гофман возглавил институт судебной медицины и даже добился того, что для института построили специальное здание. Как пишет историк Ю. Торвальд, «ему было суждено стать своего рода Меккой для огромного числа студентов из Европы и всего мира».

Именно к этому человеку обратился Етвеш, отправив ему обе экспертизы и прося дать свое заключение. И Гофман согласился не только потому, что хотел, чтобы восторжествовала справедливость,- это была возможность доказать всему миру, что обыкновенный врач даже при наилучших намерениях обязательно совершит ошибки при криминалистической экспертизе, а это уже столько раз приводило к трагическим результатам и может привести еще неоднократно.

— Что можно сказать о возрасте утопленницы? — говорил на суде Етвеш.- Хирурги из первой экспертизы основывали свои заключения на осмотре зубов. Им оказалось достаточным подсчитать коренные зубы, которые вырастают у человека к двенадцати годам. Но они не заметили, что зубов мудрости у утопленницы не было. Зубы мудрости обычно появляются к шестнадцати годам — следовательно, девушка была младше. Первая экспертиза вообще не стала исследовать скелет. Вторая им занялась. Оказалось, что в детских хрящевых лопатках не было окостенения, которое случается к четырнадцати годам. Тазовые кости также срастаются лишь к шестнадцати — у утопленницы они еще не срослись. Всё это было известно криминалистам, но обычные врачи о такой информации просто не задумывались.

— Но ведь врачи первой экспертизы доказали,- настаивал судья,- что труп пробыл в воде десять дней и утопленница не знала тяжелого труда, такие у нее нежные ладони и ступни. Почему труп обескровлен?

— Врачи просто не знают криминалистики,- последовал ответ.- Только криминалисты на основании множества исследований выяснили, что, если труп не всплывает, а остается под водой, как было в данном случае, он как бы консервируется. Вода не только предохраняет тело от разложения, но и отбеливает кожу, постепенно смывая с нее верхний слой. Кровь после этого проникает сквозь истонченную кожу, и потому тело оказывается обескровленным. Отсюда и произошла ошибка первой экспертизы: врачам показалось, что тело лишь недавно попало в воду, а кожа его такая тонкая и белая, что ясно — это не деревенская девочка, а барышня из города.