«Все же надо как-то найти с ним общий язык», – подумала Агата.

– Вам не кажется, что в наше время художнику-модельеру очень трудно нащупать верное направление? – сказала она. – Ведь какие раньше были моды! Коммерческое искусство – это, без сомнения…

– Проституция! – перебил Седрик. – Самая настоящая. Но при этом довольно веселое занятие, если, конечно, вас не шокирует первородный грех.

– А для театра вы что-нибудь делаете?

– Вам это интересно? Как мило с вашей стороны! – ядовито сказал он. – Да, дядя Томас иногда кое-что мне заказывает. Если честно, то я мечтал бы работать для театра. Когда есть такая мощная поддержка, как Старец, казалось бы, должны быть открыты все двери. Но, к сожалению, меня он нисколько не поддерживает, в том-то вся и пакость. У него на первом месте не я, а наша малютка изверг. – Седрик чуть приободрился. – Конечно, когда я вспоминаю, что я старший из его внуков, меня это немного утешает. В минуты душевного подъема я внушаю себе, что он не посмеет целиком вычеркнуть меня из завещания. Только, не приведи бог, чтобы он завещал мне Анкретон. Когда я вижу во сне этот кошмар, то просыпаюсь от собственного крика. Хотя, разумеется, пока не решен вопрос о Соне, может случиться что угодно. Вы уже знаете про Соню?

Агата замялась, и Седрик продолжал:

– Соня – это маленький каприз нашего Старца. Сногсшибательно декоративная штучка. До сих пор не могу ее раскусить: то ли она невероятно глупа, то ли совсем наоборот. Боюсь, что наоборот. Все наши настроены против Сони и готовы сожрать ее с потрохами, но я думаю, мне имеет смысл с ней дружить – на тот случай, если Старец действительно на ней женится. Как вы считаете?

«Может быть, привычка поверять свои секреты чужим людям свойственна всем Анкредам мужского пола, – подумала Агата. – Но не могут же они все до одного быть как Седрик. Не зря ведь Найджел Батгейт написал, что Седрик отвратительный тип, да и Томас намекал…» Она поймала себя на мысли, что в сравнении со своим племянником Томас кажется ей теперь очень милым человеком.

– Но умоляю, скажите, – трещал Седрик, – как вы собираетесь его писать? Сплошь мрак и темные тона? Впрочем, у вас в любом колорите получится изумительно. Вы позволите мне иногда забегать и подглядывать или у вас на этот счет строгие правила и вы будете шипеть?

– Боюсь, что буду шипеть.

– Я так и думал. – Седрик посмотрел в окно и трагическим жестом схватился за голову. – Приближается! Каждый раз готовлю себя к этой минуте и каждый раз жалею, что нет обратного поезда, а то бы немедленно с воплем умчался назад в Лондон. Сейчас увидите. Я этого не вынесу. О боже! За что мне такие страшные испытания?!

– Да что случилось?

– Смотрите! – закричал Седрик и закрыл глаза. – Смотрите, вон он! Домик-пряник!

Агата выглянула в окно. В двух милях от путей на холме высился Анкретон.

Это было удивительное здание. Построили его в викторианскую эпоху. Ободренный безоговорочной поддержкой тогдашнего хозяина поместья, архитектор снес дом времен королевы Анны и на его останках воздвиг нечто невиданное, воплощавшее в себе самые экзотические его грезы. Анкретон нельзя было отнести ни к одному стилю или периоду. Его фасад топорщился наростами, свидетельствовавшими о равной любви архитектора к таким разным стилям, как норманнский, готический, барокко и рококо. Мелкие башенки торчали тут и там, напоминая шишки жировиков. Над путаницей зубчатых стен вздымалось восемь основных башен. Узкие бойницы воровато подмигивали пучеглазым эркерам, а из калейдоскопа черепицы тянулась вверх целая роща разномастных печных труб. И все это сооружение стояло не на фоне неба, а на фоне густого вечнозеленого леса, потому что за анкретонским холмом подымалась другая, более крутая горка, щедро засаженная хвойными деревьями. Возможно, зачав этого монстра, фантазия хозяина Анкретона оскудела – он соблаговолил пощадить и почти не изуродовал террасы сада и аккуратные рощицы, разбитые на склонах холма в традициях Джона Ивлина[8]. Сохранившие свою первоначальную гармоничность, они мягко направляли ваш взор вверх, на замок, словно давно смирились с его уродством.

В окне замелькали деревья, и Анкретон скрылся из виду. Через минуту поезд снисходительно притормозил у крошечной станции.

– Такие потрясения порой, конечно, необходимы, – пробормотал Седрик, вслед за Агатой выходя из вагона.

Пропитанный солнцем морозец обдал их холодной волной. Поезд встречали двое: юноша в форме младшего лейтенанта и высокая девушка. Они хорошо смотрелись вдвоем и были чем-то похожи – оба худые, темноволосые, с голубыми глазами. Увидев Агату и Седрика, они двинулись навстречу; юноша хромал и опирался на палку.

– Ну вот, – проворчал Седрик, – Анкреды пошли косяком. Привет, родственники!

– Здравствуй, Седрик, – ответили те без особого энтузиазма и тотчас от него отвернулись. Девушка с радушной улыбкой взглянула на Агату.

– Моя кузина Фенелла Анкред, – вяло пояснил Седрик. – А этот воин мой кузен Поль Кентиш. Наша гостья – мисс Агата Трои. Или надо говорить «миссис Аллен»? Господи, до чего все сложно!

– Как прекрасно, что вы приехали! – сказала Фенелла. – Дедушка ждет не дождется и даже помолодел лет на десять. У вас много вещей? Нам тогда надо либо сделать два рейса, либо, если не возражаете, поднимемся на горку пешком. У нас только маленькая двуколка, а Росинант очень немолод.

– Пешком?! – взвизгнул Седрик. – Фенелла, детка, ты с ума сошла! Я – пешком?! Росинант – отвлекаясь добавлю, что дать этой скотине такое имя было верхом абсурда, – Росинант повезет меня на себе, даже если потом окончательно впадет в маразм.

– У меня два чемодана и куча всего для работы, – сказала Агата. – Так что груз тяжелый.

– Что-нибудь придумаем, – заверил ее Поль, неприязненно глянув на Седрика.

Они договорились на станции, что мольберт, подрамники и тяжелые коробки доставят в Анкретон позже, и, погрузив в двуколку потрепанные чемоданы Агаты, а также выдержанный в зеленых тонах багаж Седрика, вчетвером взгромоздились сверху. Толстый белый пони неторопливо повез их по узкой дороге.

– Тут всего миля до ворот усадьбы, – сказал Поль. – А потом еще одна миля в гору. Мы с тобой сойдем у ворот, Фен.

– Я бы тоже прошлась пешком, – заметила Агата.

– В таком случае Седрик поедет дальше один, – с довольным видом заявила Фенелла.

– Я вам не конюх, – запротестовал Седрик. – А вдруг эта тварь усядется посреди дороги или возьмет и укусит меня? Какая ты, Фенелла, вредная!

– Не говори глупости, – сказала Фенелла. – Росинант как идет, так и будет идти до самого дома.

– Кто у нас нынче обретается? – спросил Седрик.

– Всё те же. Мама приедет на следующие выходные. Я здесь потому, что у меня две недели отпуска. А так, как обычно, только тетя Милли и тетя Полина. Тетя Милли – это мать Седрика, а тетя Полина – мать Поля, – объяснила она Агате. – Вообще-то легко запутаться. Тетя Полина, она по мужу миссис Кентиш, а моя мама по мужу миссис Анкред. Тетя Миллеман тоже миссис Анкред, потому что ее муж – Генри Анкред.

– Генри Ирвинг Анкред, – вмешался Седрик. – Прошу не забывать. Покойный Генри Ирвинг Анкред. Мой папа, как я вам говорил.

– В нашей половине замка это все, – продолжала Фенелла. – Ну а в западном крыле, конечно, Панталоша, – (Седрик застонал), – Каролина Эйбл и вся их школа. Тетя Полина им помогает. У них там совершенно некому работать. По-моему, я перечислила всех.

– Всех? – громко переспросил Седрик. – А что, Соня уехала?

– Нет, она здесь. Я про нее забыла, – коротко ответила Фенелла.

– Забыла?! Завидую тебе – так легко забыть самое главное! Может, ты еще скажешь, что Сонино присутствие никого уже не волнует?

– Какой смысл это обсуждать? – холодно заметил Поль.