Слышу — зажурчало. Кряхтя и сопя, Прыщ делал свое мокрое дело. Делал тщательно, не спеша, вдумчиво. А сделав, так же не спеша, вразвалочку заковылял к своим плешивым сообщникам.

Время уже подходило к часу «Х». Чем ближе стрелки часов подбирались к 15.30, тем сильнее одолевал меня колотун. Спокойно, Василь Петрович, нервишки свои держи в узде, все будет о'кей.

Однако, где же менты? Где, в конце концов, группа захвата в камуфляжных спецовках? Пора бы им уже и объявиться.

Я прильнул к пыльному стеклу лестничной клетки, пытаясь обозреть взглядом окружающую сберкассу местность. Но, увы, видимость была практически на нуле. Тогда я спустился вниз, в тамбур, на свою исходную позицию. В нос мне тут же шибануло вонью общественного сортира. Скорчив брезгливую рожу, я бочком, чтобы не влезть в парящую лужу Прыщовой мочи, осторожно выглянул в оконную амбразуру.

Гундос о чем-то шептался с сообщниками. Ага, последние инструкции козлам своим дает. Те молча кивали, очевидно, соглашаясь с главарем. Потом все трое одновременно отшвырнули докуренные до самого фильтра бычки и решительно двинулись к объекту ограбления.

А ментов все не было. А вдруг они совсем не объявятся? Вдруг решили, что все это розыгрыш? Что мне тогда делать? Самому, что ли, брать всю банду? Я понятия не имел, что мне предпринять. Может, шум поднять? Народ, глядишь, сбежится, повяжут супостатов. Да нет, что это я, какой народ! Как узнают про налет, так и те, кто еще остался на улице, по норам попрячутся. Тот еще у нас народец!

Гундос со товарищи давно уже были внутри. Что там происходило, я не видел: большие оконные стекла сберкассы зеркально отражали уличный свет, и вместо внутренностей помещения я видел лишь отражение моего парадняка да чахлый кустарник возле него. Опять меня злость разобрала. Ну что это за дерьмо такое, а? Саданул я с досады кулаком в обшарпанную стену, да малость не рассчитал: кожу на костяшках пальцев содрал аж до крови. Это еще больше меня завело. Ну все, думаю, кранты вам, уроды бритоголовые, была не была, сам пойду на разборку.

И только было я собрался покинуть свой наблюдательный пункт и эдаким Робин Гудом вломиться в сберкассу, как произошло два события, которые резко изменили все мои планы.

Гляжу — выплывают из сберкассы, затылок в затылок, трое моих орликов, понурые какие-то, невеселые, а на запястьях — е-мое! — браслетики стальные! А следом вываливают четверо квадратных типов в штатском, с пушками в руках. Вот оно что, думаю, менты-то засаду им устроили! Там же, на месте преступления, всех и повязали. Ловко, ничего не скажешь, а главное — без жертв, без пальбы, все тихо, мирно, полюбовно. Браво, господа оперативнички, ведь можете, когда захотите!

Тут откуда ни возьмись воронков понаехало, штук десять зараз. Ментов понавысыпало, как кур нерезаных, кто с автоматом, кто с мобильником, кто с папироской. Все вокруг оцепили, зевак шуганули, чтоб под ногами не мельтешили. Четвертого налетчика, того, что за рулем оставался, тоже повязали — он и пикнуть не успел, как его из тачки выволокли и в браслетики упаковали.

Это что касается первого события. Зато второе было далеко не столь приятное. Только я взялся было за дверную ручку, чтобы выбраться наконец на волю, как слышу — кто-то мне дышит в затылок. Я замер, боясь пошевельнуться. Меж лопаток уперлось что-то твердое и нехорошее.

— Не двигаться! — рявкнул над ухом чей-то голос. — Руки за спину! Живо!

Я подчинился. А что мне еще оставалось делать, когда тебе в спину стволом тычут? На руках тут же защелкнулись браслеты.

— Вперед! — скомандовал неизвестный.

Я боднул плечом дверь и выбрался из подъезда.

— Шагай!

И я зашагал. Туда, где сгрудилась вся эта ментовская шатия-братия вперемешку с задержанными горе-налетчиками.

— Товарищ капитан, — доложил мой конвоир какому-то типу в штатском.

— Вот, задержал подозрительную личность. Уже больше часа в подъезде ошивается, за объектом наблюдение ведет. Похоже, что один из них.

— Да вы спятили! — взорвался я. — Не имею я к ним никакого отношения! Я тут совершенно не при делах!

— А в подъезде что делал? — сурово спросил капитан.

— Я что, не имею права в подъезде находиться? — запальчиво ответил я.

Капитан скользнул по мне невидящим взглядом.

— В машину его! — распорядился он. — Там разберемся.

Тем временем банду Гундоса под прицелом полудюжины автоматов заталкивали в зарешеченный воронок. Последним шел Прыщ. Когда, подталкиваемый автоматчиком, он уже наполовину влез в кузов, ему взбрело в голову обернуться — и наши взгляды пересеклись. Поначалу физиономия Прыща выражала одно только удивление, но уже в следующий момент она исказилась от ярости и ненависти. Похоже, он все понял.

— Это он, он нас навел! — завопил Прыщ злорадно. — Он все спланировал!

— Так, разберемся, — кивнул капитан.

— Не поеду! — заартачился я. — Это поклеп! Меня подставили, я тут совершенно не причем! Ничего общего с этими ублюдками я не имею и иметь не желаю! Не поеду, и все тут!

Однако слушать меня было некому — каждый был занят своим делом. Пинками и затрещинами конвоир погнал меня к ментовозке, в которую только что погрузили банду Гундоса. Я, разумеется, взъерепенился. Ехать в одном кузове с этими уродами, да еще с браслетами на руках — этого мне только не хватало! Я упирался, как мог, но пользы это, ясное дело, не принесло.

Внезапно перед нами возник мент в погонах старшины. Лет ему было никак не меньше пятидесяти; пожалуй, он был несколько староват для рядового работника наших доблестных органов, леший их забодай.

— Погоди, парень, — остановил он моего конвоира, — машина уже битком. Надо сажать в другую.

— В чем дело, Жиряхин? — окликнул его издали капитан. — Почему препятствуете задержанию?

— Товарищ капитан, в машине больше нет места, — отрапортовал старшина, вытянувшись во фрунт. — Я могу отвезти его на своей, — и он кивнул в сторону стоявшего на отшибе воронка с решетками на окнах.

Капитан с пару секунд раздумывал, потом кивнул.

— Давай, Жиряхин. Следом за нами поедешь.

— Есть! — отчеканил старшина; обернувшись ко мне, рявкнул грозно: — В машину! Быстро! И чтоб без разговоров!

Ладно, думаю, хрен с тобой, сяду. Все-таки лучше, чем бок о бок с теми бритоголовыми живорезами по колдобинам трястись. Чего доброго, пришьют еще по дороге, это у них запросто. Как не верти, а прав капитан: там, на месте, разберемся. В конце концов, я в этом деле ни ухом ни рылом. Мое дело сторона, пущай разбираются. Хотя, надо признаться, влип я основательно. По самые уши в дерьме увяз. Это уж точно.

Я подчинился и занял место в пустом кузове воронка. Дверь за мной тут же захлопнулась — я оказался в полнейшей темноте. Взревел мотор, ментовозка дернулась и покатила меня навстречу моей растреклятой судьбе.

Воронок остановился. Я прислушался: все было тихо. Это меня насторожило. Куда, спрашивается, этот дьявол меня завез? Потом хлопнула дверца кабины, и по снежному насту зашлепали неторопливые шаги старшины. Через несколько секунд дверь моей темницы распахнулась.

— Выходите! — скомандовал Жиряхин.

Я кое-как выбрался из машины — и остолбенел. Вокруг был лес. Самый обыкновенный лес, с деревьями, оврагами, пустыми бутылками, ржавыми консервными банками и чьими-то рваными сапогами.

— Что это за шутки, старшина! — возмутился я. — Куда вы меня привезли, черт возьми?

— Отставить разговоры, задержанный! — строго потребовал тот.

Я прикусил язык. Ну что я мог ему ответить, имея на запястьях стальные браслеты?

А старшина Жиряхин тем временем совершал действия совершенно для меня необъяснимые. Вынув из кабины внушительных размеров тюк, он раскатал его на снегу. Тюком оказался большой брезентовый чехол. Старшина поднатужился и ловко накинул его на ментовозку. Затем, обойдя ее со всех сторон, методично расправил складки. Отойдя на несколько шагов назад, он оценивающим взглядом окинул плоды своих трудов — и, по-видимому, остался доволен.