– Я не эсэсовец, – вздохнул Гунтер. – Хотя после школы Гитлерюгенда мне предлагали вступить в СС. Как, ты верно заметил, стопроцентному арийцу. Отказался. Не люблю идеологию.

– И в тот же самый момент выглядишь как проснувшиеся с дикого бодунища Эммануил Кант, Фридрих Ницше и Артур Шопенгауэр в одном флаконе, – добродушно заключил Казаков. – Правильно я где-то слышал: немцы изобрели пьянство, фашизм и страдания молодого Вертера. Не страдай. Все пучком. Мир на месте. Смотри, какие ясные звездячки наверху горят! А в Крестовый Поход, уж извини, вы меня арканом не затащите. Не хочу сдохнуть от дизентерии. Мерзко.

«Страдания молодого Вертера», как выразился в запале Сергей, разбирали не одного Гунтера, иногда любившего впадать в черновато-серую меланхолию. Терзания и самокопания, как это многократно подтверждал великий русский писатель Ф.М. Достоевский, были куда более свойственны нациям неарийским, а уж о такой вещи, как «загадочная русская душа» со всеми из нее вытекающими, и вовсе говорить не стоит. Казаков ничуть не боялся настоящего и будущего – весь страх давно прошел, сменившись спокойствием, но вот в удовольствии посидеть и подумать новый оруженосец сэра Мишеля отказать себе не мог.

«Ну дела… Ну влип! Мало мне было наших российских заморочек. Да наши доморощенные ревнители благочестия и возродители Святой Руси, сиречь Третьего Рима, по сравнению с энтими натуральными фанатиками – тьфу! Мелочь пузатая. Эти-то, видать, покруче будут. Ишь как этот рыцарь разошелся: „В Святую Землю! В Святую Землю“… Ишь, неймется ему. На подвиги тянет. В родном феоде – или как там, лене – ему не сидится. Борец за идею, видите ли. Освобождать Гроб Господень он рвется за тридевять земель…

Это что же, теоретически, получается? Мы прямиком вляпываемся в самую безнадежную авантюру этого века. „Мы“ – потому что мне конкретно от герра Райхерта и его сюзерена деваться некуда. Скопом выживать легче, чем одному. Я, конечно, могу сделать финт ушами, пожить обещанные пару недель у монаха, поднатаскаться в языке и сделать ноги. Только вопрос – куда? В Россию? А там что? Княжеская смута полным ходом, нашествие половцев, Ярославна на слезы исходит… Монголы через несколько лет заявятся и учинят летописное иго. И ехать ой как далеко. Впрочем, до Палестины, можно подумать, ближе.

Нет уж. Погорячился я, когда сказал, что в Крестовый Поход не пойду. Пойду, как миленький. Пропаду здесь один. Точнее, пропасть не пропаду – сдохну с тоски. Каково первое правило выживания? Действуй в паре. А если работаешь в одиночку, как можно быстрее выходи к людям. Человек – животное общественное и стадное. И так уж совсем за эти недели одичал. Натуральный разбойник с большой дороги, вполне в средневековом вкусе. Да, выживание в экстремальных условиях штука не из самых приятных. И это еще учесть, что я сюда попал пока еще тепло было… Ну, допустим, относительно тепло, особенно по ночам. Я бы сказал весьма и весьма относительно тепло в этой их Нормандии. Свежий воздух в столь неумеренных количествах… хм-м! Пожалуй, несколько вреден для здоровья. Да, и сейчас-то не слишком здесь уютно, а дело к зиме идет. Как ни посмотри, лучше с этими крестоносцами в теплые края податься, чем здесь по норам прятаться и глухонемого кретина изображать. Что б они провались со своим норманно-французским!

Хотя… Ой! Погоди-ка, парень, что тут не так…»

Серж присвистнул и аж подпрыгнул на месте.

– Эй, Гунтер! – он ткнул локтем в бок своего собрата по будущему. – Эй, Гунтер, слышь! – От ошарашенности внезапной догадкой он заговорил по-русски, но тут же себя одернул, выматерился и с видимым отвращением перешел на язык международного общения: – Я говорю, у них тут точно Третий Крестовый Поход?! А, Гунтер? Ты уверен, что именно Третий?

Гунтер задумчиво, лениво борясь с обволакивающей дремотой, смотрел на огонь, на темные, подступившие вплотную силуэты сосен. Молчал, вслушиваясь в шорохи леса… Нехотя поднял голову, потянулся, разминая затекшую от неподвижного сидения спину. Поерзал на замшелом бревне, подхватил соскользнувший плащ, поплотнее запахнул, придерживая рукой у ворота, перекинул в другую руку увесистый сук, которым ворошил костер. Вздохнул. Говорить не хотелось. Ночь обволакивала, убаюкивала, нашептывала что-то… знакомое? успокаивающее?.. Скорее тревожное. А, ерунда. Ему просто передалась тревога Сержа. Что его так напугало?

Серж не отводил напряженно-пытливого взгляда. Смотрел напряженно, вопрошающе, почти враждебно.

Гунтер пожал плечами:

– Какой же еще? Третий, разумеется. Под водительством Ричарда, Филиппа-Августа и Фридриха Барбароссы. Вторым походом командовали Людовик Французский и германский кайзер Конрад. Что-нибудь не так?

– Ну ничего себе «что-нибудь»! Я вспомнил, это ж не поход, а хрен знает что! Совершенно провальная затея. Два года гнить под Аккой – если не больше – и все!!! Никакого Иерусалима, никакого освобождения Гроба Господня, никакого триумфа и оркестров! Эй, Гунтер, что ж это деется? – не унимался Казаков. Гунтер все это время тоскливо на него смотрел. – Ну они, местные – понятно. Они ничего не знают, что их ждет, они вроде как первый раз живут. Но мы-то, мы-то знаем, что будет дальше!

– Нет, не знаем, – голос Гунтера звучал сухо и бесстрастно.

– Что?! – Серж словно подавился на середине патетической тирады.

– Я говорю: нет, не знаем мы с тобой, что будет дальше. Это не тот 1189 год.

– Ну ты, брат, завираешь. Здесь, знаешь ли, не самое подходящее время для подобного рода завиральных идей. Ты только не начинай про пространственно-временной континуум и его таинственные свойства. Нам сейчас не до всей этой элитности.

– Нет, Серж. Нет тут ничего ни элитного, ни завирального. Это правда. Это не тот 1189 год. Уже не тот. Понимаешь – уже! Сколько можно талдычить, я, кажется, все объяснил! Здесь может быть все что угодно. С того дня 13 августа… Разве ты не понял, что тогда произошло?

– А что произошло? То, что я оказался в этом – чтоб его! – 1189 году? Так тут думай – не думай, такие аномальные явления понять невозможно. Полная херня, одним словом, – Серж хохотнул, – доводилось мне иногда натыкаться на сообщения о необъяснимых явлениях, – цирк да и только. То какую-нибудь дамочку инопланетяне похитят, – высокие светловолосые красавцы шесть метров роста – истинные арийцы одним словом, то еще эти летающие тарелочки с зелеными человечками… Экстренное сообщение: у гражданки Н. из города Мухосранска на огороде приземлилась летающая тарелка, зеленые инопланетяне потоптали посевы клубники, ободрали крыжовник, нагадили на крыльце, а потом улетели. И что самое интересное – в это же самое время в штате Колорадо пронесся тайфун невиданной силы, а в небе видели диск размером шесть на восемь км, который медленно вращался и двигался в сторону канадской границы… – Серж глупо хихикнул и искоса посмотрел на Гунтера. – М-да-а… чтой-то я разговорился? Хм…

Гунтер усмехнулся и, прищурившись, разглядывал Сержа. Он начинал нести полнейшую, бессмысленную чушь.

– Так пойдешь с нами или нет? Или будешь здесь строить укрепрайон с ДОТами, траншеями и бункером? Отсиживаться?

– Я? Отсиживаться? – возмутился Казаков. – Двигай ты знаешь куда?..

– И двину. А ты – за мной. Самое главное, никуда не сворачивай. Ты уж меня извини, но, по-моему, тебе следует нормально отоспаться. Знаешь, почему?

– Адаптационный стресс, – заявил Сергей со знанием дела. – Четвертую неделю маюсь. Ты психологию изучал? Ах, нет? Смотри: я проторчал здесь почти месяц. Постоянное напряжение. Незнание обстановки.

– Как – незнание? – поднял бровь Гунтер. – Ходил по округе, разбойничал, понял, где можно достать еду. Окружил себя целой линией Мажино, маршал Петен позавидует. Интересно, а если бы на тебя танки поперли, что бы с ними случилось?

– К северу болота, юг и восток прикрыты лесом таежного типа, с запада овраги. Никакой танк не пройдет, – автоматически сообщил Казаков и тут же помотал головой, поняв, что сморозил глупость. Нету здесь танков. А эта фраза – остаточное явление испуга, действовавшего на подсознательном уровне. Засуньте белого медведя в Сахару или бенгальского тигра в амазонские леса. Помучаются и сдохнут. Обстановка чужая. Все, начиная от рельефа и заканчивая вцепляющимися в шкуру паразитами – чужое. А человек – такая тварь, что, если не помрет сразу, то выживет обязательно.