— Не морочь ему голову, — сказала мама. — Кендэл, она просто шутит.

— А моя лиловая спальня, мама? Это тоже шутка?

— Нет-нет, детка, мы правда наведем марафет в этой дыре, я тебе обещаю. За расходами не постоим. В разумных пределах, конечно.

Нам сказали, что есть такие специальные благотворительные магазины, где нуждающиеся могут получить любую мебель почти задаром. У мамы было еще полно лотерейных денег, но она уже не относилась к ним так беспечно. Сперва мы все-таки посмотрели мебель в обычных магазинах, но кожаный гарнитур из дивана и двух кресел стоил три тысячи фунтов.

— Пропади они пропадом! Посмотрим, что там в этой благотворительности. Если у них только старая рухлядь с клопами, так мы просто скажем "нет, спасибо", правда? — сказала мама.

Но говорить пришлось только "да, пожалуйста". Мы нашли даже черный кожаный диван. Конечно, он был не новый, и кожа местами треснула, но смотрелся все равно отлично. К нему мы подобрали два почти одинаковых черных бархатных кресла и пушистый ковер, который после основательной чистки оказался белым. Двуспальную кровать мы тоже там получили, правда, мама купила к ней новый, с иголочки, матрас — она сказала, что не может спать на чужой постели. Еще она купила лиловое покрывало, чтобы меня порадовать, и целый день красила стены в лиловый цвет.

Я сделала для нее красивую открытку с лучшими моими викторианскими вырезками: большим, ярким сердечком, букетами роз и лилий и целым роем ангелов, реявших друг над другом, как парашютисты. Внутри я написала: "Мама, ты ангел. С любовью от Лолы Розы" — и приклеила рядом со своим именем большую красную розу. Кендэл пририсовал кривое «К» и поцелуи.

Я положила открытку в красивый конверт и сделала вид, что его принес почтальон. Настоящей почты нам пока не приходило, потому что никто не знал, что мы здесь. Нас вообще никто не знал. Это были уже не каникулы. Это была новая жизнь.

Я, конечно, вспоминала о прежней жизни и прежних друзьях. Они, наверное, удивились, что я вдруг растаяла в голубой дымке. Точнее, в дыму. Мама курила все больше и больше, чтобы успокоить нервы. Квартира наша была вся в клубах дыма. Я от этого кашляла, но мама говорила, что это я нарочно. Отчасти так оно и было.

Кендэл тоже много кашлял, но, скорее, от постоянного плача. Мне кажется, он скучал по папе. Он часто звал его, когда просыпался среди ночи. Иногда он просыпался недостаточно быстро и мочил постель. Мама обещала, что наденет ему памперс, если это повторится. Это повторялось, и наконец мама засунула ему в трусики пеленку. Кендэл заплакал от унижения.

— Зря ты на него сердишься, мама. Он же не нарочно. Просто ему плохо.

— Мне тоже плохо, когда он портит новенький матрас. И перестань наконец меня поучать, мисс Умница-Разумница. Ты меня иногда просто бесишь, Джейни.

— Лола Роза.

— Хорошо, Лола-трусики-в-розочку, только не забывай все же, что я твоя мать. Перестань, бога ради, изображать мою старшую сестру. Не твое дело меня учить. Я сама знаю, что мне делать, ясно?

Мама полезла в сумочку за сигаретами. В пачке ничего не было.

— Вот черт! Джейни Лола Роза, сбегай быстренько в ларек.

— Уже десять, мама. Они давно закрылись.

Кендэла мы укладывали целую вечность. С ним случился очередной приступ рыданий. Во сне он продолжал всхлипывать.

Мама нервно обкусывала ноготь.

— Нет, слушай, я не выдержу целую ночь без сигарет. Тут, наверное, где-нибудь есть пивная. Пойду посмотрю и куплю в автомате сигарет. А ты ложись спать, ладно?

— Ладно, — сказала я неуверенно. Мне не хотелось, чтобы она ходила одна в темноте: вдруг с ней что-нибудь случится?

— Все будет в порядке, глупышка, — сказала мама, не понимая. — В случае чего стучись к соседям. К старухе, наверное, не надо — у нее, по-моему, с головой не все в порядке, а вот ребята наверху нормальные.

Мы уже познакомились с соседями. Пожилая мисс Паркер оказалась страшной занудой и задавала кучу вопросов. Мы сперва встревожились, но она спрашивала то же самое и на второй день, и на третий. Ясно было, что она ни слова не помнит из того, что мы ей говорим.

Стив и Энди с верхнего этажа были явно не в восторге, когда мы встретились в первый раз. Мы подымались по лестнице, нагруженные пакетами из супермаркета. Кендэл ревел, потому что упал и зашиб коленку, мама орала на него, что хватит уже быть младенцем, я ворчала, потому что там продавался со скидкой шоколадный торт, а мама его не купила. Процессия получилась шумная.

Мама перестала орать и улыбнулась Стиву — тому, что покрасивее. Энди, невысокий парень в очках, сказал нам с Кендэлом "привет!" и помог дотащить пакеты до кухни. Он представился за себя и за своего друга. Я сказала, что меня зовут Лола Роза. Стив поднял брови, но Энди сказал, что это очень красивое имя.

Стив показывал всем своим видом, что разговаривать с нами ниже его достоинства. Что ж, по нему и вправду было похоже, что он слишком хорош для этой дыры. Энди держался гораздо проще и рассказал нам, что с прежней квартиры их согнали за неуплату, поэтому они оказались здесь.

— Временно, — сказал Стив.

— Но все равно мы постарались устроиться здесь поуютнее, — сказал Энди. — Мне ужасно нравится, как вы отделали квартиру, Лола Роза. Выглядит просто шикарно, особенно лиловая спальня. Настоящее произведение искусства.

Энди нравился мне гораздо больше, чем Стив. И все же не думаю, что я могла бы пойти к нему "в случае чего".

Ненавижу это выражение. Как только мама вышла за дверь, разные «случаи» замерцали у меня в голове, как неоновая реклама. В ушах гудели воображаемые сирены. Сердце так и билось о ребра: тук-тук-тук.

В квартире было очень тихо. Телевизор мы еще не купили, поэтому я не могла включить его и отвлечься. Внизу неразборчиво бормотал телевизор мисс Паркер, как будто кто-то нашептывал обо мне гадости у меня под ногами. Над головой ходили Стив и Энди, и при каждом скрипе их половиц я вздрагивала.

Я несколько раз подходила к двери, чтобы убедиться, что она заперта. Мне казалось, что снаружи кто-то стоит и прислушивается, выжидая момента, чтобы толкнуть дверь плечом и ворваться к нам. Я посмотрела через окно в сад, пытаясь разглядеть, не подбирается ли кто-нибудь к дому. Но в стекле было видно только мое собственное отражение. Это напомнило мне аквариум. Я поскорее задернула занавески.

Может быть, свернуться клубочком на черном кожаном диване? Нет, лучшее спрятаться за ним, как делают маленькие дети. Но в другой комнате спал Кендэл, и мне нужно было за ним приглядывать. Я подумала, не пристроиться ли рядом с ним, но мне не хотелось раздеваться и лежать в темноте. Я чувствовала, что должна быть полностью одета и на страже.

Я ходила дозором по квартире. Даже с мебелью, которую мы натащили, она была до ужаса пустая. На осмотр каждой комнаты уходило несколько секунд. Это не помогало.

Когда я заходила в ванную, мне чудилось, что кто-то прокрался в гостиную: вот он щелкнул банкой пива, сел на диван, ждет; когда я была в гостиной, мне казалось, что кто-то стоит за дверью ванной и готовится к нападению. А когда я набиралась смелости и потихоньку приоткрывала дверь в ванную, мне мерещилось, что кто-то влез в окно спальни и вытащил Кендэла из кровати, зажав ему рот, чтобы не слышно было крика.

Я понимала, что отец не знает, где мы. Откуда ему знать? И все же мне было так страшно, что пришлось надеть новую курточку на меху, чтобы унять озноб.

— Мама, вернись, — шептала я.

В половине одиннадцатого ее все еще не было. Наверное, ей пришлось далеко идти, пока нашлась пивная с табачным автоматом. Хотя на ней были босоножки на высоченной шпильке, так что очень далеко она уйти не могла.

Я ждала, не сводя глаз с часов, кивая в такт их тиканью, пока не закружилась голова. Тогда я попыталась уткнуться в какой-то из маминых журналов, но слова плясали передо мной на странице и ни во что не складывались.

Я вытащила книгу с наклейками и стала вырезать красивую девушку — рок-звезду с длинными белыми волосами, блестящим украшением на пупке и загорелыми глянцевыми ногами в белых кожаных сапогах. Вдруг половицы скрипнули, ножницы дернулись у меня в руке и отхватили один сапог. Я попыталась подклеить его скотчем, но нога все равно подкашивалась.