«Конечно, — допускал он, — не следует полностью отказываться от чтения. Лучше читать, чем спать наяву или заниматься болтовней. Еще лучше медитировать, чем читать. И все же только в абсолютной тишине Атман проявляет себя, если так можно сказать. Но опять же, мы должны оставаться бдительными, чтобы не впасть в заблуждения, предположив, что тишина имеет что-то общее с размышлением или неразмышлением о ней. Ибо Атман не может быть принижен до чего-либо, что можно высказать словами, передать мыслью или учением, его также нельзя сравнить с отрицанием мысли или ее отсутствием».

После этого я сказал: «А как же все эти распространители Адвайты, которых каждый день можно встретить на улицах и в общественных местах и которые затопляют библиотеки своими публикациями? Они протестуют что есть сил против пропаганды западных религий, и в то же время сами они обладают еще большим количеством предрассудков, чем любой из их оппонентов. Они „обладают“ истиной, и всякий, кто не принимает их предположительно все включающую в себя ведантическую точку зрения, является в их глазах жалким дураком или фанатиком».

«Вы совершенно правы, — отвечал Харилал. — Как только Адвайта становится религией, она перестает быть Адвайтой. Истина не имеет „церкви“. Истина — это Истина, и она не может быть передана от одного человека к другому вообще. Истина не нуждается в чьей-либо помощи или пропаганде. Истина сияет своим собственным светом. Каждый, кто заявляет о том, что он обладает истиной, что он ее получил или что он может ее передать, является или глупцом, или шарлатаном».

Он продолжил вопросами обо мне, моем образе жизни и о том, как я понимаю духовную жизнь.

«Даже среди нашего народа, — сказал он, наконец, — я встречал немногих, похожих на вас».

Затем он обернулся к своему спутнику: «Будь добр, оставь нас одних на минуту, нам нужно обсудить некоторые вопросы».

После того как тамилец удалился, он продолжал: «Тебе необходимо сделать только одну вещь, прорваться через последние границы, которые удерживают тебя. Ты вполне готов для этого. Оставь все свои молитвы, свое поклонение, свои размышления по поводу этого и того. Осознай, что ты есть . Тат твам аси — ты есть То.

Ты называешь себя христианином, но для того уровня, которого ты достиг, это не имеет никакого значения. Посмотри, прислушайся к этому — это я христианин, а ты — индус. Для каждого, кто увидел Реальность, не существует ни христианина, ни индуса, ни буддиста или мусульманина. Есть только Атман, и ничто не может удержать или ограничить свойства Атмана.

А теперь расскажи мне о своем духовном опыте».

Я вновь попытался улыбнуться, чтобы скрыть волнение, и спросил: «И как мне рассказать тебе об этом?»

Но он не улыбался: «Чего бы это не стоило, я должен это узнать. Словами или без слов, ты должен мне рассказать».

Мы сидели на каменном сиденье, скрестив ноги, лицом друг к другу. Я не ответил. Тишина становилась все глубже, я закрыл глаза, он поступил точно также, и мы находились в этом состоянии долгое время. Когда я открыл свои глаза, он открыл свои, и несколько секунд мы пристально смотрели друг на друга. Еще раз наши глаза закрылись и когда наконец я открыл их, то увидел, что его глаза были широко раскрыты, но взгляд при этом отсутствовал.

— Ты любитель тишины, — сказал он.

— Ты сам предложил мне воспользоваться ею для ответа на твой вопрос. Поэтому я так и поступил.

— И ты сделал это так хорошо. Теперь я все понял. Ты вполне готов. Чего же ты ждешь?

— Готов для чего? Увы, я чувствую себя настолько немощным, когда, находясь перед Господом, я вспоминаю о том, кем я должен быть.

— Довольно этого вздора! Хватит говорить о различиях. Различий не существует нигде. Есть только Атман. Бог — это Атман, Истинное Я всего. Я есть Атман. Ты есть Атман. Только Истинное Я существует внутри себя и во всем.

— Но как ты узнал, что я готов?

— Когда женщина готова родить, то она, конечно, знает об этом. А всякая женщина, которая уже была матерью, распознает эти признаки без тени сомнения. То же самое с теми, кто близок к пробуждению, или, точнее, чье Я находится в точке исчезновения в свете существенного и единственного в своем роде Я. Я увидел это в твоих глазах сегодня утром, когда мы прошли друг мимо друга на базаре и ты меня не заметил; именно тогда ты и позвал меня.

— Ты говоришь так, как будто тебя спешно послали ко мне сообщить эту новость.

— Послали меня или нет, я должен был тебе это сказать. Теперь дело сделано. Если ты не веришь мне, то это твое право. Однако тебе не уйти от этого. Если в этом будет необходимость, мы встретимся снова для окончательного решения. Или, возможно, вмешается кто-нибудь еще; некто, кому ты не сможешь сопротивляться.

— Но если, как ты говоришь, я настолько близок к пробуждению, почему же тогда ты не поможешь мне пробудиться?

— Никого не нужно пробуждать. Кто в действительности является спящим? Как можно пробудить того, кто не спит и кто никогда не засыпал? Засыпание, сон и пробуждение — все это относится к телу и к чувствам, которые в нем находятся, включая, конечно, мысли, желания и волю. Являешься ли ты этим телом? Являешься ли ты мыслью о жизни или существовании в пределах этого тела? Когда ты находишься в глубоком сне, имеются ли у тебя мысли или сознание того, что ты существуешь? Тем не менее даже тогда ты существуешь, ты есть. На самом деле ты не это тело, которое то спит, то остается бодрствующим; не этот мыслящий ум, попеременно то ясный, то смущенный, блуждающий вокруг, постоянно хватающий впечатления с разных сторон; ты также не являешься своим личным представлением о самом себе, представлением, находящемся за пределами всех этих мыслей о существовании; оно исчезает в глубоком сне, при коме и при разрушении тела.

Ты думал, что это можно увидеть и услышать, что об этом можно подумать и что это можно пожелать. Ты есть то, что остается, когда ничего больше нельзя увидеть или услышать, подумать или пожелать. Это есть Атман, Истинное Я; это есть то, чем ты являешься в действительности, за пределами всех внешних представлений, которые меняются и уходят. Тат твам аси — Ты есть То! Что мешает тебе осознать это?