В своей попытке восполнить этот пробел я с благодарностью. воспользовался работами многих современных ученых, как ныне здравствующих, так и покойных. О своей признательности им я еще скажу отдельно в примечаниях. Среди современных нам греческих ученых мне бы хотелось специально упомянуть проф. Закифоноса и проф. Зораса. Что касается истории Оттоманской империи, то мы должны быть глубоко благодарны проф. Бабингеру, хотя его большая книга о Султане-Завоевателе и не содержит ссылок на источники, которыми он пользовался. Для понимания раннего периода турецкой истории незаменимыми являются книги проф. Виттека. Наконец, среди более молодого поколения турецких историков необходимо упомянуть проф. Иналджыка. Для меня была также чрезвычайно полезной работа преподобного Джилла о Флорентийском соборе и его последствиях.

Основные источники данного исследования кратко изложены в Дополнении I. Не все из них было легко заполучить. Христианские источники собраны в Monumenta Hungariae Historia (тт. XXI и XXII, ч. 1 и 2) покойным профессором Детьером примерно около 80-ти лет назад; однако, несмотря на то что эти тома были набраны, они нигде не публиковались — очевидно, из-за большого количества имеющихся в них ошибок. Из мусульманских источников лишь немногие оказались легкодоступны, в особенности для тех, кто может читать оттоманских авторов лишь медленно и с трудом. Надеюсь, что мне удалось постичь их суть.

Эта книга не появилась бы на свет, не будь Лондонской библиотеки. Я хотел бы выразить мою глубокую признательность персоналу читального зала Британского музея за их терпеливую помощь, а также поблагодарить г-на С.И. Папаставру за сделанную им корректуру текста, членов магистрата Кембриджского университета и персонал «Кембридж Юниверсити Пресс» за их неизменную снисходительность и доброту.

Замечание о написании имен и фамилий.

Не могу сказать, что в транслитерации греческих и турецких имен я пользовался какой-либо определенной системой. В написании греческих имен я придерживался их обычной и естественной формы, а для турецких имен применил простейшую фонетическую транскрипцию. Основой для написания современных турецких слов послужило их современное звучание. Я назвал Султана-Завоевателя его турецким именем Мехмед, а не Магомет или Мохаммед. Надеюсь, что мои турецкие друзья простят меня за то, что я называю город, о котором пишу, «Константинополь», а не «Истанбул»[4]. Было бы слишком педантичным, если бы я поступил иначе.

Лондон, 1964 г.

Стивен Рансимен

На рождество 1400 г. король Англии Генрих IV устроил пир в своей резиденции в Элтхеме. На сей раз причиной его был не только религиозный праздник: король хотел также воздать почести высокому гостю. Им был Мануил II Палеолог, император эллинов, как его обычно называли на Западе, хотя некоторые отлично помнили, что в действительности он был императором ромеев. Мануил посетил Италию и ненадолго останавливался в Париже, где король Франции Карл VI заново отделал для его резиденции крыло Луврского дворца, а профессора Сорбонны с восторгом встретились с монархом, который был в состоянии беседовать с ними с той же степенью образованности и остротой ума, что и они сами. Англия была покорена благородством манер императора, безукоризненной белизной одежд его и свиты. Однако, несмотря на все его высокие титулы, хозяева испытывали чувство жалости к своему гостю, ибо он явился к ним как проситель, в отчаянной попытке обрести помощь в борьбе против неверных, угрожавших его империи. Придворному юристу короля Генриха, Адаму из Аска, было больно видеть его в Лондоне. «Я подумал, — писал впоследствии Адам, — как прискорбно, что этому великому христианскому государю приходится из-за сарацинов ехать с далекого Востока на самые крайние на Западе острова в поисках поддержки против них… О Боже, — восклицает он, — что сталось с тобой, древняя слава Рима?»[5].

И действительно, от древней Римской империи осталось весьма немного. Хотя Мануил и был законным наследником Августа и Константина, уже в течение многих столетий власть константинопольских императоров не распространялась на Римский мир. Для Запада они превратились просто в греческих или византийских императоров, не заслуживающих серьезного внимания соперников новых императоров, появившихся на Западе.

Вплоть до XI в. Византия была блистательной и могущественной державой, оплотом христианства против ислама. Византийцы мужественно и успешно исполняли свой долг до тех пор, пока в середине столетия с Востока вместе с нашествием турок на них не надвинулась новая угроза со стороны мусульманства. Западная же Европа между тем зашла так далеко, что сама в лице норманнов попыталась осуществить агрессию против Византии, которая оказалась вовлеченной в борьбу на два фронта как раз в то время, когда она сама переживала династический кризис и внутренние неурядицы. Норманны были отброшены, но ценой этой победы явилась потеря византийской Италии. Византийцам пришлось также навсегда отдать туркам гористые плато Анатолии — земли, бывшие для них главным источником пополнения людских ресурсов для армии и запасов продовольствия. Таким образом, империя оказалась меж двух зол; и это ее и без того трудное положение было еще более осложнено движением, вошедшим в историю под названием Крестовых походов. Будучи христианами, византийцы симпатизировали крестоносцам, но огромный политический опыт научил их проявлять веротерпимость и мириться с существованием неверных. Священная война в том виде, в каком ее вел Запад, казалась им опасной и нереалистичной.

Тем не менее они все же рассчитывали извлечь из нее некоторую пользу. Однако находящийся меж двух огней остается в безопасности только до тех пор, пока он силен. Византия продолжала играть роль великой державы, в то время как ее мощь была уже фактически подорвана. Потеря Анатолии, постоянного источника рекрутских пополнений в период непрекращающихся военных действий, принудила императора прибегнуть к помощи союзников и иностранных наемников, а те и другие требовали платы — либо деньгами, либо в виде торговых уступок. Эти требования надо было удовлетворять как раз тогда, когда экономика империи болезненно переживала потерю анатолийских житниц. На протяжении всего XII столетия Константинополь казался таким богатым и великолепным, императорский двор таким пышным, а пристани и базары города столь полными товаров, что к императору все еще относились как к могущественному властителю. Мусульмане, однако, не отплатили ему благодарностью за то, что он попытался сдержать воинственный пыл освободителей Гроба Господня; крестоносцы же, в свою очередь, были обижены его не слишком ревностным отношением к священной войне. Между тем глубокие старые религиозные различия между восточной и западной христианскими церквами, раздуваемые в политических целях на протяжении XI в., неуклонно углублялись, пока к концу столетия между Римом и Константинополем не произошел окончательный раскол.

Карта «Балканы и Малая Азия в XV в.».

Кризис наступил тогда, когда армия крестоносцев, увлекаемая честолюбием своих вождей, ревнивой алчностью их венецианских союзников и той враждебностью, которую на Западе испытывали теперь по отношению к византийской церкви, повернула на Константинополь, захватила и разграбила его, образовав на руинах древнего города Латинскую империю. Этот Четвертый Крестовый поход 1204 г. положил конец Восточной Римской империи как наднациональному государству. После полувекового изгнания в Никее, на северо-западе Малой Азии, император и его двор вернулись в Константинополь, и Латинская империя прекратила свое существование. Казалось, вот-вот начнется новая эра величия Константинополя. Однако империя, восстановленная Михаилом Палеологом, уже не была доминирующей державой на христианском Востоке. Она сохранила лишь отблеск своего былого мистического престижа. Константинополь все еще был «Новым Римом», высоко почитаемой исторической столицей православного христианства; император все еще, по крайней мере в глазах тех, кто жил в восточной части, был римским императором. Однако в действительности он был теперь лишь государем среди равных ему или даже более могущественных.