– Если тебе интересно, то рыцари победили, – добавила гномша, притопнула громче и снова фыркнула. – А тех гоблинов, что остались в живых, увезли…

– Должно быть, все эти раненые заставили ваших целителей серьезно потрудиться. Думаю, они совсем вымотались, пока творили свои заклинания.

Риг не видел, что гномша возмущенно уперла руки в бока, но не услышать звук перекипевшего чайника не мог.

– У нас нет целителей, сударь, вообще никого, кто использовал бы магию. На сотни миль вокруг не встретишь одаренных. Впрочем, мы и не нуждаемся в них. Мы знаем, как следует ухаживать, очень хорошо знаем, к нам отправляют заболевших и раненых жители всех близлежащих деревень. Здесь есть умельцы, которые делают сильные припарки из трав, и…

«Ах, так вот откуда этот замечательный аромат!» – подумал Риг.

– …это помогает ничуть не хуже любой магии. А может быть, даже лучше.

Мореход хмыкнул, выражая согласие.

– Твоему другу обеспечен должный уход. Мы только хотели бы знать, что делать со штукой у него на ноге. Может, попробовать ее завтра удалить?

– Это драконья чешуя, – глухо ответил Риг, поскольку именно в этот момент склонился над раненым и задержал дыхание. – Лучше ее не трогать.

Раненый стонал и дергался, как будто в муках лихорадки, его пальцы скребли белое полотно простыни. Мореход отступил от кровати и вернулся к женщине.

– Я не ожидал, что мы так быстро найдем его. Фиона слышала, что он находится где-то около Железного Шипа, поэтому, когда мы оказались поблизости, решила разыскать его. И вот я здесь. Она позаботится о лошадях, а затем…

– … Не войдет сюда, – закончила за него гномша. – Время посещения закончилось больше чем час назад, и для здоровых двери госпиталя закрыты. Если бы ты потрудился прочитать надпись на дверях, ты бы знал это. Внизу видели, как ты проскользнул через боковой вход, и я пришла, чтобы выдворить тебя отсюда. Посещение разрешается с полудня. Ты и…

– Фиона…

– …и Фиона можете приходить к этому времени. – Женщина вернулась в холл и указала на дальнюю дверь. – Может быть, твоему другу станет лучше.

– Я никогда не считал Дамона Грозного Волка моим другом.

Риг вежливо кивнул гномше и удалился, громко топая подкованными сапогами.

Когда его шаги затихли, из-под пустой кроватки выскользнула тень и приблизилась к Дамону.

– Меня уже посетила мысль, что этот человек никогда не уйдет, – хрипло прошептал незнакомец; его голос звучал подобно горячему бризу, ласкающему песок. – Это же надо! Стоит в дверях, смотрит на тебя и несет какую-то чепуху! А потом еще явилась эта низкорослая особа и начала действовать на нервы! Свиньи! Где были его манеры? Он даже не удосужился принести тебе цветов или конфет!

Незнакомец был закутан в глухой серый плащ, настолько темный, что казалось, будто клочок ночного неба покинул свое место среди звезд и посетил маленькую палату томского госпиталя. Из-под низко надвинутого капюшона раздался звук, точно незнакомец принюхивается:

– Уф… Ну и аромат здесь…

Дамон открыл глаза и слегка улыбнулся, прервав излияния позднего посетителя:

– К этому не так трудно привыкнуть…

Тонкая рука выскользнула из широкого рукава и метнулась к капюшону, словно ее обладатель торопился прикрыть рот и нос; раздалось приглушенное:

– Неправда, к этому невозможно привыкнуть. Хорошо, что это тебе, а не мне приходится лежать здесь, Дамон Грозный Волк. Уф!

– Как там Мэл? – Дамон рискнул сменить тему разговора.

– Он со своим уродцем в городе, и сегодня ночью они будут поблизости. И я тоже. Все идет, как мы и планировали.

Странный посетитель вытащил из складок плаща маленький кожаный мешочек, опустил его в сапог Дамона и тихо выскользнул в холл.

Незадолго до полуночи Дамон поднялся; некоторое время потягивался и растирал занемевшие после дня, проведенного на короткой кровати, икры, потом возле двери долго прислушивался к ночной жизни госпиталя.

Но ничто не нарушало покоя, кроме его собственного напряженного дыхания да изредка стонов, доносящихся из других палат; никто за ним не следил, казалось, даже сиделки, наконец, заснули.

В холле как раз была смена часовых Стального Легиона. Это значило, что через несколько минут рыцари уйдут обходить первый этаж – три медленных, привычных круга – бдительно охраняя своих раненых братьев. Дамон чутко прислушивался к происходящему в госпитале с тех пор, как его привезли на рассвете, и имел представление о монотонном, рутинном укладе Стального Легиона. Он знал, что у него есть примерно полчаса на то, чтобы выполнить задуманное, – и этого времени более чем достаточно.

С этими мыслями Грозный Волк подошел к окну, широко распахнул ставни и втянул теплый душистый воздух, который хоть на время перебил отвратительный запах лечебного бальзама, испятнавшего все его тело. Дамона занимал вопрос: как должно быть измучено живое существо, чтобы переносить лечение, причиняющее страданий больше, чем сама болезнь?

Отдышавшись, он вытянул шею, проверяя, нет ли кого на улице. Но все было тихо, лишь из таверны, расположенной неподалеку, доносились неясные звуки приглушенной музыки и фальшивого пения. Тогда Дамон начал разматывать бинты, открывая лунному свету стройное, мускулистое тело, блестящее от пота: широкую грудь, подтянутый живот, крепкие ноги – и глянцевито-черную, мерцающую в холодных лучах серебром чешуйку драконицы Малистрикс, вросшую в правое бедро. И все это великолепие, а особенно кожа вокруг чешуйки, было испещрено глубокими царапинами. Только лицо Грозного Волка, заострившееся, но все равно сохранившее красоту, несмотря на взлохмаченные волосы и неопрятную бороду, избежало когтей твари, исполосовавших его тело.

Дамон, по мере возможности, обтер чистыми краями бинтов отвратительно пахнущий бальзам с рук и лица и бросил еще один взгляд в окно.

Однако теперь снаружи не было пустынно. Зоркие глаза Грозного Волка различили невысокую фигурку, ковыляющую по высохшей от жары лужайке перед госпиталем. Он вглядывался до тех пор, пока не убедился, что это перебравший гном, бредущий зигзагами, – очевидно, домой. Когда тот, наконец, обнаружил мостовую и довольно шустро удалился за угол, то почти сразу за этим из дверей появились часовые Стального Легиона, начав первый круг обхода. Дамон отошел от окна и принялся одеваться, попутно отметив, что его одежда пришла в негодность: износилась и полиняла так, что давно должна была занять свое достойное место на свалке; даже кожа жилета местами потрескалась.