— Но ты давала чаевые, — сказала Пегги.

— А ты платила за такси, — напомнила Элен. — Да черт с ним, давай я заплачу. Ты платишь за следующий. Ты что собираешься делать с Верблюдом, Пег?

— Я знаю, чего бы мне хотелось, но в моем положении выбирать не приходится. Честно говоря, душка, я так давно не занималась сексом, что каждый раз при мысли об этом меня в дрожь бросает.

— Я прекрасно тебя понимаю, — с сочувствием сказала Элен. — Если бы не Чарльз, который позванивает мне время от времени, я бы на стены лезла. Он мне очень подходит. Знаешь, у меня болели плечо и шея? Боль прошла.

— Ты говоришь так, будто он доктор, — рассмеялась Пегги.

— Ага, — промурлыкала Элен. — Доктор Чарльз и его инъекции.

— Яйцо-паштет на гренке! — выкрикнул повар.

— Позвони мне вечером, Пег, — сказала Элен. — Поговорим о Верблюде. Я думаю, тебе следует все тщательно взвесить. Он такой кретин.

— Я знаю, — вздохнула Пегги. — А что ты собираешься делать?

— Да, — Элен сказала с удивлением в голосе. — Что мы собираемся делать?

— Два бифштекса! — сказал повар.

Первый претендент уже ждал, когда Элен вернулась в офис. Это был, как она заметила, толстощекий юнец со светлыми бачками, спускавшимися к нижней челюсти. «Принстон, выпуск шестьдесят девятого», — подумала она, кивнула Сьюзи и прошла к себе в кабинет.

Эта была маленькая, тесная комната со стенами отделанными пробковым деревом. К ним кнопками были прикреплены пресс-релизы, графики, вырезки из газет и журналов, фотографии, деловые письма, адреса, лоскуток твидовой ткани, фотография Джона Ф.Кеннеди и белая открытка, в центре которой крупным шрифтом было напечатано одно слово: «Любовь».

Но первое, что увидела Элен, была огромная коробка, увенчивающая ее заваленный бумагами стол. Она разорвала упаковку. Внутри оказались две дюжины лимонно-желтых хризантем и маленькая карточка, на которой было выгравировано имя «Джоу Родс». На обороте мелким бухгалтерским почерком было приписано: «Благодарю Вас, Джоу».

Она тотчас позвонила ему.

— Право, не стоило, — сказала она ему. — Но мне очень приятно. Это самое замечательное и удивительное из того, что случилось со мной за последние годы.

— Элен, — сказал он. — Я должен… Это довольно неловко… Но я должен спросить вас.

— Что такое, милый?

— Не был ли я… ну, знаете ли… не был ли я слишком груб? Не обидел ли я вас чем-нибудь?

— Милый, ты был просто великолепен, — уверила она его. — Невероятно великолепен.

— Господи, помилуй! — сказал он. — Ах! — сказал он. — Ха! — сказал он. — Так, значит? Хорошо, хорошо! Еще один вопрос: вы… вы… предприняли соответствующие… ух… соответствующие меры предосторожности?

— Разумеется. Не волнуйся ни о чем, Джоу.

— Замечательно, — выдохнул он. — Я, конечно же, не хочу, чтобы вы пострадали из-за меня. Это был замечательный вечер, и я благодарен вам за все. Могу я позвонить вам еще на этой неделе?

— Конечно, милый, пожалуйста. Сюда или домой. В любое время.

Она повесила трубку, плюхнулась в свое вращающееся кресло и откинулась на спинку. Задрала юбку и положила ноги на стол. Зажгла свою четвертую за день сигарету. Полюбовалась на золотистые в мягком утреннем свете, пробивавшемся через единственное окно, хризантемы.

— Господи, помилуй! — произнесла она вслух.

Первый претендент оказался, как она и предполагала, недавним выпускником (Брауна, а не Принстона). В нем чувствовалась незаурядная личность — может быть даже чересчур незаурядная для его возраста; его так и распирало от сотни теснившихся в его голове идей, некоторые из которых были даже не лишены здравого смысла. Но он не был знаком с нью-йркской прессой и никогда раньше не работал в отделе рекламной информации.

Элен объяснила ему, что для временной работы ей необходим человек с опытом, способный сразу включиться в работу и не нуждающегося в стажировке. Обескураженный, он собрал экземпляры своих коротких юмористических эссе, опубликованных в журналах, о которых она никогда не слышала и вежливо поблагодарил за потраченное на него время. Затем осведомился, не согласится ли она с ним как-нибудь пообедать. Элен вежливо отклонила это приглашение.

Второй претендент сменил за последние месяцы несколько мест работы, и она по запаху сразу догадалась о причине. Она старалась не смотреть, как он пытается совладать с дрожью в руках. Она почувствовала сильное желание предложить ему глоток виски из бутылки, стоявшей у нее в нижнем ящике стола, но сдержалась.

Третий претендент говорил с таким сильным южно-лондонским акцентом, что она едва могла его понять. Четвертый оказался парикмахером, которому захотелось окунуться во «что-нибудь более творческое». У пятого с лица не сходила дурацкая самодовольная ухмылка. Шестой отказался работать под началом женщины и выбежал из кабинета, хлопнув дверью.

Так и шло… В двенадцать тридцать Элен послала Сьюзи Керрэр в китайский ресторан, располагавшийся по соседству, за большой порцией креветок и двойным «Роб Роем».

— Один «Роб Рой» и я прихожу в себя, — сказала Элен. — Два «Роб Роя» и кто угодно придет в себя.

Сьюзи вяло улыбнулась шутке, которую она слышала уже не в первый раз.

Интервью продолжились после ланча. К трем часам Элен почувствовала себя уставшей — не столько от того, что приходилось задавать одни и те же вопросы, продираясь сквозь завесу неправды, полуправды и преувеличений, сколько от тяжелого впечатления, которое производил этот парад потрепанных, негодных к употреблению мужчин.

Она нажала кнопку интеркома, вызывая Сьюзи.

— Следующий, — сказала она.

Ему пришлось пригнуть голову, чтобы пройти в дверь. Негр. Сложен как Эберхард-Фабер Третий. Его курчавые волосы были зачесаны назад.

— Бог мой, — воскликнула Элен. — Не иначе, как баскетбол…

Его улыбка осветила комнату.

— Только в школе, — сказал он. — Для колледжа мне не хватало быстроты.

— Какой у вас рост? — спросила она, поднимаясь, чтобы пожать его руку.

— Почти шесть футом семь дюймов.

— И люди вам по-прежнему говорят: «Эй, как погода там, наверху?»

— Верно, — кивнул он. — По-прежнему говорят.

— Я из Огайо, — сказала она ему. — Баскетбол очень популярен в школах Огайо. Конечно, не так, как в Индиане, но все же довольно популярен. Присаживайтесь и угощайтесь сигаретами, пока я просмотрю ваши бумаги.

Гарри Теннант, тридцать восемь лет, не женат, здоров и так далее и тому подобное. Образование. Так далее и тому подобное. Выпускник Колумбийского университета. Вечерние курсы маркетинга в Нью-Йркском университете. Так далее и тому подобное. Полгода здесь, два года там, затем шесть лет в «Амстердам Газетт», где делал обозрения новых товаров, исследований и разработок, занимался маркетингом и рекламой. Еженедельная колонка в течении четырех лет. Так далее и тому подобное. Сотрудничал с «Адвертайзинг Эйдж», «Принтерз Инке» и так далее и тому подобное. Вел передовицу в «Эбони» в 1967 году и так далее и тому подобное.

— Послушайте, — обратилась к нему Элен, — вы знаете, что это всего лишь временная работа? Только на месяц? Мы платим сто пятьдесят в неделю в течение месяца, потому что мы зашиваемся. Столько всего навалилось… Но если не случится чего-нибудь непредвиденного, в конце месяца у вас не будет работы. Вы это понимаете?

— Я понимаю.

Элен почесала переносицу и пристально посмотрела на него.

— Знаете, — сказала она, — я за свою жизнь поменяла немало работ. И каждый раз, когда я проходила собеседование, какой-нибудь ублюдок из отдела кадров улыбался мне сладенькой улыбочкой и говорил: «Ну, теперь расскажите мне о себе». И мне хотелось ответить, что я курю опиум в подъездах, пристаю к маленьким девочкам и что на животе у меня татуировка» «АМЕРИКА — ЛЮБИ ЕЕ ИЛИ УБИРАЙСЯ ПРОЧЬ!»

— Да-да, я знаю.

— Но теперь я по другую сторону и вынуждена задать вам тот же вопрос. Итак, расскажите мне о себе.