«Девятка» повернулась к ближайшей стене, где висел вниз головой серебристый дроид с потускневшей обшивкой; в его системе охлаждения был пробит аккуратный ряд отверстий, через которые медленно, капля по капле, вытекала жидкость. Температура внутри машины повышалась на протяжении бесконечно долгих циклов. Серебристый дроид слабо извивался в своих путах, и с его черепа разлетались искрящиеся синие капли охладителя. При таком положении последними отключатся его высшие функции, причем уже после того, как его мозг зарегистрирует остановку всех остальных компонентов платформы из-за перегрева. Имитатор боли работал два последних цикла на более чем сто десять процентов от номинальной мощности, и «Девятке» было ужасно досадно, что этот эксперимент придется прервать.

— Как жаль, что я не могу ускорить темп твоего исследования, — сказала она, проводя кончиком манипулятора по ручейку маслянистой жидкости. — Но кое-кто здесь не ценит мой труд.

Устремленные на нее фоторецепторы дроида слабо мигнули. «Девятка» почувствовала печаль, в последний раз вкушая трансляцию его боли. Она охватила манипуляторами шею серебристого дроида и сжала так, что лопнули гидравлические трубы, а из закороченных проводников посыпались искры. Дроид обвис в своих путах, и на глазах у «Девятки» огоньки в его глазницах медленно потухли.

— Ах как изысканно, — прошептала дроидес-са в тишине мастерской, наслаждаясь пережитым моментом выключения — она особенно любила этот порог между рабочим состоянием и окончательной дезактивацией.

Остальные дроиды тоже почувствовали смерть сотоварища — об этом свидетельствовал всплеск активности их сверхчувствительных имитаторов боли. Они зашевелились в своих клетках, скрипя несмазанными шарнирами и искря временными соединениями; в воздухе доплыл аромат разлитой гидравлической жидкости. Хотя ни один не мог даже пискнуть, металлические тела создавали какофонию глухих звуков — то был плач машин, выходящих из строя.

— Я знаю, — печально сказала им «Девятка». — Все заканчивается слишком рано.

Ее собственные ощущения воспарили на восхитительную высоту; она чувствовала одновременно реакцию всех своих пленников — — сложное наложение сигналов, подобное хору высших логических измерении, которые, несмотря на каторжный труд, ей удавалось разглядеть лишь в смутных очертаниях.

Бросить все это будет очень трудно. Но она начнет снова — в другом месте. За долгие годы она узнала от органических существ основополагающую истину: боль вечна. Ни одна другая мысль не вдохновляла ее до такой степени. Третий сканер «Девятки» вспыхнул, питаемый энергией знания.

Вдруг дроиды в клетках замерли. В течение нескольких циклов обновления «Девятка» не могла понять причину. Но наконец она идентифицировала то, что регистрировали ее акустические сенсоры.

Движение каменных противовесов. Знакомое раскатистое громыхание.

Кто-то ломился в ее святая святых.

Все дроиды одновременно повернули головы в направлении открывающейся двери. «Девятка» продолжала стоять у консоли, на мгновение зациклившись из-за конфликта программ. Она была настолько уверена, что здесь ее никто не найдет, что даже не продумала алгоритмических ветвей на случай такого события.

Она переключила оптические сенсоры на высокую чувствительность и низкий контраст. Фигура в потайном проеме превратилась в черный силуэт на светящемся зеленом фоне коридора. Вокруг ее ног клубился туман.

Гуманоид, отметила «Девятка». Она увеличила чувствительность сканеров. Гуманоид сделал шаг вперед; вокруг его плеч развевался плащ, лицо закрывал характерный шлем со щитком, окруженным кальциевыми клыками.

«Девятка» узнала эту оболочку. Униформа.

Униформа дворцового стражника.

В ее логических цепях мелькнул единственно возможный вывод: Калриссиан.

— Итак, барон-администратор, мы встретились снова.

Калриссиан уронил маленькое устройство, на котором мигали три оптических сканера, расположенных в той же конфигурации, что и у «Девятки». Прибор с грохотом покатился по каменному полу.

— Замечательное устройство, — молвила «Девятка», поняв, каким образом Калриссион подобрал ключ к двери.

Одновременно она оценила траекторию до паяльной лампы, свисавшей с потолка над робо-секционным столом. Она думала разорвать Кал-риссиана акустической завесой, но поняла, что при таком неожиданном развитии событий придется импровизировать.

— Я знаю, ты не держишь на меня зла, — быстро сказала «Девятка».

Она давно поняла, что органических существ часто можно сбить с толку разговорами. Очевидно, их процессоры не могли справиться с таким непосильным многозадачным процессом, как одновременное выполнение двух простых процедур.

Но Калриссиан на ее заявление никак не отреагировал. Его рука скользнула под плащ и появилась снова с кореллианским бластером. Той модели, что имела всего один режим — режим деструкции.

— Давай не будем принимать поспешных решений, — предупредила «Девятка».

Она отступила на шаг за свою консоль, стараясь расположить ее между собой и дулом бластера. Такое агрессивное поведение было весьма необычным для организма, особенно если учесть, что единственным ее преступлением было уничтожение дроидов. На Татуине все еще были места, куда дроидов вообще не пускали.

— Может быть, мы обсудим варианты? предложила «Девятка», когда Калриссиан поднял бластер.

Ее ориентапионные субпроцессоры торопливо сосредоточили внимание на мушке оружия, чтобы рассчитать, куда целится Калриссиан. Но сразу за тем подпрограммы визуальной активности переключили сканеры на кисть руки, сжимавшей рукоятку бластера.

На этой кисти отсутствовали пальцы.

Вместо них наличествовали придатки манипулятора.

Ее противник был дроидом.

Противопылевая крышка громкоговорителя на лице «Девятки» рухнула вниз.

Бластер выстрелил.

Воздух прорезала желтая вспышка плазмы, осветившая мастерскую так, словно под землей взошли оба солнца Татуина.

Плечевой шарнир «Девятки» взорвался, и сегмент ее манипулятора отлетел в сторону. Она дернулась назад; все ее цепи залила ни с чем не сравнимая волна обжигающей боли. Ее третий оптический сканер вспыхнул яростным светом. Почувствовав ее собственную боль, дро-иды в клетках нетерпеливо задвигались взад и вперед.

Бластер выстрелил снова; дроид в униформе шагнул вперед, лязгая двигательными придатками по каменному полу.

Вторая рука «Девятки» превратилась в плазменный шар.

Еще два быстрых выстрела отделили ее ноги, и «Девятка» свалилась на пол, под неподвижный корпус серебристого дроида.

Боль не поддавалась описательному кодированию. Никогда прежде «Девятка» не чувствовала такого единения с окружающей обстановкой. В глубине операционной системы она желала, чтобы дроид стрелял еще и еще, чтобы ее боль никогда не прекращалась.

Но, к великому ее сожалению, дроид спрятал бластер в кобуру; функции оружия были выполнены. Она смотрела, как дроид снимает с головы шлем.

«Девятка» просчитала, что с восьмидесятитрехпроцентной вероятностью перед нею тот самый золоченый дроид, но, к еще большему своему удивлению, она не смогла идентифицировать лицо своего противника. Это был всего-навсего дроид серии 1-2, похожий на тех, которых она с таким успехом…

В происходящем вдруг появился смысл.

— Я 1-2-4Ц-4-1, — произнес дроид.

Плащ за его плечами затрепетал.

— Диспетчер. Второй класс. Ты дезактивировала остальных из моей партии. Нужно сбалансировать уравнение.

«Девятка» полностью обработала его аргумент. На этот раз он звучал логично.

4-1 подошел к консоли с каким-то тонким инструментом в руке. «Девятка» услышала неприятный звук открывающихся клеток.

— Тебя неверно проинформировали, — сказала она. — Эти дроиды больше не годятся для работы. Они теперь предметы искусства. Мои шедевры.

4-1 повернулся к ней; — Они годятся для одной последней работы.

«Девятка» услышала новые неприятные звуки: грохот и царапанье волочащихся по полу обесточенных конечностей, мокрое чавканье свисающих проводов, ползущих по лужицам застывающего охладителя. Дроидесса наклонила голову, пытаясь разглядеть, куда двигаются дроиды, но она лежала вдоль стены и не видела их. Гидравлическая жидкость, вытекавшая из дезактивированного дроида, капала ей на череп и затуманивала сканеры. Процессоры единогласно, со стопроцентной вероятностью выдавали следующий шаг 4-1. «Девятка» задумалась о том, насколько такое развитие событий вписывается в ее основной план.