Среда, 29 января 1992 г., 02:55 ночи, 75°15′ южной широты, 113°10′ восточной долготы, Земля Уилкса, Восточная Антарктида.

На нее смотрели мертвые глаза.

Девушка отскочила от безжизненного истерзанного тела, распростертого на дне провала в тысячелетнем льду. Она заморгала, а затем зеленые ее глаза расширились от потрясения. Рот ее, скрытый под толстым шерстяном шарфом — смазанный вазелином, чтобы не обветриться и спастись от сухости в этом суровом, сухом климате, — от изумления превратился в овал.

Первой ее мыслью было: «Этого не может быть».

Но она понимала, что именно это и произошло. Об этом говорили ей ее же глаза. Хотя Зои Кеммеринг было лишь пятнадцать лет, она уже немало повидала, чтобы доверять своим пяти чувствам больше, чем эмоциям. И кроме того, она уже успела повидать смерть за всю недолгую свою молодую жизнь, чтобы распознать все признаки ее присутствия здесь.

Зои пристально смотрела на человека, жестокая гибель которого оставила ее в полном одиночестве посреди замерзшей Антарктической пустыни. Его пустые глаза, словно в ответ, смотрели на нее, уже застывшие от холода в этом сухом климате, при резко минусовых температурах. Их уже покинула жажда открытия, которая привела сюда этого человека. Его прежде острый взгляд теперь превратился лишь в белый лед глазных яблок.

Единственное, что было ей хорошо знакомым в этом истерзанном трупе, это полуулыбка, застывшая на бородатом лице. Зои прекрасно помнила эту улыбку, ибо она наблюдала ее каждый день своей жизни. Иногда враги погибшего считали это выражение его лица ухмылкой, но Зои знала, что этот добрый и замечательный человек не был способен ни на кого ухмыляться. Эта полуулыбка проистекала из его убеждения в том, что жизнь является тайной, разгадать которую невозможно.

За всю свою жизнь Зои лишь раз видела, как эта улыбка однажды исчезла с его лица. Это было в тот день, когда умерла ее мама. Зои Кеммеринг смахнула навернувшиеся слезы, лишь теперь осознав, что стала сиротой.

Борясь со своим горем, грозившим поглотить ее и сокрушить, она склонилась над трупом своего отца. Протянув к его лицу руку в перчатке, Зои осторожно закрыла ему глаза. Когда она это сделала, она ногой задела за обломки разбитых нарт, на которых ее отцу суждено было прибыть к своей смерти на дне этого провала.

Среди разбросанных внизу обломков нарт и большей части их приборов и припасов лежали изуродованные трупы собак в упряжке. Среди этих обломков была и разбитая спутниковая радиостанция — единственная связь Зои с внешним миром.

После катастрофы, унесшей жизнь ее отца, девочке потребовалось около трех часов, чтобы спуститься в эту трещину. Этот провал открылся словно по мановению волшебной палочки или волей какой-то злой силы, так как его не существовало еще за пару мгновений до того, как он поглотил собачью упряжку ее отца. Разлом во льду, казалось, словно намеренно раскрылся прямо перед ними, как будто специально намереваясь поглотить и отца, и дочь.

Лишь благодаря мастерству и самообладанию шедшей впереди ездовой собаки Зои была избавлена от той же участи, которая постигла ее отца. Ее собаки как-то сумели в самый последний момент увернуться, едва избежав верной гибели.

Но вот отцу ее не повезло. «Но ведь так всегда было, ему никогда не везло», с горечью вспомнила Зои. Ее отец от столь многого отказывался, и лишь во имя того, чтобы доказать верность своих научных теорий.

«И вот теперь, оказавшись уже так близко от окончательного открытия, он погибает». «Ну почему так?», горько простонала Зои.

Единственным ответом ей было завывание полярного ветра.

Отбросив, однако, в сторону свои эмоции, Зои огляделась по сторонам. Со всех сторон ее окружали ледяные стены трещины, возвышавшиеся над ней. Казалось, они даже сдавливали ее, и Зои поняла, что провал в тысячелетнем льду может закрыться столько же внезапно, как и открылся.

«Спускаться сюда было ошибкой», поняла она. «Я и так знала, что папа погиб. Мой спуск сюда лишь поставил поиски под угрозу. Теперь же мне нужно выбираться отсюда — и как можно быстрее…»

На мгновение Зои задрожала. Ей вспомнились слова ее отца, которые он часто повторял в те несколько недель и даже месяцев после смерти мамы: «Старайся думать, как ученый, Зои, а не как испуганная маленькая девочка». Она всегда старалась его слушаться, но порой это было так тяжело.

Особенно сейчас…

С усилием воли девушка заставила себя позабыть страхи и то, что было в прошлом, и сосредоточиться на первоочередной задаче.

Сейсмическая активность, вызвавшая появление подобной трещины, являлась крайне странным явлением для этой части Антарктиды — феноменом настолько мощным, что он был наверняка зафиксирован относительно недалеко отсюда расположенными базами, такими как станции Мак-Мердо и Скотт.

Такая сейсмическая активность была весьма необычной, но она, безусловно, подтверждала одно из ключевых положений теорий ее отца. И если остальные положения его гипотез были столь же верны, Зои находилась уже близко от того места, куда намеревался попасть ее покойный отец. Очень близко.

Может быть, даже менее километра.

Зои понимала, что ей придется принять решение, решение, касающееся самого ее выживания. О том, что они с отцом находились здесь, не знал никто — во всяком случае, никто из тех, кто мог бы помочь. Большая часть научных журналов и записей ее отца находилась у ее дяди Джека, и он знал о маршруте, по которому они планировали двинуться. Но дядя Джек дал отцу клятву, что никому не расскажет, куда они собирались направиться — да и в любом случае, у Джека не было никакой возможности организовать экспедицию в Антарктиду для их спасения, если они попадут в беду.

Зои могла бросить поиски и попытаться добраться до какой-нибудь исследовательской станции или поселка на Антарктическом побережье моря Росса. И хотя она была уверена, что все еще находится в той части Антарктиды, на которую претендует Австралия, американская база Мак-Мердо или новозеландская станция Скотт находились всего в нескольких днях пути от ее нынешнего положения.

Однако найти любую из этих баз было почти невозможно, учитывая отсутствие у нее продуктов, снаряжения и навигационных приборов, или хотя бы даже спутниковой связи, чтобы подать сигнал о помощи.

Другим же вариантом было двигаться дальше, идти вперед, в неизвестность.

«Нет», вдруг поправила себя Зои. «Совсем не в неизвестность! Мне точно известно, что я там обнаружу. Всё, абсолютно всё указывает на то, что гипотезы моего папы верны!»

А это означало, что в считанные часы ранее не обнаруженный, долгожданный полярный проход, которого они так долго искали, откроется впервые за миллиарды лет. И в течение всего нескольких дней люди смогут проникнуть в подземный мир, скрытый в самом центре Земли.

Впервые за сотни тысяч лет люди смогут вернуться на свою настоящую родину во Вселенной. В место, которое, возможно, является истинной колыбелью человечества.

В мир, известный под разными названиями. Древние греки называли его Аидом, землей, которой правит бог того же имени. Средневековый алхимик Джакомо Казанова называл его Икозамероном[1] и окрестил его подлинным раем. Еще в 1692 году астроном Эдмунд Галлей предположил, что Земля полая и заполнена концентрическими сферами. В 1820 году американский исследователь Джон Кливз Симмс назвал мир в центре Земли Симмсзонией. Писатели Жюль Верн и Эдгар Райс Берроуз исследовали его в своей фантастике. Берроуз назвал эту свою доисторическую землю Пеллюсидаром[2].

Много гипотез. Много названий. Но истинное имя лишь одно.

Эдемский Сад.

Размышления Зои были прерваны каким-то странным звуком. На скалах где-то высоко над собой она услышала, как ее ездовые собаки испуганно и тревожно заскулили.