— Эй, парень, смотри, да смотри же, вот она, — сдавленно прошипел Макферсон, толкая приятеля под руку.

Гарри пролил пиво, выругался, поднял глаза и…

По освещенной мягким золотистым светом сцене шла, нет, выступала, нет, плыла… богиня, настоящая богиня.

Высокая, стройная, с длинной шеей и гордо вскинутой головой, она могла соперничать с любой из верховных богинь Олимпа. Копна белокурых волос, собранных высоко на затылке, рассыпалась вдруг золотым водопадом, окутав ее почти до бедер и вызвав у зрителей такой стон, что стены содрогнулись.

Гарри смотрел, позабыв закрыть рот, не понимая, спит он или бодрствует, не привиделось ли ему это потрясающее создание, не плод ли это воображения, разогретого выпитым за день и вечер и предыдущими выступлениями.

Но нет, она снова повернулась и одарила его взглядом пронзительных ярко-голубых глаз — холодным, полупрезрительным, полунасмешливым, приведшим его в чувство и вернувшим к действительности. И он услышал вопли, мяуканье, хрюканье и ржание, перемежающиеся всеми известными и неизвестными ему похабностями, лившимися со стороны шайки Грязного Тедди.

— Ах ты, шлюшка… Какие у тебя титьки… Дай-ка я тебя… Ишь ты… Иди-иди сюда, мы тебя тут по очереди вы…

И поверх всех голос самого Тедди:

— Иди, спляши у меня на коленках… даю сто баксов! Не хочешь? Ах ты… Двести баксов! Ах так… Ну я тебя… Иди, кому говорят, ты б…

Он встал со стула, харкнул на пол, вскарабкался на сцену и направился к белокурой богине. Этого уже Гарри снести не мог. Он вскочил, едва не опрокинув столик, и в мгновение ока оказался в центре событий — между красавицей и отвратительным чудовищем, тянущим к ней лапы и истекающим похотливой слюной.

— Вали отсюда, козел д… — прошипел Тедди, пытаясь оттолкнуть неизвестно откуда взявшуюся помеху.

На сцену уже лезли его дружки, размахивая цепями и ножами, но Гарри, как отважный рыцарь, грудью встал на защиту чести прекрасной дамы, ни на секунду не задумавшись о том, имеется ли она у стриптизерши, и если да, то нуждается ли в защите.

Последнее, что он запомнил, — это отвратительный звук, раздавшийся в тот момент, когда его кулак встретился с переносицей Грязного Тедди, и последовавший за этим душераздирающий вопль пострадавшего противника. Потом голова словно взорвалась и рассыпалась на тысячи разноцветных осколков…

— Гарри… Гарри… Ну, приди же в себя… Постарайся, друг, давай…

Он с огромным трудом разлепил веки и попробовал сесть, но тух же упал обратно. Голова перестала походить на разбитый витраж и превратилась в один большой гудящий свинцовый котел.

Несчастный застонал и попытался поднять руку, но и она отказывалась подчиниться. Еще никогда в жизни Гарри не ощущал себя таким разбитым, да нет, что там разбитым, разобранным на мелкие составные части, каждая из которых болела невыносимо, нестерпимо, отчаянно.

— Гарри, ну как ты?

Прямо над ним маячило лицо Пата с непривычным, взволнованно-перепуганным выражением, а за ним еще чье-то, только, пока он не мог понять, чье именно.

— Жутко… — не сказал, прохрипел Гарри. — Что это было?

— Тебя избили дружки Грязного Тедди. После того как ты сломал ему нос, а Бэбс тяжко ранила его мужское достоинство. Говорят, он вряд ли будет трахаться в ближайшем будущем, если вообще когда-нибудь сможет. Верзила Поттер и Бобби-Робби постарались, чтобы тебе этот вечер запомнился тоже. А Счастливчик Стоннерт поклялся, что, как только его выпустят, он до тебя доберется…

— Счастливчик Стоннерт?! О Господи, только этого еще не хватало… А ему-то какое дело?

— Ты, видно, еще в себя не пришел, Гарри. А если пришел, то надо признать, совершенно не годишься на роль репортера даже в нашей дыре. Неужели ты не знаешь, как Счастливчик хотел, чтобы его сестренка Джил вышла за Тедди? А теперь, если он так пострадал, как говорят, Джил ни за что не согласится. А для Счастливчика благосклонность Тедди крайне важна, потому что…

— О-о-о… — снова застонал раненый. — Хватит, Пат, пощади. Не нагружай меня подробностями. Дай-ка виски глотнуть.

— Ты уверен? — с сомнением спросил Пат. — Думаю, тебе все же лучше доктору показаться…

— Брось, Пат, и так тошно.

— Но я уже позвонил…

Дай виски, черт бы тебя побрал! — рявкнул Гарри, окончательно выходя из себя, но не выдержал нового приступа боли, вызванного перенапряжением связок, и потерял сознание.

— Не знаю, что делать, — неуверенно произнес Пат, оглядываясь на Бэбс.

— Чего тут знать? Я в вашей дыре всего три дня, и то понимаю, что дело пахнет керосином. Их хоть до утра-то продержат?

— Надеюсь. Шериф — мужик суровый, он эту банду ненавидит лютой ненавистью. Только вот у Грязного Тедди лучший адвокат в нашем городе…

— Черт! У такого мешка с дерьмом еще и адвокат есть?

— Но-но, детка, что за выражения из таких миленьких губок?

— Слушай, Пат, ты неплохой парень, хоть и пускал слюни в том хреновом кабаке, но не доводи меня до крайностей. Не забывай, что стало с этим вашим пугалом.

Тут уж Макферсон окончательно протрезвел и разозлился вовсю.

— А теперь ты, Бэбс, послушай меня. Я, может, и пускал слюни, как и положено нормальному мужику, когда он видит такие сиськи, вываленные напоказ, но сейчас я твой единственный друг. Это ясно? Берт тебе в этой ситуации ни черта не поможет. Он трус. А впрочем, кто бы повел себя по-другому, когда такая миленькая компашка в любой момент может разорить его заведение? Так что на помощь Берта даже не рассчитывай. И что-то подсказывает мне, что твои «коллеги» по шоу тоже едва ли пожелают вступиться за тебя. Слишком уж ты аппетитный кусочек для нас, мужиков, чтобы бабы к тебе хорошо относились. Я прав, а?

Девушка вздохнула. Сверкавшее в глазах голубое пламя погасло словно по мановению волшебной палочки.

— Конечно, Пат. Извини, что вспылила. Ты, безусловно, прав.

— Так-то оно лучше, крошка… Не говори с дядей Патом как с каким-то недоумком и не забывай, что ты и только ты навлекла на нас все эти неприятности.

— Я?!

— Да-да, ты. Потому что именно ты привлекаешь всех подряд, включая и подонков типа Грязного Тедди, и потому что выглядишь на этой сцене более чем доступной. Я так считаю: если девчонка не хочет, чтобы ее лапали, она в такое дело и не лезет. А мой дружок, наивный простофиля, решил заступиться за тебя, словно ты неопытная и невинная девица, попавшая в беду, а не искушенная танцовщица в стриптиз-клубе.

Она не ответила, лишь стиснула зубы и посмотрела в сторону. Потому что Пат был, безусловно, прав. На сто процентов. На сто пятьдесят. Можно говорить сколько угодно, что не ее вина в том, что она родилась красивой. О да, тут спорить не о чем. Но никто не вынуждал ее войти три дня назад в этот огромный сарай под неоновой вывеской с изображением полуобнаженной девицы, подмигивающей проезжающим, и встретиться с хозяином. Так же, как и две недели назад, сделать то же самое в другом городке в ста милях к востоку отсюда.

— Ладно, Бэбс, не дуйся. Сейчас не время для споров и разногласий. Надо решать, что делать.

Покашливание за их спинами возвестило о прибытии доктора Ринглета.

— Так-так-так… Кто это тут у нас? Ах, молодой Джодди. Так я и думал, что рано или поздно ему понадобятся мои услуги.

— Это почему? — вслух удивилась Бэбс.

— А вы кто такая, юная леди? — полюбопытствовал доктор, окинув ее быстрым, но очень внимательным взглядом.

— Ммм… да просто… никто, — смутившись, ответила она и отступила в темноту.

— Угу, ясно, никто. Так вот, к вашему сведению, мисс Никто, когда молодой человек ведет такой образ жизни, как наш уважаемый представитель прессы, он рано или поздно бывает вынужден обратиться за помощью, — назидательно произнес Ринглет, осматривая Гарри. — На мой взгляд, ничего особенно страшного у него нет. Но на всякий случай надо отвезти его в больницу и сделать рентген. Проверить, нет ли переломов или трещин.