Тут и подвернулся пропадающей от тоски аристократке возможность поразвлечься, использовав для этого бравого поручика гусарского полка.

Должен признать, обозлился я тогда преизрядно. Не сдержался-с. Когда, спустя месяц, было мне предложено удалиться, ввиду отъезда мадам, и заканчивающегося отпуска, достал я саблю… Она очень неплохо сражалась, да-с, но куда нежной барышне, пусть даже и из кровососущей породы, тягаться с лучшим фехтовальщиком Ахтырского полка? Тем более, что скорость движений у нас была равной. В общем, отрубил я ей голову, прежде чем она чары свои применить успела. По новой своей привычке, и крови её хлебнул немного, отчего возможностей, надо сказать, прибавилось у меня вполне порядочно.

Потом, по особнячку её прогулялся, слуг истребляя. Занятие, для офицера, конечно неподходящее, ну да на войне и не таким заниматься приходилось. В общем, никто не ушел. В подвале комнатенку, телами людишек местных, полностью обескровленных, обнаружил, и на душе сразу спокойнее стало.

Но не полностью. Я-то ведь, нынче в том же состоянии пребываю! И пусть теперь, крови Сангрени выпив, я и на солнце выходить смогу, (Да-с, господа. Молодых вампиров, вроде вашего покорного слуги, солнце дотла сжигает, только после семидесяти лет ему противостоять возможно становится. Ну, или если более древнего вампира убить удастся, да кровь его выпить. Тогда вся сила проигравшего — победителю достается. Напрасно мне Сангрени об этом рассказала… Ох, напрасно.) да только кровь людскую пить мне все равно придется. И решил я тогда, в усадьбу свою родную съездить, да с отцом Савелием посоветоваться. Благо, оставалось у меня еще несколько дней отпуску, как раз на дорогу бы хватило. Это и было моей большой ошибкой. Впрочем, не самой большой…

А что бы вы на моем месте делали? Поневоле хотелось с кем-то о произошедшем поговорить, но подходящего человека никак не находилось. Другие вампиры? Так ближайших, я сам извел, а чувство крови (полезнейший навык господа. Ему меня тоже Сангрени научила) показывало, что все подобные мне создания находятся от меня весьма далёко.

Сослуживцы, давние товарищи по боям и широким застольям? Пропустят мимо ушей — в лучшем случае отделаются несколькими словами и предложением «выпить за господина поручика, который немного слишком переувлекся сочинениями лорда Байрона, и за его очередное приключение». Душевные люди, надежные, но тут от них проку маловато будет. А поговорить с кем-то надо, все нутро переворачивается. Да, я и раньше убивал — на войне, на дуэлях, разбойничков как-то раз пострелял, что одиноко едущего гусарского поручика пограбить решили. Дело обычное. Но убивал просто, не как сейчас, когда нужна была еще и кровь. Непривычно как-то… Да и где разбойничков столько набрать, чтоб прокормиться можно было? На войну, что ли податься? О переводе на Кавказ попросить? Там, говорят, снова чеченцы пошаливать начали.

Так, в расстройстве чувств, я и вернулся в родное поместье. Приказчик вертелся юлой, однако мне было не до этого мошенника. Переменив лошадь, я галопом направился к недальней церквушке у села, где и командовал приходом отец Савелий.

Старик мне очень обрадовался. Выставил чай, пряники. Посидели. Тут я ему все и рассказал. В начале он мне не поверил, и посоветовал, никогда больше не мешать коньяк с шампанским, а водку пить не более полуштофа в неделю. Но когда я ему показал кое-что из науки madame Сангрени, тут же стал очень серьезен. Пообещал покопаться в книгах, да посмотреть, что к чему, с иерархами посоветоваться. С тем я от него и ушел. Переночевал в поместье, да и убыл в расположение полка. Как раз, к концу отпуска успел.

Через пару недель, когда вновь начал я позывы голода вампирского испытывать, приехал он, да не один, с монахами какими-то. Вызвали меня к полковнику, да и говорят, что, вот мол, Аркадий Бельский, по просьбе Синода, и приказу императора Российского, поступаешь ты в распоряжение святой матери нашей, церкви, на срок неограниченный, доколе надобность в тебе у них не отпадет. Не посрами мол, отечество. Я что, откозырял, запись в полковой книге отметил, и «поступил в распоряжение».

Отъехали мы до монастыря недалекого, там-то отец Савелий мне и объяснил, что, мол, обращен я в тварь диаволову, диавольской силой и людской кровью питаемую, и погибнет душа моя, навеки в ад попав, ежели не отрекусь я от своей новой силы. Грустно мне тут стало. Успел уже к возможностям своим новым привыкнуть, жаль отказываться, да ничего не попишешь.

Говорю, согласен, мол отречься, да только как сделать-то это? Тут он мне и принялся объяснять, что есть, мол, обряд специальный, как раз для этого предназначенный, и все, мол, хорошо будет, вновь я человеком стану, и жить счастливо, как и прежде буду. А сам в глаза не смотрит, отворачивается. Понимаю я, что дрянь дело, и вряд ли переживу обряд этот, но что делать… Согласился уже. Да и не к лицу офицеру русскому, церкви православной бояться. Мало я, что ли, на войне в глаза костлявой заглядывал? Можно и еще раз рискнуть.

Пришел в церковь, при монастыре, лег, где указали, окружили меня иконами, и началось. Долго ли продолжалось, — не ведаю, только чую, хуже мне и хуже. Вскоре ни пальцем пошевелить, ни глазом моргнуть, ни даже вздохнуть не мог! Благо, что вампирам дышать не обязательно.

Тут прекратилось все, и отец Савелий ко мне подходит, а сам смотрит, виновато так, и говорит, значит: — Прости меня, сыне. Обманул я тебя. Нет у церкви святой, способа излечить тьмою рожденных, каким ты стал. Обряд этот лишь сковал тебя, чтоб сопротивления, дьявольской силой одержимый, ты нам оказать не мог, пока то, что в такой ситуации делать должно, исполнять мы будем. Сейчас же поднесли ему елей, и стал он соборовать меня, как умирающего.

Закончил, и говорит вновь: — Последнее осталось. Покойся с миром, и да примет тебя господь средь ангелов своих. Не переживай, сын мой, за кротость, тобою проявленную, прямо в рай попадешь. Потерпи немного.

Достал он откуда-то кол деревянный, молоток, да и вогнал мне тот кол прямо в сердце! Дурак, право слово… От кола того мне ни холодно, ни жарко, только мундир попортил, да дыру в теле пробил. И не совестно же супостату было так надо мной издеваться?

А после были похороны. Закопали меня, в гробу закрытом, на монастырском кладбище тайно, как бродягу какого-то, и забыли, наверно.

Да вот только, соврал отец Савелий, как последний басурманин соврал! Никакого рая! Лежал я себе потихоньку в скуке великой и даже пошевелиться не мог! Из всех изменений обстановки окружающей, лишь количество червей, проползающих мимо по своим делам непонятным. Сначала считал от тоски неодолимой, а потом и бросил, до ста тысяч досчитав.

Кол осиновый, на вампиров её разновидности, как мне Сангрени говаривала, действия ровно никакого не оказывает, но от этого, знаете ли, ощущение дыры в груди приятных эмоций не добавляет. Никому бы не порекомендовал, господа! Пренеприятнейшие ощущения! Да еще он, кол проклятущий, гниет помаленьку, неимоверное желание почесаться вызывая. Ан нет, не судьба… Только и оставалось, что мысли нерадостные думать, да отца Савелия ругать по матерному, неведомо чего дожидаючись. Разве что господа археологи с лопатами пожалуют, исторические окаменелости откапывать. Вот уж удивлены будут, когда вместо ценного раритета эпохи минувшей, обнаружат гусара в плохом настроении…

Мысли этой хватило ненадолго, вновь хандра подкралась незаметно. Пришлось занимать голову не столь уж приятным занятием — вспоминать те книги, что перелистывал по настоятельным требованиям мадам Сангрени, впоследствии столь грубо меня оскорбившей. Не знаю уж, на сколько времени мне хватило сих занятий, но вспомнил я все премудрости, в книгах описанные, до последней буковки. Вот только, излишнее количество премудрости книжной, способно вызвать глубокий и крепкий сон. Право слово, еще на экзаменах в кадетском корпусе примечено, да не только мной, но и всеми остальными знакомцами.

В общем, сморило меня от души и по всему видно, надолго. Оно и правильно, спешить, как сами понимаете, некуда, да и вокруг ничего особенно интересного не происходит. Ан вдруг разбудили, собаки. Интересно, кому приспичило мою могилку кровью человеческой поливать? Вернейшее и надежнейшее средство вывести вампира из сна, да и от чар любых избавляет. Приятно вновь способность двигаться обрести. Ну, так что, будем опознание пробудивших меня проводить? Там и решим — благодарность перед строем объявлять или же использовать в качестве сытного обеда и калорийного ужина. Впрочем, сейчас и выясним. Поживем господа!