В конце XVII века был и построены в монастыре сохранившиеся до наших дней кирпичные кельи, вытянутые вдоль восточной стены монастырской ограды. Тогда же появились первые каменные игуменские кельи у Святых ворот, в настоящее время вошедшие в объем двухэтажного кирпичного здания, примыкающего с юга к колокольне.

В 1835–1836 году в монастыре была выстроена по проекту архитектора Н. И. Козловского, возможно, с использованием кладки Святых ворот, существующая поныне колокольня с надвратной церковью. Но ворот как таковых здесь не существовало, поскольку в среднем пролете разместился церковный придел, в южном заключена лестница на верхние этажи. Замкнутым стало и северное помещение. Со стороны Рождественки тема торжественного входа в монастырь решается зрительно лестницами-всходами. Внутри колокольни сохранились фрагменты первоначальной росписи.

В канун Октябрьского переворота монастырем руководила настоятельница игуменья Ювеналия и казначея монахиня Серафима. Монастырь располагал тремя штатными священниками и двумя дьяконами.

Память о Петре I Великом, как назвали его уже современники. В городе его рождения, детства, юности, появления первых государственных планов, прихода к власти, первом и окончательном, эта память не отмечена ничем.

Место рождения – до сих пор остается неизвестным. Коломенское ли это или Измайлово? Возникновения флота – тихая Серебрянка с ее прудами, исчезнувший Красный пруд, Яуза и уж, во всяком случае, не Москва-река. Построения армии и ее первых маневров – Преображенское, Кожухово. Строения новой столицы или прообраз Санкт-Петербурга – Лефортово, берега Кокуя. Следы великого прошлого не просто России – Российской империи до сих пор даже не подлежали здесь восстановлению.

Еще важнее другое. Полностью сохранившийся памятник этого времени, связанный с самим родом Преобразователя, – Высокопетровский монастырь никогда не возникал, не существует и сейчас в этом качестве: сторожи великих перемен в государстве и народе. И хотя десятилетиями здесь помещалось руководство Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, его руководители невозмутимо наблюдали из окон превосходных кабинетов, сохранивших внутреннее убранство XVIII века, как был очищен от каменных надгробий семьи Петра I Боголюбский собор, чтобы освободить помещение для репетиций танцевального ансамбля «Березка», как в склепе над могилой родного деда Преобразователя трудилась замызганная бойлерная, в монашеских кельях – без малейшей оглядки на прошлое – функционировал Литературный музей, отказывавшийся не только переместиться, но даже вообще принять в свой состав мемориальные, подлинные дома Н. В. Гоголя и И. С. Тургенева, а уникальные в архитектурном отношении, и притом единственные в Москве, окруженные аркадами-гульбищами внутренние дворы служили местом хранения-свалки скульптурных обломков организации Росизо. Робкие реставрационные вкрапления только подчеркивали общее духовное запустение, никого не призывавшее к действию.

Прошлое монастыря – оно уходит ко временам Куликова поля. Испокон веков к нему вела дорога из поселения на Боровицком холме, потому что в районе нынешних Петровских ворот располагалось одно из сел, связываемых с именем полулегендарного Стефана Кучки, – Высокое, в южной его части. Именно этот монастырь положил начало северному полукольцу московских монастырей.

В летописи обитель впервые упомянута в 1377 году, и источники связывают ее появление со временем Ивана Калиты, а название с именем сподвижника Калиты, московского святителя митрополита Петра. Поэтому первоначальное название монастыря Петровский, Петропавловский, а после канонизации митрополита – Петровский. Оба названия одинаково применялись в документах вплоть до XVIII столетия. Иногда его называли и Павловским, но всегда с добавлением топографического уточнения – «на Высоком».

Имел в своем первоначальном виде монастырь деревянные стены и соответствующие земляные укрепления и деревянный собор, который в 1514 году знаменитый строитель кремлевских соборов Алевиз Фрязин заменил каменным, поныне существующим, во имя Петра Митрополита. Это один из самых ранних образцов столпообразных храмов в русском зодчестве. На восьмилепестковом нижнем ярусе возвышается световой, перекрытый сводом восьмерик, который завершает граненое шлемовидное покрытие. Позднее собор приобрел низкую, огражденную парапетом галерею-гульбище на арках с широкими всходами. До Великой Отечественной войны внутри храма сохранялся резной иконостас 1690-х годов. «Лепестковая» форма плана собора впоследствии стала предметом подражания для многих русских зодчих. Несмотря на небольшие свои размеры, храм Петра Митрополита до конца оставался соборным, по своему значению первенствующим в монастырском ансамбле. Все остальные части ансамбля появились уже в конце XVII века и были связаны с приходом к власти Петра и его родных по материнской линии – Нарышкиных.

Семейная усыпальница в Петровском монастыре – Высокопетровском, как его станут называть, – богатейшие вклады родных по «в бозе почивших», торжественные надписи о «болярах» и «болярынях» на искусно резанных белокаменных надгробиях не меняли главного – ни богатством, ни знатностью скромные служилые дворяне Нарышкины не отличались. Жили туго, безвестно, если бы не «случай» Натальи Кирилловны.

Приглянувшаяся недавно овдовевшему сорокалетнему царю молоденькая красавица – то ли воспитанница, то ли нахлебница в семье всесильного царского любимца Артамона Матвеева – была одного возраста с царскими детьми. Разница в двадцать с лишним лет стала в глазах Алексея Михайловича лучшим и неопровержимым доводом в ее пользу, вопреки советам многих бояр и бурному недовольству царевен-дочерей.

В январе 1671 года была сыграна свадьба. Оставалось позаботиться, чтобы нищая царицына родня не позорила своей «скудостью» царского обихода. Кирила Полуехтович Нарышкин получил один за другим чины думного дворянина и боярина, а вместе с ними и щедрой рукой наделенные вотчины. Села Поворово, Родинки, дом в начале Воздвиженки (№ 3), ранее принадлежавший родственнику первой супруги Алексея Михайловича И. Б. Милославскому.

Ждали нового боярина и большие богатства, и высшие государственные должности, если бы не смерть в январе 1676 года, через пять лет после женитьбы, сорокасемилетнего царя-зятя.

Приход к власти юного Федора Алексеевича, старшего сводного брата Петра, ничего хорошего Нарышкиным не предвещал. Золотой дождь царских милостей кончился бесповоротно. Еще опаснее была возможность в любой день лишиться по воле нового царя, вернее – его сестер и советчиков, всех дареных вотчин. Так оно и случилось и с Родинками, и с Поворовом. Кирила Полуехтович заторопился обзавестись благоприобретенным имуществом, которое конфискации не подлежало.

Была купля-продажа земель делом нелегким и долгим, но, по счастью, подвернулось село Семчино, с которым обстоятельства складывались достаточно благоприятно. По вступавшему в силу духовному завещанию прежнего владельца оно доставалось шести наследникам. Необходимость продажи каждым своего добра для общего справедливого раздела была очевидна. В результате в 1676 году Кирила Полуехтович Нарышкин стал владельцем, как свидетельствует о том хранящаяся в архивном фонде Министерства юстиции Переписная книга № 9813, «села Семчина, по новому прозванию Петровского, купленного у князя Петра Семеновича Прозоровского, а в селе двор становой, в нем живут прикащик и 4 человека конюхов, 5 дворов крестьянских, людей в них 16 человек и 5 дворов бобыльских, в них 17 человек». В Отказной же книге 1676 года упоминалось, что «к сельцу Семчину и деревне старой Семчиной роща большая по пушкинской дороге березовая, сосновая и еловая в длину на полтретьи версты, и поперег на полверсты, другая роща круглая, березовая в длину на полверсты, поперег тож». Речь шла о будущем Петровском-Разумовском.