В Смутное время монастырь неоднократно переходил из рук в руки. В 1610 году его захватили иностранные полки. В 1611-м в нем стояли две роты польского войска и отряд немецких наемников. 22 мая 1611 года войска первого московского ополчения овладели Белым городом и на следующий же день Новодевичьим монастырем. Но в июле опять появились иностранные части. Особенно бесчинствовали здесь казачьи отряды И. Заруцкого, перешедшего в это время на сторону польского короля Сигизмунда. Монастырские сокровища были разграблены и сожжены, казаки, по словам летописца, «церковь и монастырь выжгли».

22 августа 1612 года второе народное ополчение под руководством Д. Пожарского и К. Минина встретило неподалеку от монастыря польские отряды гетмана Ходкевича. Поляки переправились через Москву-реку именно у Новодевичьего монастыря и напали на отряды Пожарского у Чертольских ворот. Семичасовая кровавая битва закончилась поражением и бегством Ходкевича. Два дня спустя поражение иноземных отрядов оказалось полным. И сразу же после освобождения Москвы от врагов ополченцы освободили и монастырь.

Настоящей строительницей Новодевичьей обители становится царевна Софья. В годы ее правления возобновляются сохранившиеся до наших дней стены и башни, в основных своих частях на древних фундаментах. Общая их протяженность составляет около 950 метров. По свидетельству документов, площадь обители была несколько меньшей: длина ее стен равнялась 638 метрам и вместо двенадцати ныне существующих башен было всего десять. Посередине северной и южной стен находилось по одной проездной – воротной башне, которые имели фресковые росписи. Над южной проездной башней возвышалась надвратная Покровская церковь, к которой примыкают Мариинские палаты – некоторое время в 1690-х годах в них жила старшая сводная сестра Петра Марья Алексеевна. Церковь и палаты имеют единое архитектурное оформление. Храм и третий этаж палат поставлены на общую для них галерею-гульбище. Существует предположение, что здесь же некоторое время находилась и сама правительница, царевна Софья.

В 1682–1687 годах воздвигается одно из самых больших сооружений монастырского ансамбля – Успенская церковь с трапезной, замечательный памятник так называемого московского барокко. Трапезные в монастырях использовались как для повседневного столования монахов и монахинь, так и для угощения знатных гостей во время годовых праздников и поминальных обедов. Достигающий 400 квадратных метров главный зал трапезной перекрыт единым сводом, без дополнительных опор, что представляло редкое достижение строительной техники тех лет. Многочисленные помещения в западной части здания имели хозяйственное назначение. В расположенных в подклете подвалах варили пиво, квас, хранили съестные припасы.

Парадные трехстворчатые ворота с Преображенской церковью относятся к 1687–1688 годам. На широких белокаменных воротах возвышается стройный четверик церкви, богато декорированный деталями резного белого камня. Верх стен заканчивается полукруглыми раковинами – закомарами и стройной группой пятиглавия.

Внутри церкви – великолепный золоченый иконостас, в создании которого принимал участие один из наиболее известных иконописцев Оружейной палаты Карп Золотарев. С западной стороны к храму примыкают жилые палаты, выстроенные одновременно с воротами для царевны Екатерины Алексеевны, наиболее увлекавшейся архитектурой и оформлением интерьеров дочери царя Алексея Михайловича. Позднее палаты получили название Лопухинских, поскольку в них с 1727 по 1731 год жила и умерла первая супруга Петра I, царица Евдокия Лопухина.

Но одно из лучших произведений русской архитектуры конца XVI–XVII века – монастырская колокольня 74-метровой высоты. Она составлена из шести постепенно уменьшающихся восьмериков. Гульбища ярусов окружает легкая балюстрада. Знаменитый архитектор В. И. Баженов писал: «Колокольня Ивановская (Иван Великий) достойна зрения, колокольня Девичьего монастыря более обольстит очи человека, вкус имущего». Строитель колокольни не только отметил ею центр всего монастырского ансамбля, но и замкнул дорогу, идущую от Кремля. Этим строителем мог быть «подмастерье каменных дел» Осип Старцев, но документальных подтверждений его авторства нет.

Однако строительство колокольни не было завершено. По всей вероятности, не удалось возвести еще двух ярусов. Существующий же шестой относится уже к следующему столетию. В царской семье произошел переворот. Правительница лишилась власти, которая перешла в руки молодого Петра, немедленно прекратившего всякие работы в монастыре. Любимое детище царевны Софьи стало местом ее заключения и смерти.

В 1682 году царевна Софья непосредственно после переворота в пользу родного брата Ивана ничем не заявляет о себе – надо сначала проявить себя, и возможность появляется почти сразу. Раскольники во главе с Никитой Пустосвятом добиваются открытого диспута в Грановитой палате с патриархом и церковными властями. Софья приходит на спор о вере, участвует в нем, а потом делает решительные выводы. Пустосвят как личность опасен для государства – его казнят решением царевны на следующий день, да притом на Лобном месте, на глазах у всей Москвы. Его сообщники разосланы по дальним монастырям. У Софьи не дрогнула рука казнить и руководителей стрельцов – отца и сына князей Хованских, только что обеспечивших ей путь к власти. Их положение среди стрельцов – государство в государстве, связь с раскольниками представлялись ей недопустимыми. В решительности и твердости Софья не уступала Петру. Но зато после этих первых шагов она вставляет свое имя в государственные грамоты, пока еще после братьев и только в документах, не выходящих за пределы страны.

Следующая ступень – имя, писавшееся наравне с обоими царями и притом в зарубежных грамотах. Это происходит в 1686 году после заключения правительством Софьи Вечного мира с Польшей, согласно которому Русское государство получало навсегда Киев, Смоленск и всю Левобережную Украину. Успех правительницы был слишком велик и очевиден.

И все-таки этого было мало. Еще один переворот в собственную пользу? Софья думала о нем, но на него было трудно решиться без предварительной подготовки общественного мнения и у себя, и в Европе. Тогда-то и появляется на свет «Портрет с семью добродетелями», выполненный в Чернигове гравером Леонтием Тарасевичем: одна Софья в окружении арматуры – воинских доспехов и медальонов с семью аллегориями добродетелей. Под стать была и подпись: «София Алексеевна Божиею милостию благочестивейшая и вседержавнейшая великая государыня царевна и великая княжна... Отечественных дедичеств (владений. – Н. М.) государыня и обладательница». Один экземпляр высылается в Амстердам, бургомистру города, который передает его для размножения одному из местных граверов с соответствующими надписями уже на латинском языке: «чтоб ей, великой государыне, по тем листам была слава и за морем в иных государствах, также и в Московском государстве по листам же». Царевна приближалась к зениту своего могущества.

Софья рвалась к власти. Но чего ей действительно не хватало, так это умных и дальновидных соратников. Высокообразованный, прекрасно разбирающийся в дипломатии, но мягкий и нерешительный Василий Голицын предпочитал всем перипетиям государственного правления спокойную и удобную жизнь в своем фантастическом по богатству московском дворце на углу Охотного ряда и Тверской. Недаром же в глазах самого французского посланника это ни много ни мало палаццо «какого-нибудь итальянского государя» по количеству картин, скульптур, западной наимоднейшей мебели, книг, витражей в окнах.

Наглый, бесшабашно храбрый и алчный, сменивший Хованских начальник стрельцов Федор Шакловитый. Целая вереница бояр, склонных скорее наблюдать, чем участвовать в действиях царевны, да и поступки Софьи исключали какую бы то ни было помощь. Подобно Петру, она не умела ждать, все хотела делать тут же и сама. Федор Шакловитый признается под пыткой: «Как де были польские послы, в то время как учинился вечный мир, и великая государыня благоверная царевна приказывала ему, Федьке, чтоб имя ее, великой государыни, писать обще с великими государями... и он с того числа приказал площадным подьячим в челобитных и приказе ее великую государыню писать же». Частенько колеблются в своей помощи царевне стрельцы – их-то надо все время ублажать, «остаются в сумнительстве» ближайшие придворные. И опять Софья сама властно диктует, чтобы в 1689 году «в день де нового лета (1 сентября. – Н. М.) на великую государыню благоверную царевну и великую княжну Софию Алексеевну положить царской венец».