— Клянусь ведьмами преисподней! — выругался он хриплым голосом. — Вряд ли я удержусь от того, чтобы не отправить вас к праотцам, дабы этому псу Красному корсару и его четырнадцати прохвостам, что болтаются на площади Гранады, не было так скучно.

На этот раз страшно побледнел корсар. Мановением руки он удержал Кармо, готового кинуться к проходимцу, сбросил с себя плащ и шляпу и быстрым движением обнажил шпагу.

— Сам ты пес, — сказал он дрожащим от ярости голосом, — и не мне, а твоей ничтожной душонке придется отправиться развлекать повешенных на площади!

Жестом приказав освободить место, корсар двинулся навстречу врагу. Уверенно и ловко став в позицию, он привел в замешательство авантюриста.

— Смелей, ваше сатанинское величество! — процедил корсар сквозь зубы. — Смерти осталось немного вас ждать.

Проходимец стал в позицию, но внезапно выпрямился и сказал:

— Одну минуту, кабальеро. Когда скрещиваются шпаги, каждый имеет право знать имя своего противника.

— Я гораздо благороднее тебя, этого достаточно?

— Нет, я хочу знать ваше имя.

— Ну что ж, тем хуже для тебя, ибо с ним ты отправишься в тартарары.

Подойдя к нему, корсар сказал ему на ухо несколько слов. Забияка вскрикнул не то от изумления, не то от ужаса. Он попятился назад, словно собираясь спрятаться за спиной у зрителей и поведать им ужасную тайну, но Черный корсар стал быстро наседать на него, заставив защищаться.

Посетители таверны образовали широкий круг вокруг сражающихся. Африканец и Кармо стояли в первых рядах, но, по всей видимости, не особенно беспокоились за исход битвы. Это особенно относилось к последнему, который знал, на Что способен отважный корсар.

Зарвавшийся забияка с первых же ударов почувствовал, что имеет дело с опытнейшим противником, решившим покончить с ним при первом же промахе. Пуетив в ход все свое умение, он изо всех сил старался отразить сыпавшиеся на него удары.

Однако самозванный граф был не плохим фехтовальщиком. Благодаря своему высокому росту, крепкому телосложению, уверенной хватке и сильным рукам он мог долго сопротивляться, и было ясно, что его не так-то легко измотать.

Ловкий, подвижный корсар, точно реагирующий на любое движение противника, не давал ему, однако, ни минуты покоя.

Шпага корсара постоянно угрожала противнику, заставляя его то и дело уходить в защиту. Сверкающее острие мелькало повсюду: оно то с силой высекало искры из шпаги врага, то молниеносно устремлялось к его груди, вселяя в него ужас.

Спустя две минуты наш задира, несмотря на свою почти что геркулесову силу, начал пыхтеть и понемногу сдавать. Он уже не мог парировать все удары корсара и потерял свою прежнюю самоуверенность. Он понимал, что его жизнь подвергается серьезной опасности и что ему, возможно, на самом деле придется составить компанию повешенным с площади Гранады.

Корсар же, казалось, только что обнажил свою шпагу. Он наседал на противника с ловкостью ягуара, подавляя его своей растущей агрессивностью. Один лишь его взгляд, горевший мрачной яростью, выдавал состояние его души.

Корсар ни на минуту не спускал глаз с противника, словно стараясь заворожить его взглядом и сломить его силу. Зрители раздвигались всђ шире, пропуская зачинщика драки, который все дальше отступал, приближаясь к противоположной стене. Кармо, все время стоявший в правом ряду, начал уже посмеиваться, предвидя развязку этой ужасной дуэли.

Внезапно силач очутился прижатым к стене. Он страшно побледнел, крупные капли пота покрыли его лицо.

— Довольно!.. — прохрипел он измученным голосом.

— Нет, — ответил мрачно корсар. — Моя тайна должна погибнуть, вместе с тобой.

Тогда противник решился на отчаянную выходку.

Сжавшись в комок, он внезапно бросился вперед, нанося налево и направо беспорядочные удары.

Недвижный, как скала, корсар отразил их с одинаковым хладнокровием.

— Ну, а теперь я проткну тебя, — сказал он. Понимая, что все пропало, проходимец вне себя от ужаса принялся кричать:

— На помощь!.. Это Чер…

Но слова замерли у него в глотке. Шпага корсара пронзила ему грудь, пригвоздив его к стенке и оборвав незаконченную фразу.

Кровь хлынула у него из горла, залив кожаный панцирь, который не спас авантюриста от смерти. Страшно вытаращив глаза, он уставился на своего противника стеклянным взором, в котором не угас еще ужас, и тяжело рухнул наземь, сломав пополам клинок, удерживавший его у стены.

— Преставился, — сказал насмешливо Кармо.

Склонившись над трупом, он вырвал у него из рук шпагу и, протянув ее капитану, мрачно смотревшему на искателя приключений, сказал ему:

— Поскольку ваша сломалась, возьмите эту. Черт возьми!.. Это настоящая толедская сталь, уверяю вас, синьор.

Не говоря ни слова, корсар принял шпагу побежденного, взял свой плащ и шляпу, бросил на стол золотой дублон и вышел из таверны в сопровождении африканца и Кармо. Никто из посетителей таверны не двинулся с места.

Когда корсар и оба его спутника прибыли на площадь Гранады, там было настолько темно, что невозможно было разглядеть человека на расстоянии двадцати шагов.

На площади царила глубокая тишина, нарушаемая лишь траурным криком нескольких урубу, несших свою вахту на виселицах пятнадцати повешенных. Не было слышно даже шагов часового, расхаживавшего перед дворцом губернатора, мрачно возвышавшимся перед виселицами.

Прижимаясь к стенам или прячась за стволами пальм, корсар, Кармо и африканец медленно продвигались вперед. Прислушиваясь к каждому долетавшему до них звуку, они вглядывались в темноту и не выпускали оружия из рук, стараясь как можно незаметнее подобраться к казненным.

Время от времени, когда на обширной площади раздавался какой-нибудь подозрительный шум, они замирали в тени пальм или под навесом какой-нибудь двери, тревожно дожидаясь, когда на площади вновь воцарится тишина.

Они были уже в нескольких шагах от первой виселицы, на которой болтался какой-то полуобнаженный бедняк, раскачиваемый ночным ветром, как вдруг корсар указал товарищам на чью-то тень, маячившую возле дворца губернатора.

— Тысяча акул! — пробормотал Кармо. — Часовой!.. Он испортит все дело.

— Да, но у Моко силенки еще не иссякли, — сказал африканец. — Я притащу вам этого солдата.

— И заработаешь пулю в живот, дружище. Африканец ухмыльнулся, обнажив два ряда крепких, как из слоновой кости, острых зубов, и ответил:

— Моко хитер и умеет ползать не хуже змей, которых он дрессирует.

— Тогда иди, — сказал корсар. — Прежде чем спорить, хочу посмотреть, на что ты способен.

— Вы не пожалеете, хозяин. Он дастся мне в руки не хуже кайманов, за которыми я охочусь в лагуне.

Сняв с пояса тонкий шнур из плетеной кожи, который оканчивался петлей и напоминал настоящее лассо, применяемое мексиканскими vagueros[6] для отлова быков, он молча удалился без малейшего шума.

Корсар внимательно следил за ним из-за ствола пальмы, восхищаясь отвагой африканца, почти безоружным решившего пойти на хорошо вооруженного часового, который наверняка окажет ему сопротивление.

— Молодец! — сказал Кармо.

Корсар утвердительно кивнул головой, но не произнес ни слова. Он продолжал следить за африканцем, который змеей извивался по земле, медленно приближаясь к дворцу губернатора.

В это время солдат, дойдя до угла, повернул и пошел к главному входу. Он был вооружен алебардой и шпагой, болтавшейся сбоку.

Видя, что часовой повернулся к нему спиной, Моко пополз быстрее, не выпуская из рук лассо. Когда до солдата оставалось не более двенадцати шагов, он быстро вскочил на ноги, два или три раза взмахнул веревкой и затем уверенно пустил ее вперед. Послышался легкий свист, затем приглушенный крик, и солдат рухнул наземь, выпустив из рук алебарду и отчаянно болтая в воздухе руками и ногами.