– Но ведь ты сказал, – заметил Лансинг, – что конечная Вселенная – это теперь уже не общепринятый факт. Что Вселенная может оказаться и бесконечной.

– Ты не понял самого главного, – проворчал Энди. – Я говорил не о конечности-бесконечности Вселенной. Я хотел показать тебе, что в другие времена существовали люди, проповедовавшие такой же как мой род пессимизма.

И начал я с того, что было бы нам весьма полезно подвергнуться какому-то катастрофическому изменению, которое заставило бы нас изменить образ мышления, поискать иных стилей жизни. Потому что сейчас мы мчимся к концу улицы, которая заканчивается тупиком, глухой стеной. И более того, мчимся мы на полной скорости, и когда врежемся в стену, то, придя в себя, поползем по этой тупиковой улице обратно, спрашивая самих себя, нельзя ли было заранее найти менее болезненный способ направить нас всех на путь истинный. И я говорю – сейчас, пока мы не врезались в стенку тупика, мы должны остановиться и задать себе этот вопрос…

Энди продолжал басисто ворчать, но Лансинг уже не обращал внимания на слова.

И это человек, подумал он, которому я собирался предложить отправиться в небольшое путешествие на уикэнд. Если бы он предложил, то Энди, скорее всего, согласился бы, потому что этот уикэнд его жена проводила у своих родителей в Мичигане. И во время уикэнда Энди был бы уже не в состоянии сдержать поток слов в границах приличия, как сейчас – он бы принялся говорить уже без остановки, без конца. Во время приятной прогулки по осенним холмам нормальный человек ждет удовольствия от тишины и покоя, но в присутствии Энди таких понятий не существовало. Для него существовал лишь бурный поток собственных идей.

Лансинг также мог бы пригласить на уикэнд Алису Андерсон, но этот вариант имел собственные недостатки. Во время нескольких последних свиданий с ней он отмечал в глазах Алисы блеск брачного выжидания, а это, осуществись оно, имело бы последствия еще более катастрофические, чем бесконечные разговоры Энди.

Итак, его и ее мы оставили за бортом, решил Лансинг. Можно самому поехать в холмы. Или закрыться у себя дома, слушать музыку и читать. Возможно, имелись и другие способы приятно провести конец недели.

Он снова включился в поток слов Энди.

– А ты задавался когда-нибудь мыслью, – спрашивал его Энди, – о критических моментах истории?

– Кажется, нет, – ответил Лансинг.

– История переполнена ими. И на них, на их сумме, покоится тот мир, которым мы сейчас располагаем. Мне иногда приходило в голову, что может существовать несколько альтернативных миров…

– Я в этом не сомневаюсь, – сказал Лансинг, но дальше эту мысль развивать не стал. Полет фантазии его друга далеко обогнал его. За окном лежало в полутени здания озеро. Приближался вечер. Глядя на озеро, Лансинг вдруг почувствовал – что-то случилось. Не зная, что именно произошло, он ощутил эту перемену.

Потом он понял, что произошло – Энди замолчал.

Он повернул голову и взглянул на своего друга. Энди усмехнулся.

– Мне пришла в голову идея, – сказал он.

– Какая?

– Поскольку Мейбл уехала навестить своих стариков, мы могли бы что-нибудь придумать вместе на завтра, а? Я, например, знаю, где достать пару билетов на футбол.

– Извини, – сказал Лансинг. – Но я по горло занят.

Лансинг вышел из лифта на первом этаже и направился к двери, ведущей наружу. Когда они уходили, Энди заметил за одним из столиков знакомых и задержался переброситься парой фраз. Изо всех сил стараясь сделать вид, что не замечает этого, Лансинг бежал. Но, сказал он себе, времени мало. Энди может спуститься вниз следующим лифтом. И к этому времени он должен скрыться из виду. Если Энди снова поймает его, то уже не выпустит и потащит куда-нибудь ужинать.

На полпути к двери Лансинг остановился. Бар «Ратшкеллер» находился как раз на один пролет лестницы ниже, а в комнате рядом с баром, если Джексон говорил правду, хранилась сказочная машина. Лансинг переменил курс движения и поспешил к ступенькам, ведущим в цокольный этаж.

Спускаясь вниз по этим ступенькам, он мысленно ругал себя. Никакой старой кладовки там не будет, а если и будет, то никакой машины там не окажется. Что нашло на Джексона и заставило его сочинить такую сказку – он понятия не имел. Возможно, все это была лишь наглая неуместная шутка, и в таком случае студент ничего этим не достигнет. Были преподаватели, которые легко попадались на такую приманку и даже напрашивались на нее – самовлюбленные помпезные болваны, – но Лансинг всегда гордился хорошими отношениями со студентами. Конечно, иногда он подозревал, что студенты считают его мягкотелым. Припомнив свои отношения с Джексоном, он пришел к выводу, что особых проблем с ним никогда не имел. Джексон был просто ленивым студентом, но это едва ли имело отношение к делу. Он старался обходиться с этим студентом со всей возможной вежливостью, и даже иногда пытался чем-то помочь и получить в ответ благодарность.

В помещении бара было малолюдно. Почти все посетители сгрудились вокруг стола в дальнем конце комнаты. Человек за стойкой был занят разговором с двумя студентами. Когда вошел Лансинг, его никто не заметил.

В противоположном конце бара действительно была дверь, именно в том месте, которое описал Джексон. Лансинг с деловым целеустремленным видом направился к этой двери. Ручка двери легко повернулась в его ладони, потом он быстро отворил дверь и сделал шаг вперед, потом также быстро затворил дверь и прислонился к ней спиной.

В центре потолка на проводе висела тусклая электрическая лампочка, единственная в этой комнате. Вид у комнаты был в точности такой, как описывал Джексон – заброшенная кладовая. У одной стены были сложены картонные ящики, в которых когда-то хранилась кока-кола. Примерно посередине сгрудились несколько картотечных ящиков и старинный письменный стол. Судя по их виду, они стояли так уже давно и на них мало кто обращал внимание за это время.

В дальнем конце комнаты стоял игральный автомат.

Лансинг коротко и глубоко вздохнул. Итак, Джексон говорил правду – пока что все совпадало с его рассказом. Но, напомнил себе Лансинг, он мог сказать правду об этой комнате и соврать насчет всего остального. О том, что машина стояла здесь, легко было узнать, заглянув в эту комнату. Но это еще не доказывает, что остальная часть его рассказа правдива.

Свет от лампочки был тускл, и Лансинг осторожно начал пробираться к машине, внимательно следя за тем, чтобы не зацепиться ногой за неожиданные препятствия и не полететь на пол.

Он добрался до машины и остановился перед ней. Она ничем не отличалась от сотни других автоматов, которые были расставлены в сотнях уголков по всему университетскому кампусу, ожидая монеты, которая отправится в их недра, дабы затем наполнить фонды, предназначенные для заботы обо всех неудачливых сынах нации.

Лансинг сунул руку в карман и стал перебирать монеты, обнаруженные там. Нащупав четверть доллара, он вытащил монету и скормил ее машине. С терпеливой готовностью машина заглотила монету, и панель ее осветилась, показав цилиндры с нарисованными значками. Потом машина тихо кашлянула, хмыкнула, словно усмехнулась, словно бы они – машина и Лансинг – были товарищами, только что услышавшими неплохой анекдот.

Лансинг ухватился за рычаг и потащил его вниз с усилием, которого на самом деле не требовалось. Цилиндры завертелись, замигали цветные лампочки.

Потом цилиндры остановились, но ничего не произошло. Как и со всеми остальными автоматами, подумал Лансинг. Этот ничем от них не отличается. Проглотил твои деньги и теперь усмехается, глядя на тебя.

Потом машина заговорила:

– Позвольте узнать, сэр, что вам понадобилось? – спросила машина.

– Гм, я еще не знаю точно, – пораженный, ответил Лансинг. – Кажется, мне ничего не нужно. Сюда я пришел, лишь чтобы удостовериться в факте вашего существования.

– Очень жаль, – сказала машина, – у меня много чего есть. Вы уверены, что ничего не хотите?