Как только прекратилась канонада, рифы оправились и толпой ринулись на приступ. К их удивлению, защитники куббы молчали.

Тогда рифы, обследовав развалины куббы и не найдя там следов беглецов, рассыпались по окрестностям.

Но и час, и два, и три часа преследование не давало никаких результатов.

Только тогда, когда солнце стояло уже высоко над горизонтом, битва возобновилась: горные разбойники нашли, настигли своих врагов и окружили их со всех сторон.

На этот раз в исходе борьбы сомневаться не приходилось: против целой шайки, состоявшей более чем из двух сотен всадников, на сравнительно открытой местности держать оборону троим людям, хотя бы и вооруженным превосходными магазинными ружьями, было немыслимо. К тому же, отбивая яростные атаки рифов, наши друзья быстро истощали сравнительно небольшой запас патронов, и мало-помалу их стрельба становилась все более редкой.

— Патроны подходят к концу, — заявила Заморра, храбро державшаяся рядом с Карминильо, — у меня осталось не больше десятка.

— А у меня — и того меньше, — отозвался Педро. — Если бы мне подвернулась под выстрел какая-нибудь вкусная дичина, мне, кажется, не пришлось бы воспользоваться удобным случаем!

— И у меня осталось три или четыре патрона, — с грустью вымолвил Карминильо. — Кажется, наш конец близок!

— Смотрите! — прервала разговор девушка. — К нам скачет парламентер. Что это значит?

— Наши враги хотят сделать нам какое-то предложение. Посмотрим, послушаем, что он нам скажет. Не стреляйте, друзья!

В самом деле, статный темнолицый араб в красивом белом бурнусе, навязав белый платок на конец своего ятагана, выехал из рядов рифов на открытое место и что-то громко прокричал.

Карминильо, в свою очередь, вышел из-за камней, служивших прикрытием ему и его товарищам, и махнул карманным платком в знак готовности приступить к переговорам.

— Гяур! — крикнул риф по-испански. — Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь!

— Кому?

— Мне!

— Кто ты?

— Шейх рифов рода Бенни-Ассани, Абдалла, по прозвищу «Лев Эр-Рифа»! — гордо ответил дикарь. — Мое имя знают все испанцы этой страны.

— Очень приятно! — иронически раскланялся Карминильо. — Но что понадобилось от нас знаменитому «Льву Эр-Рифа»? На каком основании вы напали на нас, мирных путешественников?

— Вы — испанские шпионы, и вы зашли на наши территории, чтобы собирать сведения о нас!

— Покорно благодарю! Кто это сказал тебе, что мы шпионы? — вспыхнул Карминильо. — Это — гнусная ложь! Мы просто потерпели крушение у ваших берегов и искали убежища там, на горе.

— Твой язык лжив, как язык змеи! — ответил араб. — Но меня ты не обманешь! Я знаю, кто ты. Ты носишь имя Карминильо да Истмо, имя одного из наших злейших врагов! Ты — сын Франческо да Истмо, инженера, который был в Мелилье агентом испанского правительства и скупал наши земли.

— Не отрекаюсь! Я — Карминильо да Истмо, — ответил испанец спокойно. — Но, клянусь моей честью, мой отец никогда не был агентом правительства! Он просто хотел завести здесь, в ваших горах, большое горное дело, хотел обогатить весь край и быть не врагом, а другом вашим, горцы.

— Он был испанцем, а испанцы — наши враги! Ты, вероятно, не знаешь, что уже несколько дней как мы объявили испанцам священную войну. Вольный народ гор Эр-Риф не успокоится, пока на этих берегах уцелеет хотя бы один испанец!

— Ну, это мы еще посмотрим! — высокомерно ответил Карминильо. — Чего стоит ваш «вольный народ», мы видели. Нас было трое, вас — несколько сотен, и во что обошлась вам схватка с нами?

Риф заскрежетал зубами.

— Собака! — крикнул он. — Ты дорого заплатишь за понесенные нами потери!

— Сначала возьми меня, приятель, потом будем разговаривать, как буду я расплачиваться за тот сброд, который отправлен мной к черту на рога! — Карминильо хрипло засмеялся.

Риф схватился за пистолеты, но тотчас же дуло «маузера» испанца направилось в его грудь. И араб сдержал свою ярость.

— Лай собаки не может оскорбить слух льва! — сказал он высокомерно.

— Что имеешь ты сказать еще? — спросил Карминильо. — Мое терпение истощается. Ты не умеешь держать себя, дикарь! Говори, что тебе нужно и… И проваливай восвояси!

Риф блеснул глазами.

— Сдавайся, гяур! Если ты прекратишь бесполезное сопротивление, я, пожалуй, соглашусь из жалости подарить тебе жизнь, хотя ты не заслуживаешь этого.

— Благодарю за милость! Я вижу, ты сильно боишься, шейх.

— Я?! Я боюсь вас, гяуры?! — вне себя закричал риф.

— Ну да! Ты боишься схватиться с нами в открытом бою и потому предлагаешь нам, воинам, сдаться.

— Щенок! Я боюсь? Я, тот, кого зовут «Львом Эр-Рифа»? Риф бесновался.

— Зачем ты дразнишь его? — вполголоса спросил Педро.

— Не мешай! Я знаю, что делаю, — оборвал его Карминильо. — У меня есть план, исполнение которого может нас спасти. И другого выхода все равно нет.

И потом, обернувшись к шейху Абдалле, добавил насмешливым тоном:

— Как это, шейх, у тебя хватило смелости прямо посмотреть мне в глаза. Отчего ты не прячешься от моих взоров в кустах, как трусливый шакал?

— Это ты меня называешь шакалом, гяур? О-о-о!

— Да, тебя! Знаешь, почему? Потому что ты никогда не осмелишься встретиться со мной в равном бою, один на один!

— Я? Я не осмелюсь биться с тобой? Хоть сейчас! Хоть сию минуту! Риф потерял голову и был готов ринуться на оскорбившего его дерзкого врага.

А Карминильо как ни в чем ни бывало продолжал поддразнивать его:

— Ну да! Ты сидишь на великолепной лошади, а я пеший. У тебя за спиной триста воинов, готовых предательски ринуться на меня! Но если бы я предложил тебе поединок на равных, ты струсил бы!

— Никогда! Поединок? Да будет так! На каком оружии?

— На каком угодно! Самое лучшее — на ятаганах!

Риф, славившийся своим искусством владеть ятаганом, заподозрил, что в этом предложении таится какая-то ловушка.

— Почему не на огнестрельном оружии? — нерешительно вымолвил он.

— Гм! Пожалуй! — в тон ему сказал испанец. — Я, пожалуй, воспользуюсь моим «маузером». У тебя, кажется, тоже хорошее магазинное ружье? Давай попробуем. Но я ставлю условие!