Если бы он не выпил так много вчера, он ни за что не согласился бы остаться. Вчера он пришел сюда с намерением как-то помочь ей, а закончилось все тем, что он оказался в ее постели, соблазненный ее нежной красотой.

— Ничего в этом нет ужасного, — сказала она тогда, — у всех есть любовники.

«Может быть и так», — подумал Гэрет, но у него еще никогда не было такого сладкого и прекрасного создания, черт бы побрал ее высокомерную задницу.

— Ладно, забудь, — громко произнес он, спустил ноги с кровати, дотянулся до валявшихся в беспорядке брюк. Он быстро оделся, надеясь, что никто не заметит его отсутствия, повернулся к постели, чтобы взять ботинки, которые Кристиана бросила ему, и замер, похолодев.

Простыни были окрашены бледными пятнами крови. «Девственная кровь», — подумал он, и у него все похолодело внутри. Не может этого быть, и все же… Он вспомнил ее необычную скованность, ее крик, когда он грубо вошел в ее тело. «Я не уверена, что я должна делать», — прошептала она, когда он попросил ее соблазнить его. Ему никогда в голову не приходило, что она невинна.

— О, дьявол, — пробормотал он. — Что ты наделал, дурачина? Надо найти ее и извиниться. Остается только надеяться, что брат ее не склонен к дуэлям.

Гэрету непривычно было чувствовать себя виноватым, ему стало неприятно от этого ощущения, очень неприятно, черт возьми.

Он быстро прошел через амбары, увидел, что братья уже приступили к работе, и снова почувствовал укол совести оттого, что пропускает утреннюю работу.

Он направился к дому, остановился у колодца, умылся холодной водой и прополоскал рот. Раздавшийся смех заставил его взглянуть в сторону сада, где работала Кристиана.

Несколько минут он стоял молча, наблюдая.

Джефф и Стюарт выполнили свое обещание и как следует обрезали ветки старого персикового дерева, и теперь солнце хорошо освещало эту часть сада. Кто-то притащил туда старую деревянную скамью. Удобно устроившись на скамье, между Даниэлем и Джеффом сидела Кристиана. На ней был один из фартуков миссис Хэттон, которым она закрыла свое розовое платье. Старые кожаные перчатки, которые он дал ей, лежали у нее на коленях.

Стюарт, Ричард и Дог прислонились к освещенной солнцем каменной ограде. Все пили чай из толстых кружек и смеялись над чем-то, что говорил Стюарт.

Ричард достал из миски горсть первой клубники и протянул Кристиане. Она с улыбкой приняла ягоды.

— В Версале… — начала она, но Ричард прервал ее.

— Подожди. Я сейчас отгадаю, что ты собиралась сказать. — В Версале вы ели клубнику только из больших золотых блюд, и клубника была намного вкуснее нашей бедной английской клубники.

Она швырнула в него стебелек от ягоды и скорчила гримасу.

— Какое ты грубое создание! Я собиралась сказать, что в Версале клубника никогда не казалась такой вкусной. Почему это так, как вы думаете?

— РеЬая тии1се1 гашез, — ответил Даниэль. — Голод делает любую еду вкусной. А мы все соскучились по ягодам, так как уже давно не ели их.

— Вот там нужно поставить подпорки для вьющихся растений, — сказал Стюарт, указывая на боковые ворота, — вон там, над дорожкой, чтобы плющ вился по ней. Получится маленькая зеленая дверь. У нас когда-то была такая, правда?

Даниэль кивнул.

— Да, несколько лет тому назад. А еще, на персиковом дереве висели качели.

— Да, были, — воскликнул Джеффри, — помнишь, как ты разбил себе нос, Стью? Кто-то толкнул тебя и ты ударился головой, помнишь?

— Вик толкнула, — сказал Ричард, и все рассмеялись.

— Она напоминает мне твою мать.

Гэрет не услышал, как к нему подошел отец.

Он удивленно взглянул на отца через плечо, а затем снова на сцену в саду. Кристиана, наклонившись, ласкала уши Дога.

— Ты шутишь, — ответил Гэрет, стараясь найти сходство между Кристианой и его высокой рыжеволосой матерью.

— Нет, — они внешне совсем не похожи, — сказал Мэтью, очки у него спустились на нос; он засунул небольшую книжку, которую он принес с собой, в порванный карман сюртука. — Я имею ввиду, что они похожи манерой поведения. Она также двигается между цветов в саду и смотрит на них, как на детей. У нее есть дар выращивать цветы.

— Она совсем не такая, как мама, — коротко и уверенно сказал Гэрет.

— Мне хотелось бы, чтобы это было так. Твоя мать была очень изнеженной женщиной. Когда она впервые приехала сюда, она была как заблудившийся ягненок. Первое, чему она научилась, это ухаживать за цветами и травами. Цветы разбудили что-то в ее душе также, как у нашей маленькой французской гостьи. Как мне не хочется, чтобы она уезжала.

— Она здесь чужая, — резко сказал Гэрет, — ей не хватит сил жить такой жизнью.

— Ваша мать… — начал Мэтью.

— Некоторые говорят, что наша мать тоже не была достаточно сильной, — возразил Гэрет, — если бы она была сильной деревенской женщиной, может быть, она бы сейчас была среди нас, а не лежала бы под шестью футами земли на кладбище у церкви преподобного Финкла.

Мэтью был ошеломлен, и Гэрет пожалел о своих горьких словах.

— Извини, отец, — сказал он мягко.

— О боже, — пробормотал Мэтью. Он снял с носа очки и начал протирать их испачканным носовым платком, которым, кажется, только хуже выпачкал стекла очков. — Пневмония, — добавил он, подумав, — она не выбирает, мой мальчик.

Гэрет ничего не сказал.

— А что касается всего остального, мне кажется, ты слишком резок с нашей гостьей. Остается только удивляться, почему. Мне кажется, она такая милая, с ней так приятно. И еще мне очень приятно, что кто-то снова заботится о саде моей Бэтти. Иногда мне кажется, что я поступил несправедливо по отношению к ней, когда увез ее от привычной для нее жизни и привез сюда.

Гэрету было ужасно не по себе слышать печаль в голосе отца.

— Но если бы я не привез ее сюда, моя жизнь была бы тоскливой. Я не смог бы забыть ее. По крайней мере, у меня было двадцать лет счастья, но когда она ушла, она разбила мое сердце. И я не жалею ни о чем, мой мальчик. Это лучше, чем если бы я отказался от нее.

На другом конце двора серебряным колокольчиком звенел смех Кристианы. Она смеялась над Джеффри и Стюартом, которые начали бороться из-за последних оставшихся ягод.

— Только не проливайте кровь на мои левкои, — с притворным ужасом закричала она, и они сразу прекратили драться и с преувеличенной осторожностью отошли от цветов.

— Ей это не подходит, — резко сказал Гэрет отцу, — она совсем не похожа на мать, и нет смысла вести этот душещипательный разговор.

Мэтью улыбнулся и посмотрел на Гэрета с понимающей улыбкой, что разозлило его.

— Как сказал Бард[19], любовь слепа…

— К черту Барда.

Мэтью удивленно приподнял брови и направился назад, к дому, вынув книгу из кармана и хлопая по другим карманам, в поисках вечно теряющихся очков.

— Они у тебя на лбу, — автоматически подсказал Гэрет и улыбнулся отцу, который опустил очки на нос и пошел в дом, полностью погрузившись в чтение книги.

— Тебе надо пересадить немного цветов к своему дому, — сказал Даниэль Кристиане, — чтобы ты могла там ими любоваться.

— А разве можно? А они не завянут?

— Можно, конечно. Если хочешь, я помогу тебе.

— Тебе нужно избавиться от этой лаванды, — подсказал Джеффри, — она такая вонючая, пусть лучше эти розовые цветочки растут.

— Это … — показала на розовые цветочки Кристиана, — нежные вильямсы. Нет, я очень люблю лаванду.

— Они такие вонючие, — повторил Джефф, откидывая с глаз прядь волос.

— А что сегодня никто не собирается работать, а только весь день будете пить чай?

Кристиана покраснела, услышав голос Гэрета. Она наклонилась и стала гладить собаку, боясь встретиться с ним глазами.

— Пришел чертов диктатор, — приветствовал его Ричард. — Что-то я не видел вас сегодня утром в амбаре, ваше величество.

Гэрет оставил без внимания его слова.

— Овечью шерсть надо связывать в тюки и пересчитывать, лошадей надо пасти, надо привести в порядок все расчеты по журналам.