Все, что досталось Кейт, – это частично оплаченное престижное образование, хорошо поставленный голос, множество состоятельных друзей семьи и их дружное сочувствие, а также полный дом антикварных вещей. Теперь большая часть этого хлама была втиснута в четыре комнаты, из которых, собственно, и состоял наш небольшой дом в колониальном стиле в Бельмонте.

– Как ты добрался до дома? – спросила она.

– Меня подбросил водитель эвакуатора. Интересный парень – бывший десантник.

– Хмм, – произнесла Кейт с наигранным интересом, который был мне так хорошо знаком.

– Это и есть ужин? – поинтересовался я, указывая на тарелку попкорна на журнальном столике.

– Дорогой, прости меня. Сегодня у меня не было настроения готовить. Хочешь, я что-нибудь быстренько тебе соображу?

Я представил себе затаившийся в холодильнике кусок тофу и внутренне содрогнулся.

– Не беспокойся, я найду что-нибудь сам. Иди сюда, – я снова обнял ее. Стерпел боль, на этот раз даже не поморщившись. – Забудь о машине. Я волнуюсь за тебя.

Неожиданно она горько разрыдалась, уткнувшись мне в грудь. Я чувствовал, как вздрагивают ее плечи и как моя рубашка намокает от ее горячих слез. Я обнял ее как можно крепче.

– Я просто… Я просто очень надеялась… что на этот раз получится, – всхлипывала она.

– Может быть, выйдет в следующий раз. Ну же, нам просто нужно набраться терпения.

– Неужели ты правда не беспокоишься об этом?

– Я могу переживать только о том, на что я могу повлиять, – ответил я.

Через некоторое время мы уже сидели рядышком на диване – чертовски неудобном и жестком, словно садовая скамейка, – вне всяких сомнений, это был бесценный английский антиквариат. По каналу Discovery показывали документальный фильм про бонобо – особый вид шимпанзе, которые, похоже, были умнее и цивилизованнее, чем современные люди. Согласно утверждению создателей фильма, бонобо живут в матриархальном обществе. Камера запечатлела, как самка бонобо пытается соблазнить самца, вытягивая ноги и приставляя свои ягодицы прямо к его морде. Ведущий назвал это «презентацией». Я подавил в себе желание высказать что-нибудь едкое насчет наших супружеских отношений, которые практически прекратили свое существование. Не знаю, может быть, дело в гормональном лечении от бесплодия, но наша половая жизнь больше походила на половую смерть. Я даже не помню, когда Кейт устраивала «презентацию» в последний раз.

Я набрал в руку попкорна. Он был приготовлен на пару́ и лишь слегка спрыснут безкалорийным заменителем масла. По вкусу больше всего это напоминало пенопласт. Не имея возможности незаметно выплюнуть эту дрянь, я наконец разжевал ее и с трудом заставил себя проглотить.

Самка бонобо пока не пользовалась успехом у самца, но упорно не оставляла своих попыток. Она вытянула лапу и начала приманивать его пальцем, словно проститутка в немом кино. Самец оказался недогадлив, и, потеряв терпение, она просто подошла к нему и со всей силы схватила за яйца.

– Больно же! – вскрикнул я. – Думаю, ей не довелось прочитать книгу «Ты просто ему не нравишься, детка».

Кейт тряхнула головой и попыталась спрятать улыбку.

Я поднялся с дивана и отправился в ванную принять несколько таблеток обезболивающего. Потом зашел на кухню и положил себе в тарелку неприлично большую порцию сливочного мороженого. Я даже не спросил Кейт, не желает ли она присоединиться, потому что она всегда отказывалась от мороженого, как, впрочем, от всего, что хоть отдаленно могло содержать калории.

Плюхнувшись обратно на диван, я принялся поглощать мороженое, а голос за кадром продолжал: «Самки целуют и обнимают друг друга, близкие подруги даже трут друг другу гениталии».

– А куда же смотрят самцы бонобо? – спросил я. – Сидят перед телевизором и щелкают кнопками на пульте?

Кейт внимательно следила за тем, как я уплетаю мороженое:

– Дорогой, это что такое?

– Это? – переспросил я. – Это замороженный обезжиренный заменитель молока на сое.

– Любимый, ты же знаешь, что за ночь все это отложится у тебя вокруг талии.

– Да, но мне никогда не хочется мороженого на завтрак.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я, – сказала она и прикоснулась к своему безупречно плоскому животу. Я же, напротив, к тридцати годам уже начал отращивать брюшко. Кейт могла есть все, что ей придет в голову, и все равно не набирала вес. Женщины ненавидели ее за это. По правде говоря, меня и самого это немного раздражало. Если бы у меня был такой метаболизм, как у нее, я ни за что не стал бы есть всю эту соевую дрянь.

– Давай посмотрим что-нибудь другое, – предложил я, – эти обезьяньи истории меня возбуждают.

– Джейсон, ты отвратителен! – Кейт взяла пульт дистанционного управления и начала переключать сотни каналов, пока наконец не остановилась на чем-то знакомом. Я узнал актеров, которые играли красавцев-школьников, брата и сестру, а также их отца в разводе, юриста, специализирующегося на разводах. Это был сериал по каналу Fox про нелегкую судьбу красивых и богатых старшеклассников и их разбитых семей в Санта-Барбаре – сплошные автокатастрофы, разводы, наркотики, ночные приключения и обманутые родители. Самое популярное шоу сезона. И его автором был мой шурин, Крейг Глейзер – пробивной телепродюсер, муж старшей сестры Кейт, Сьюзи. Мы с Крейгом притворялись, что симпатизируем друг другу.

– Как ты можешь смотреть подобную чушь? – спросил я, забирая пульт и переключая телевизор на какую-то старую научно-познавательную программу, посвященную примитивному племени под названием яномамо, обитающему в джунглях Амазонки.

– Тебе бы лучше пересмотреть свою точку зрения на сериал к следующей неделе, когда Сьюзи и Крейг придут к нам на обед.

– А что останется, если не будет моей точки зрения? В любом случае, они понятия не имеют, что я думаю о нем.

– О, уверяю тебя, Сьюзи в курсе.

– Уверен, она думает то же самое.

Кейт многозначительно подняла брови, но вслух ничего не сказала.

Какое-то время мы тупо смотрели познавательную передачу. Ведущий программы сочным голосом с явным британским акцентом рассказывал, что яномамо – самое жестокое и агрессивное человеческое сообщество в мире, известное под именем «свирепые люди». Они все время воевали, обычно из-за женщин, которых не хватало.

– Спорю, тебе нравится эта идея, а? – спросил я. – Воевать из-за женщин?

Она покачала головой:

– Я изучала свирепых людей на одном из занятий по феминизму. У них мужья били жен. А женщины были уверены, что чем больше у них на теле шрамов от мачете, тем сильней их любят мужья.

На тумбочке около кровати со стороны Кейт всегда лежала какая-нибудь книга по феминизму. Последняя называлась как-то вроде «Этот секс совсем не то, что надо». Точно не помню названия, но к счастью, мне не придется сдавать по ней экзамен.

Мне кажется, что в последние несколько лет Кейт заинтересовалась малоизвестными культурами африканских и южноамериканских племен благодаря своей работе. Она работала на бостонский Фонд поддержки искусства социально незащищенных. Фонд давал деньги бедным и бездомным за картины и скульптуры, которые выглядели так, словно их сделал бездарный восьмилетний ребенок. Но своим сотрудникам Фонд денег практически не давал – Кейт получала восемь тысяч долларов в год и, похоже, была убеждена, что это она должна им платить за привилегию работать у них. Я думаю, она тратила на бензин и на парковку больше, чем зарабатывала.

Мы продолжали смотреть шоу. Кейт ела попкорн, я – сливочное мороженое. Ведущий программы сообщил, что мальчики племени яномамо доказывали свою зрелость «окропив копье кровью», то есть, убив кого-нибудь. У них в ходу были топоры, копья и луки со стрелами. И еще вырезанные из бамбука плевательные трубки с короткими отравленными стрелами.

– Круто, – сказал я.

Члены племени яномамо кремировали усопших и смешивали пепел с банановым супом, а потом ели этот суп. Может быть, не так уж и круто.