Анциферов понял: приказчик почуял недоброе и заранее предупредил своих казаков. В смешное и обидное положение поставил себя атаман: отдал богатейшую казну, а теперь должен был вернуться к своим с пустыми руками! Посмеётся над ним Козыревский, посмеются и другие казаки: хитёр атаман, да нашлись ещё хитрее!

И решил Анциферов действовать напрямую.

— Дельце тайное есть у меня, любезный Василий Севастьянович, — сказал он, озабоченно поглядывая по сторонам, — государственной важности. Надо бы с глазу на глаз потолковать…

— А кто нас услышит? — удивился Щепеткой. — Служилые? У меня от них секретов нет. Говори. Они — тоже государевы люди.

— Неловко это, Севастьянович, выходит… Пройдём-ка в твою горницу, поговорим.

— Что за тайна?.. Говори здесь.

Служилые Щепеткого уже сомкнулись вокруг него тесным полукругом. И атаман понял, что не успеет он ступить даже шагу, как будет сражён насмерть.

— Ну, ежели нынче ты не расположен, — сказал Анциферов, изо всех сил стараясь улыбнуться, — поговорим в другой раз…

Спокойные глаза приказчика, показалось Даниле, смеялись.

— Пожалуй, — согласился Щепеткой. — Да только в другой раз побольше ясака привози. Следовало бы тебе пойти на реки Колпакову и Воровскую, потом к авачинцам завернуть, — опять они не хотят ясак платить.

— Ты доверяешь мне такое дело? — удивился атаман.

— А почему бы не доверить? — с чуть уловимой улыбкой спросил Щепеткой. — Вот нынче богатую казну ты сдал. Будем надеяться, что и в другой раз не подведёшь. Я не судья тебе, судьи ещё приедут. Я как служилый человек с тобой говорю.

Крепко задел он этими словами атамана, в самоё сердце уязвил, но придраться Анциферов не мог: Щепеткой оказывал ему доверие.

Раздражённый до крайности, Анциферов покинул острог. Когда он выехал со спутниками за ворота, караульный со сторожевой вышки вслед им крикнул:

— Эх и попировали, голубчики, да горек, видно, мёд!

Никто из казаков не оглянулся. Анциферов хмурил брови и скрипел зубами.

Лютая злоба вдруг охватила атамана. Козыревский — вот кто во всем виноват.

Ну, рассчитается же он теперь с есаулом!

Но прежде необходимо было покончить с неугомонными авачинцами.

…Группа авачинских воинов встретила Анциферова ещё на дороге, всячески выражая свою радость. Ему подносили шкуры бобров, звали его в селение, а здесь сам старшинка широко распахнул двери прочного обширного балагана.

— Дорогому гостю — честь и слава! Мы не подчинились Щепеткому, но мы подчиняемся Анциферову, потому что знаем: это самый смелый человек на всей Камчатке!

Польщённые такой почётной встречей, атаман и несколько верных ему казаков вошли в балаган. Из предосторожности Анциферов сразу же потребовал заложников. В балаган вошло шестеро пожилых камчадалов.

— Смотри; атаман, — сказал старший из них, — тебя ждут лучшие угощения, а завтра мы дадим тебе все, что имеем: много мехов бобра, и соболя, и чернобурой лисицы… Угощайся, атаман!..

Ночью Анциферова разбудил какой-то шум. Вскочив, он увидел, как снизу, из-под земли, закрывая выход, поднялся прочный дубовый заслон…

Атаман бросился к заслону и ударил в него кулаком, но толстые брусья даже не покачнулись.

— Огонь! — закричали вдруг заложники.

Лишь теперь Анциферов понял, что эти шестеро камчадалов решили погибнуть в огне, лишь бы погубить его, ненавистного атамана. Он угрожал, плакал, просился. Но все было напрасно. Вскоре пламя заметалось над их головами.

Может быть, в последние свои минуты вспомнил непутёвый атаман пророческие слова Атласова: «Умереть тебе в мучениях и в позоре…»

Казаки не спасали своего предводителя. Им и самим едва удалось выбраться из селения, где каждая юрта сыпала стрелами и каждый пригорок рушился глыбами камней.

Узнав о гибели атамана, Козыревский, казалось, не был ни удивлён, ни опечален.

— Это, — молвил равнодушно, — может единственный добрый поступок Данилы Анциферова. И судьям облегчение дал и палачу…

Однако и самого Козыревского ждала расплата.

Новый приказчик, приехавший вскоре на смену Щепеткому, долго допрашивал его, грозился кнутами и петлёй; наконец наложил огромный штраф и приказал… Вот уже не ждал такого приказа, даже мечтать о подобном не мог беспокойный есаул! Приказчик повелел ему немедля собираться в дорогу для дальнейшего проведывания Курильских островов!

Было это веление для Козыревского не наказанием, — наградой. Опять увидит он бескрайнюю даль океана, чаек над вспененной волной, таинственные земли, где никто из его соотечественников ещё не бывал!

В 1712 году начальник отряда казаков Иван Козыревский снова собрал сведения о Курильских островах во время похода на юг Камчатки. В следующем году с дружиной в 66 человек он достигает второго острова Курильской гряды, составляет чертежи открытых земель, узнает, что японцы добывают на одном из островов какую-то руду. Из опроса встреченных японцев Козыревскому удаётся уточнить расстояние до японских берегов и начертить приблизительную карту юга Камчатки, Курильских островов и Японии, а также описать Курильские острова и Японию. Почти год Козыревский был сам приказчиком на Камчатке. Он расширил и укрепил старые остроги, построил новые.

Летом 1715 года на Камчатку прибыл новоназначенный приказчик Петриловский.

Козыревский изложил ему свои планы новых походов, которые должны были привести к открытию пути в Японию…

Петриловский внимательно выслушал есаула.

— Хорошие планы, Иван Петрович, и, вижу, отваги для походов тебе не занимать…

— Надо построить больших размеров лодки, — объяснил Козыревский. — Мачты повыше да пошире паруса. За месяц, а может и того менее, в Японию долечу!

— Неужто долетишь?

— Достоверно свидетельствую перед начальством…

Неожиданно Петриловский тихо и хрипло засмеялся, щуря маленькие хитрые глаза:

— А не шибко ли разлетелся ты, сокол?.. Не пора ли крылышки тебе укоротить?

— Это за что же, начальник? — изумлённо спросил Козыревский. — Уж не за то ли, что новые проведал я острова да такую богатую казну собрал?..

— Ежели был бы ты с пустыми руками, — висеть бы тебе на осине, арестант! Или ты думаешь, что старое позабыто? Или мы не ведаем, что ты атамана Анциферова первый был дружок? Ступай-ка в тюрьму и насчёт доли своей ясашной позабудь.

Теперь Козыревский догадался, откуда у Петриловского эта лють: приказчик решил ограбить его и сжить со света, чтобы не было ни жалоб, ни упрёков…

Свирепые тюремщики держали заключённого на воде и хлебе, за каждую малую провинность — будь то непокорное слово или взгляд — нещадно били батогами…

Тайно передал Козыревский челобитную в Москву, но попала она в руки Петриловскому. Приказчик сам явился в тюрьму, велел построить виселицу и вызвал священника.

Седенький попик шепнул заключённому еле слышно:

— Покайся, Иван, что тебе стоит?.. Покайся и скажи, что хочешь идти в монастырь. Ведь Петриловский решился на крайность. Повесит он тебя, обязательно повесит!.. А если скажешь, что в монахи пострижёшься, тут уж и я силу для защиты имею.

…Так бравый есаул Козыревский, открыватель Курильских островов, после молитвы перед виселицей очутился в заштатном монастыре, получив новое звание: инок Игнатий… А вскоре монахи дали ему вполне заслуженную кличку «беспокойный».

Дальнейшая жизнь Козыревского полна злоключений. Ему все же удалось бежать из монастыря. Вырвавшись на свободу, решил он отправиться прямо в Москву. Но в Якутске беглеца заточили в Покровский монастырь. Из Покровского его перевели в Спасский. И опять бежал Козыревский, и опять был пойман. В наказание положил несколько сот поклонов и… снова бежал.

…С интересом разглядывал якутский воевода явившегося к нему беглеца.

— Да неужели ты и есть тот самый Козыревский, что открыл и описал Курильские острова?..

— Он самый, ваше благородие! — отвечал Козыревский.

Воеводе приглянулся этот бывалый грамотный человек, и он оставил его при себе.