Сиреневый «Дельфин», сверкая на солнце и словно любуясь собой, покружился, потом набрал скорость и растаял в синеве — улетел на далекий Плутон. Конструкторы, с минуту переговорив между собой, на невидимых лифтах вернулись в свою внеземную лабораторию.

Все же васильковые эльфы, видимо, обиделись и больше не показывались. И ребята полетели домой. В город вернулись, когда свалившееся за горизонт солнце слабо подсвечивало высокие перистые облака и те роняли вниз розовый пепел, золотили крыши домов, шпили дворцов. Вика настаивала, чтобы ребята вернулись в село через станцию миг-перехода.

Андрей так и сделал, а Василь не захотел.

— У вас сейчас блуждающая зона, в полях могут появиться чудища. Испугаешься.

— Ерунда, — махнул рукой Василь. — Ничего они со мной не сделают.

И запрыгал Василь кузнечиком над быстро темнеющими лесами и лугами навстречу голубому рогу луны. Километрах в двух от села с антипоясом что-то случилось, и дальше пришлось идти пешком. Из непроглядной тьмы леса Василь вышел на равнину, где в низинках ползли нити тумана и под луной лоснилась трава.

Яркий полумесяц задернулся тонкой косынкой облака, и по степи поплыли густые рваные тени. В этот миг ветви кустарника у реки шумно закачались, там раздался звон, удививший мальчика. Звякнул металл, а его дети почти не знали.

Из кустарника выступила лошадь со странным всадником. Василь отшатнулся: у человека как будто не было головы. Померещилось? Из-за тучки выплыла луна, ярко осветив все вокруг. И мальчика охватил ужас — в опущенной ниже колен руке всадник держал за волосы… голову. Свою собственную отрубленную голову!

Василь вскрикнул и бросился в спасительный лес. Он бежал, не разбирая дороги, перепрыгивая через кочки и бугрившиеся корни деревьев. Страх душил его, гнал все дальше. На одной из полян Василь остановился перевести дыхание. И тут из мглы послышался тихий голос — ласковый и журчащий, как лесной ручеек:

— Безголового испугался? Не бойся, малыш.

Кто говорил — в темноте не разобрать. Но страха как не бывало. К лесному незнакомцу Василь сразу почувствовал доверие.

— Я с тобой, малыш, не бойся. Безголовый скоро уйдет и не вернется.

Что за чудо-голос. Пожалуй, он похож не на журчание ручейка, а на шелест ветвей дружески настроенного говорливого дерева. Из-за тучки вынырнула луна, и на поляну заструился тихий свет. Василь увидел старого человека с белыми, как снег, волосами, с бородой до пояса. Удивительная борода! Она чуть сияла, словно сотканная из паутины и лунных лучей.

— Старик-лесовик! — обрадовался Василь. — Дедушка Савелий! Мне рассказывали о тебе.

— Верно, — улыбнулся дедушка. — А кто рассказывал?

— Кувшин.

— Кувшин?! — Дед Савелий отшатнулся и сердито замахал руками. — И ты беседовал с ним? Это же негодяй! Разбойник! Его надо выселить из наших мест.

Губы Василя невольно расплылись в ухмылке: дедушка Савелий и Кувшин, понимал он, давно живут не в ладах. И ему захотелось когда-нибудь помирить их.

— Хам! Грубиян! — не унимался дедушка. — Он деревья ломает. Ругает фею. А вчера маленькую русалочку даже отшлепал. Для воспитания, говорит!

Василь рассмеялся — он узнал повадки задиристого Кувшина. Когда дедушка Савелий успокоился и сел на бугорок, мальчик примостился рядом.

— А безголовый? — В груди его снова шевельнулся страх. — Кто он?

— Не знаю. У людей надо спросить. Сами же люди когда-то выдумали его. Вот он сейчас и ожил. Бродит.

— Где бродит? Где он сейчас?

Дедушка Савелий понюхал воздух и сказал:

— На лужайке около реки. По железу чую. Это уздечка и стремена из железа. В старину даже лошадок заковывали в проклятое железо.

На «проклятое железо» лесной дух обрушился с еще большим гневом, чем на Кувшина. А когда упомянул о каком-то топоре, борода его сердито затряслась. Топор и железо, сказал он, в древние времена были главными врагами леса.

И вдруг дедушка замолк, прислушиваясь к тишине и принюхиваясь.

— Ушел безголовый, — улыбнулся он. — Куда? Не знаю, малыш. Но больше он не вернется. Дорога свободна, идем.

Он взял мальчика за руку. В непроглядном лесу дедушка чувствовал себя, как дома, знал каждую звериную тропинку, каждое птичье гнездо.

— Кто, по-твоему, шуршит за кустом?

— Мыши, — ответил Василь.

— Не угадал, — рассмеялся дедушка. — Это малютки-гномики помогают мне ухаживать за лесом: они убирают сучья, сгнившие листья.

Из леса Василь вышел с некоторой опаской. Но кругом тишина. Лишь травы чуть слышно вздыхали и мирно серебрились под ливнем лунных лучей. Рядом надежный спутник — добрый дух леса с его чудесным голосом, ласковым и шелестящим, как древесная листва. У околицы села дедушка Савелий попрощался и ушел, растаяв в дымном сиянии степи.

Дома Василю крепко досталось от мамы, но папа увел его в другую комнату и стал расспрашивать.

— Ночные гости не так пугливы с детьми. Внеземные станции, конечно, фиксируют все необычное в блуждающей зоне, но издали и в инфракрасных лучах. — Выслушав рассказ сына, папа сказал: — Это, малыш, уже что-то новое. Начали выступать из Памяти не мифологические и сказочные образы, а литературные. Завтра дам книгу, и ты все поймешь.

Утром отец дал сыну роман Майн Рида «Всадник без головы». Василь читал его и удивлялся, как это они с Андреем раньше не догадались взять из Памяти такую интересную книгу. Страшный всадник, напугавший его ночью, был в точности таким, каким он описан в романе.

Растревоженное воображение мальчика рисовало блуждающую зону в виде морского берега. Океан Памяти, плескавшийся в биосфере, во время шторма, или, как говорят взрослые, волновых флуктуаций, выбрасывает на берег вместе с пенистыми валами излучений разные образы прошлого. Как вчера ночью всадника без головы. Потом волны смывают их обратно в океан Памяти. Но самые злые образы — черти, драконы и другие — невидимками выплескиваются и улетают далеко назад, в доисторическое прошлое. И только там становятся видимыми.

Блуждающая зона, полная ночных тайн, и манила к себе Василя, и пугала. С разрешения папы он несколько раз бродил на лугу и вдоль опушки леса. К сожалению, ничего интересного не происходило. Однажды, правда, он столкнулся с лешим. Но то был обыкновенный лесной житель вроде дедушки Савелия. Мальчик ушел бы, если бы не забавное поведение лешего. Тот выскочил из леса и пугливо озирался, словно не понимал, где он и что с ним случилось. И оделся леший смешно: на нем старинный фрак, на шее галстук, повязанный бабочкой. Мальчик рассмеялся и попытался успокоить лесного жителя. Они сели рядышком на берегу реки и разговорились. Леший то и дело вздрагивал, оглядывался и прислушивался. Изредка прошелестит вверху ночная птица, глухо ухнет вдали филин. И снова тишина. Наконец леший окончательно успокоился и назвал себя философом.

— Задумывался ли ты над своими желаниями? — спросил он.

— Задумывался, — охотно отозвался Василь. — Иногда чего-то хочется. Но чего хочется — не знаю.

Вот это и есть, говорил лесной обитатель, кусочек осознанной человеком мировой воли. Твое личное хотение, утверждал философски настроенный леший, это дырка или, лучше сказать, подземный ход в мир, какой он есть на самом деле. А на самом деле есть только бесконечная мировая воля, слепое и бесцельное космическое хотение. Окружающий нас осязаемый мир в действительности не существует. Это всего лишь видимость мировой воли, наше представление. Это Майя — обманчивое покрывало, спускающееся на глаза смертных.

Лесной житель излагал свои мысли так просто и образно, что Василю стало чудиться, будто он и в самом деле живет в призрачном мире теней, в пещерном сумраке представлений.

Леший внезапно исчез, словно его и не было. Он оставил в душе мальчика смутный и тревожный след: раньше Василь совсем иначе понимал окружающий мир. «Что-то здесь не так», — думал он. Несколько раз порывался Василь поделиться своими сомнениями с Викой, но опасался ее насмешек.

— Что ты так странно смотришь на меня? — спросила как-то Вика.