— Мне жаль, что я так долго добирался до дома. Ты отлично позаботился о делах, Франклин.

Поверенный уселся в кожаное кресло, стоящее возле стола, заваленного кипами бумаг.

— Твой отец позволил Чарльзу управлять имением после его женитьбы на Франсин. Я же действовал просто как советник.

— Тогда Чарльз прекрасно потрудился. Я собираюсь позволить ему и дальше продолжать в том же духе.

Франклин не смог сдержать удивления:

— Не вижу этому никаких препятствий, хотя я надеялся, что теперь-то ты осядешь. Возможно, женишься и создашь семью.

— Ну-у… — протянул Дилан. Понимающая улыбка скривила его губы. — Я не думаю, что готов расстаться со своей свободой. Каждый день, проведенный здесь, во мне умирает какая-то моя маленькая часть. Боюсь, что если я останусь, то просто растаю как мороженое.

— Хорошая женщина дала бы тебе стимул к жизни, Дилан. Не море. Оно непостоянно и неверно.

— Да, но зато оно дикое и не прирученное. Нет такой женщины, которая заставила бы меня так чувствовать жизнь, как это делает море.

Но тут в голове Дилана мелькнул образ, противоречащий его собственным словом.

— Нет, Франклин, — быстро продолжил он, выбрасывая из головы чудесное видение, — у меня нет выбора. Мое сердце принадлежит морю. Иного не дано.

— Боюсь, что это так, — улыбнулся Франклин, кивая своей круглой лысеющей головой.

— Я очень хочу сделать некоторые распоряжения относительно моих сестер и Роберта-младшего.

— Какие именно, Дилан?

— Во-первых, я хочу установить трастовый фонд для каждой из девочек. Конечно, Эвелин, Франсин, Роберт-младший и Чарльз будут достаточно обеспеченно жить в Криствуде. Я хочу, чтобы, когда Роберт-младший достигнет совершеннолетия, поместье стало его собственностью.

— Но, Дилан, мой мальчик, Криствуд теперь твой, — возразил юрист, потирая подбородок. Дилан рассмеялся.

— Мне не нужно ни поместья, ни денег.

Франклин хмыкнул. Его выпирающий живот угрожающе натянул тесный атласный жилет.

— Ты твердо уверен в том, что хочешь сделать это?

— Твердо.

— Тогда, — провозгласил юрист с таким воодушевлением, как будто выступая в суде, — считай, что это сделано.

— Теперь, когда семейные дела утряслись… — Дилан замялся, не зная, как приступить к следующему делу.

— Что? — спросил его Франклин, когда он замолчал.

— Я упомянул о письме от отца, а, как тебе известно, мы не часто с ним переписывались. Франклин кивнул.

— Отец выразил озабоченность по поводу смерти Ясона Локвуда.

— Да, он говорил мне об этом, — кивнул Франклин. — У него были сомнения относительно несчастного случая, хотя я не знал, что он написал об этом тебе.

— Он просил, чтобы я расследовал это дело.

— И? — спросил Франклин с явным любопытством, подавшись вперед так, что его живот вплотную прижался к столу.

— У меня только подозрения, и ничего конкретного. В основном я полагаюсь на внутреннее чутье, Франклин. Мне необходимо узнать как можно больше, прежде чем я предъявлю кому-либо обвинение в убийстве.

Барристер медленно откинулся назад. Серьезность сказанного Диланом отразилась на его лице.

— Что именно ты собираешься предпринять, сынок?

— Я хочу выяснить правду. Я должен это сделать ради отца, Франклин. Он никогда ни о чем не просил меня, и, хотя теперь он мертв, я не хочу подводить его.

Франклин поерзал и громко посопел. Выражение его лица соответствовало произнесенным им словам:

— Он бы гордился тобой, Дилан.

Дилан почувствовал некоторую неловкость и поспешил сменить тему разговора.

— Что тебе известно о помолвке Ариэль Локвуд с Брюсом Харрингтоном?

— При данных обстоятельствах она показалась мне очень странной.

— Каких обстоятельствах? — спросил Дилан.

— Ну, — стал объяснять Франклин, — принимая во внимание то, что этой девушке не следовало бы иметь с Харрингтоном ничего общего. Нет необходимости говорить, что после приезда Ариэль в Лондон Брюс откровенно преследовал ее.

— Почему она вдруг изменила свое отношение к нему?

— Этого никто не знает. Но если хочешь, я выясню.

— Да, — сказал Дилан, переваривая в уме, свежую информацию. — Выясни, что сможешь. Это может быть как-то связано со смертью ее отца.

— Считай, что это уже сделано.

— Отлично. — Дилан встал. — Как хорошо было снова увидеть тебя, дружище! — Франклин пожал ему руку.

— Мне тоже было приятно повидаться с тобой, мой мальчик. Будет еще лучше, если ты решишь остаться здесь хоть ненадолго.

— Может быть, я так и сделаю.

На улице Дилан надвинул шляпу на глаза, чтобы их не слепило солнце и можно было лучше видеть оживленную улицу. «Может, я так и сделаю». Он шел по улице, думая об Ариэль Локвуд.

— Ариэль, дорогая, — всхлипывала Маргарет Уизерспун, — мистер Харрингтон не хотел обидеть тебя. Он… он только…

Ариэль обратила на тетю свой успокаивающий взор и погладила ее по руке.

— Я понимаю, — кивнула она, пытаясь улыбнуться, но боль в челюсти помешала ей это сделать. — Не так уж сильно и болит.

Маргарет придвинулась к краю постели. Беспомощным жестом, не свойственным ее характеру, она коснулась кружевного воротника утреннего платья.

— Я думала, что вы уже пришли к какому-то пониманию.

— Я полагаю, что ему не понравилось мое поведение прошлым вечером. — Ариэль опустила глаза, чтобы скрыть вновь пробудившийся в ее душе гнев, голос ее оставался ровным. — Было ведь слишком очевидно, что мне не понравился его подарок.

— О, дорогая моя, — простонала Маргарет. — Я надеюсь, что Генри не слышал об этом. Он и так расстроился.

Ариэль прикусила нижнюю губу, стараясь удержаться от едкого ответа. Она закрыла глаза, чтобы не видеть разочарования на тетином лице. Бедная тетя Маргарет! Ариэль понимала, что ее тетя безнадежно, беспомощно любит Генри, и что ее собственная сила способствовала проявлению его слабостей.

— Брюс не сильно рассердился, тетя Маргарет. Вам не следует волноваться. И конечно, не надо ничего говорить дяде Генри.

Маргарет вздохнула, желая поверить в сказанное.

— Он, правда, не сильно рассердился? — Рука Ариэль поднялась к лицу, вспомнился удар, нанесенный им.

— Правда. Он разумный человек. — Улыбка разгладила тревожные морщинки на лице Ариэль, и тетя с облегчением рассмеялась.

— Это так приятно, моя дорогая. С мужчинами, знаешь ли, бывает очень тяжело. Ариэль снова улыбнулась.

— Просто временами с ним может быть трудно. Маргарет взяла племянницу за руку. — Ты будешь хорошо себя вести, да? Меня просто ужасает мысль о том, что вы ссоритесь.

— Я знаю, — сказала Ариэль, Она встала и ободряюще обняла тетю. — Обещаю, что буду хорошей девочкой.

— Ах, Ариэль, — прошептала Маргарет, приглаживая растрепанные волосы племянницы. Ее карие глаза наполнились слезами. — Я так волнуюсь за тебя!

— Не надо. Я сама смогу позаботиться о себе.

— Я знаю, — Маргарет тихо всхлипнула. — Я знаю.

Она пошла к двери, но остановилась у порога, и вернулась обратно.

— Я люблю тебя, Ариэль. Ты ведь знаешь это, права?

— Да, тетя Маргарет, знаю.

— Мистера и миссис Уизерспун сегодня не будет, сэр.

— А мисс Локвуд? — спросил Дилан.

— Мисс Локвуд сегодня не принимает. Разочарованный Дилан повернулся и пошел прочь. Он слышал, как слуга закрыл за ним дверь. Дилан остановился перед калиткой, ведущей в сад, разбитый за домом. Воспоминания о давно минувшем промелькнули у него в голове, приятные воспоминания о прежних визитах в этот дом. Он отворил кованую калитку и зашагал по узкой дорожке, ведущей в сад.

Завернув за угол, Дилан увидел Ариэль. Она сидела, держа на коленях маленького котенка. Девушка прекрасно выглядела на фоне сада — цветущие нежно-розовые и коралловые розы великолепно подчеркивали ее изысканный силуэт. Колючие ветви вились по выкрашенной в белый цвет шпалере, образуя над головой девушки арку, за которой расположились темно-зеленые, безукоризненно подстриженные живые изгороди. Горшки с красной геранью стояли по краям кованой скамьи. Белые маргаритки с пушистыми желтыми серединками росли сзади. Бледно-розовые розочки искали прохладную тень, чтобы расцвети под ее защитой. Дилан так и застыл на месте, любуясь красотой девушки. Белое атласное платье облегало ее самым привлекательным образом, волосы пышным покрывалом рассыпались по плечам. Легчайшие порывы ветра шевелили их темные каштановые пряди, концы которых завивались в соблазнительные локоны, ярко блестевшие на солнце. Дилан поймал себя на том, что ему хочется коснуться ее волос, почувствовать кончиками пальцев их мягкий шелк, вдохнуть сладкий запах жасмина, который, он знал, витает над ней.