– Товарищ генерал, докладывает старший следователь Ренко, – согласно ритуалу представился Аркадий. «Побрился ли?» – подумал он про себя, удерживая желание провести рукой по подбородку.

Генерал едва кивнул в ответ.

– Генералу известно, – сказал полковник, – что вы специалист по расследованию убийств.

– Генерал хочет знать ваше предварительное мнение по этому делу, – сказал другой полковник. – Можно ли рассчитывать на то, что дело будет раскрыто быстро?

– Я уверен, что с нашей лучшей в мире милицией и при поддержке народа мы сможем разыскать и задержать виновников, – убежденно ответил Аркадий.

– Тогда почему, – спросил первый полковник, – в отделениях милиции нет сводки с информацией о жертвах?

– На трупах не было документов. Они в замороженном состоянии; трудно сказать, когда они умерли. Кроме того, они изуродованы. Установить их личность обычным путем не представляется возможным.

Бросив взгляд на генерала, другой полковник спросил:

– На месте преступления был представитель Комитета государственной безопасности?

– Да.

– В Парке Горького… Просто в голове не укладывается, – в конце концов вставил свое слово и генерал.

В управлении Аркадий позавтракал, выпив кофе с булочкой, затем, опустив двухкопеечную монету, позвонил из автомата.

– Можно товарища Ренко, учительницу?

– Товарищ Ренко на совещании в райкоме партии.

– Мы собирались вместе пообедать. Передайте товарищу Ренко… передайте ей, что муж будет вечером.

Весь следующий час он просматривал досье молодого сыщика Фета. Удостоверившись, что тот занимался только делами, представлявшими особый интерес для КГБ, Аркадий покинул управление через двор, выходящий на Петровку. Милицейские служащие и женщины, возвращавшиеся после долгого хождения по магазинам, пробирались между стоявшими у подъезда машинами. Помахав дежурному в будке, он направился в лабораторию судебной экспертизы.

В дверях прозекторской Аркадий остановился и закурил.

– Что, боишься блевануть? – взглянул на него Левин, услышав, как чиркнула спичка.

– Нет, просто не хочу мешать работе столь высокооплачиваемых специалистов, – парировал Аркадий, намекая, что патологоанатомы получали на 25 процентов больше обычных врачей, имевших дело с живыми людьми. Это была «надбавка за вредность» да постоянную опасность заразиться от трупного яда.

– Всегда есть риск, – сказал Левин. – Одно неосторожное движение ножом…

– Они заморожены. Единственное, чем они могут тебя наградить, – это простуда. Кроме того, ты никогда не ошибаешься. – Аркадий несколько раз глубоко затянулся, пока носоглотка и легкие как следует не пропитались дымом.

Подготовившись таким образом, он шагнул в атмосферу, насыщенную запахом формальдегида. Эти три жертвы при жизни были абсолютно разными людьми, но смерть сделала их какими-то страшными близнецами. Белые как мел тела, лишь легкая синева на ягодицах и плечах, покрытых гусиной кожей, у каждого – отверстие против сердца, обрубленные пальцы и безликие головы. От линии волос до подбородка и от уха до уха вся плоть была срезана, остались только костяные маски в запекшейся крови. Глаза выколоты. В таком виде их достали из-под снега. Ассистент Левина, страдающий насморком узбек, еще больше разукрашивал трупы, вскрывая дисковой пилой грудные полости. Чтобы согреть руки, узбек время от времени откладывал пилу. Крупный труп мог оставаться куском льда целую неделю.

– Как же ты раскрываешь убийства, если не выносишь вида покойников? – спросил Аркадия Левин.

– Я арестовываю живых людей.

– И гордишься этим?

Аркадий взял со стола предварительные заключения и прочел:

Прислонившись к стене и накурившись до головокружения, Аркадий сосредоточенно читал эти бумаги.

– Как ты определил возраст? – спросил он.

– По зубам.

– Значит, зубные формулы уже сделал?

– Да, но от них мало толку. У второго толстенная стальная коронка на коренном зубе, – пожал плечами Левин. Узбек передал формулы и коробку с выбитыми передними зубами, помеченными номерами пуль.

– Одного не хватает, – Аркадий пересчитал зубы.

– Рассыпался в порошок. Что осталось – в другом контейнере. Но, если хочешь взглянуть, есть очень интересные вещи, не отмеченные в предварительном заключении.

Он снова отчетливо увидел мрачные бетонные стены, пятна вокруг водостоков, мигающие лампы дневного света, белую плоть и лобковую растительность. Следователь старался смотреть и не видеть, но… Три мертвеца. Взгляни на нас, говорили маски. Кто нас убил?

– Как видишь, – сказал Левин, – у первого массивный скелет и хорошо развитая мускулатура. Второй – хрупкого телосложения. У него был сложный перелом левой голени. И что самое интересное, – Левин протянул между пальцами похожий на перья хохолок, – он красил волосы. Их естественный цвет – рыжий. Все это будет зафиксировано в окончательном заключении.

– Жду с нетерпением, – Аркадий вышел.

Левин нагнал Аркадия у лифта и вслед за ним проскользнул в кабину. Когда-то он был главным хирургом Москвы, пока Сталин не тряхнул врачей-евреев со своих мест, и с тех пор держал в кулаке свои эмоции.

– Это дело не по твоей части, – сказал он Аркадию. – Тот, кто резал лица и руки, настоящий специалист. Он это делал и раньше. Снова все, как на Клязьме…

– Если ты прав, майор завтра же заберет это дело к себе. И они не дадут ему ходу, только и всего. Ты чего так волнуешься?

– Ты-то почему спокоен? – Левин открыл дверь и, прежде чем она закрылась, повторил: – Снова все, как на Клязьме.

Помещение баллистической лаборатории почти целиком было занято четырехметровым резервуаром с водой. Аркадий оставил пули и направился в центральную лабораторию – большой зал с паркетными полами, мраморными столами, зелеными грифельными досками и высокими, по колено, пепельницами, поддерживаемыми свинцовыми нимфами. Одежда каждой из жертв лежала на отдельном столе, и разные группы работали над ее мокрыми остатка-ми. Эту лабораторию возглавлял полковник милиции с прилизанными волосами и пухлыми ручками по фамилии Людин.