— Ну конечно, в человеческом теле. Лангерхас был врачом.

На третий раз ему опять не повезло. Он не смог ответить на вопрос: «Кто написал «Бремя страстей человеческих» [4]?».

Бэзил видел, как волнуется Тони, которому вовсе не хотелось, чтобы Амос выбыл из игры и занялся выпивкой. Поэтому, когда нужно было задать очередной вопрос, Тони постарался придумать такую ерунду, которая была бы по зубам даже пьяному Амосу.

— Что такое заключение договора? — спросил он.

Амос сощурил глаза.

— Рабы на галерах были прикованы к скамьям и гребли, пока не умирали. А издатели и агенты стояли над ними и подгоняли их плетьми. Это и есть договор.

— Забавно, однако неправильно, — мягко ответил Тони. — Теперь вы три трети призрака и умираете. Вы умерли и выбыли из игры.

Амос бросил пренебрежительный взгляд на Тони и сказал:

— Возмутительно!

Бэзил выиграл первый тур и стал ведущим. Игра ему вовсе не нравилась, и втайне он соглашался с беднягой Пуси. К тому же ему, знающему, насколько ненадежен человеческий мозг, было тяжело смотреть на чествуемого писателя, который накачивал себя виски. Бэзил размышлял о том, как этот инцидент повлияет на отношение Мориса Лептона к следующим книгам Амоса, и ему казалось, что Тони думает о том же.

— Ну же, Бэзил, — поторопил Тони. Амос сидел с закрытыми глазами.

— Мистер Коттл, — тихонько позвал его Бэзил.

Амос не шевельнулся. Бэзил повысил голос.

— В какой войне наша страна потерпела поражение?

Амос сидел не двигаясь. Тони встал.

— Он, наверное, заснул. Надо уложить его в постель.

Но он не успел подойти к Амосу, как к нему подскочила Вера, вцепилась в плечо и принялась грубо трясти его.

— Амос, не валяй дурака, Тони пошутил. Голова Амоса безвольно болталась из стороны в сторону. Глаза были закрыты.

Вера, тяжело дыша, повернулась к Тони.

— Это вы сказали, что он призрак. — Ее нежный голос срывался на крик. — Вы сказали что он умер! Он мертвый!..

Прекрасный день, думала Мэг Веси, стоя у окна в столовой Кейнов, — сухой, холодный и солнечный. Голубое небо, лимонный отсвет солнца на белом снегу. Выкрашенные в белый цвет домики в Долине казались неотъемлемой частью зимнего пейзажа, а черные ставни придавали каждому домику законченность, как черный кончик хвоста — горностаю.

Зазвонил телефон, и Мэг опрометью бросилась в холл.

— Нью-Йорк заказывали?

— Магдалена? Я звоню от Кейнов. Ночью тут произошел несчастный случай. Умер мистер Коттл, и полиция настаивает, чтобы мы остались еще на один день. Я не стала звонить ночью, не хотела вас будить. Как Полли?

— Просто замечательно, — ответила Магдалена. — Она хорошо позавтракала. Температура только чуть-чуть выше нормальной, всего на один градус.

Мэг не была уверена, что Магдалена умеет пользоваться градусником.

— Вызовите врача. Пусть он посмотрит Полли, тогда мы будем знать наверняка. Думаем, к вечеру мы будем дома.

— Полли хочет с вами поговорить.

— Нет. Пусть лежит в постели.

— Она возле телефона в вашей кровати.

— Мамочка! — Даже если Полли была здорова, ее голос по телефону всегда казался тонким и несчастным. — Ты мне что-нибудь купила?

Полли постоянно занималась вымогательством, когда родители уезжали по вечерам из дома. Мэг знала, что должна быть твердой и отучить дочь от этого, но… дисциплина может подождать, пусть Полли сначала поправится.

— Нет еще, детка.

— Но ты купишь?

— Постараюсь, маленькая взяточница.

— А что такое взяточница? Тут трубку взял Хью.

— Мамочка, я только что прочитал газету, там…

— Хью, пожалуйста, не при Магдалене и Полли. Ты достаточно взрослый и должен понимать. Я сказала Магдалене, что Амос Коттл умер. И это все.

— Да, да, я понимаю. Но что делать, если она увидит газету?

— Постарайся, чтобы она не говорила с Полли на эту тему.

Хью вздохнул, потом сказал с затаенной радостью в голосе:

— Меня сегодня замучают вопросами!

— Может быть, тебе лучше остаться дома? — Мэг нахмурилась. Она знала любовь Хью к мелодраме и боялась, что когда-нибудь это плохо для него кончится.

— О, мамочка, не ходить сегодня! Это же трусость!

— Ладно, Хью, — Мэг совсем растерялась, — Иди в школу. Но помни, ты мало знал Амоса. Я не хочу, чтобы ты о нем сплетничал в школе. Чем меньше ты будешь о нем говорить, Тем лучше для всех нас.

— Хорошо, мамочка, я буду молчать. Я им только скажу: «Никаких комментариев», как сенатор. Представляю себе их любопытство! Вот здорово! Ну и денек мне предстоит! Учителя тоже будут лопаться от любопытства, но уж они-то ни о чем не спросят.

Мэг вернулась в столовую и налила себе Когда в доме были гости, Кейны всегда сервировали завтрак a l'anglaise[5].

Гости вольны есть, когда им заблагорассудится, но обслуживать себя они должны сами.

Она еще не успела выпить кофе, как в столовую вошла Филиппа, подтянутая, свежая, в темно-синих брюках и свитере. Мэг тут же вспомнила, что на ней шелковая пижама, которая ей велика, и халат нелюбимого зеленого цвета.

— Мэг, вы должны поесть.

— Не могу. Вера еще спит?

— Надеюсь. Я сказала Норе, чтобы она отнесла ей завтрак, как только услышит, что Вера проснулась. А я проголодалась. — Филиппа положила на тарелку яичницу с луком и подрумяненный хлеб. — Когда я волнуюсь, то всегда много ем. Хорошо, что нет Веры, а то бы я потеряла аппетит.

Тихо переговариваясь, Гас и Тони спускались по лестнице, но, войдя в комнату, оба замолчали. Вид у них был измученный. И У Тони — суровый.

— Доброе утро! — Голос Филиппы прозвучал почти весело.

— Почему вы не спрашиваете, как мы спали? — стараясь казаться спокойным, проговорил Гас.

— Ну и как?

— Конечно, замечательно. Свежий воздух…

Все, кроме Тони, улыбнулись.

— А что теперь будет с Премией переплетчиков? — спросила Филиппа.

Тони спокойно взглянул на нее.

— У нас в гостях Вера и Леппи, — сказал он. — Они могут войти в любую минуту, и мы должны играть спектакль для них. Никаких разговоров о делах.

— Спектакль? — растерялась Мэг. — А разве на самом деле… Мне и правда очень жалко Амоса. А вам нет?

— Конечно, да. Но кто-то должен собрать обломки, а их очень много.

— Бедный Амос, — вздохнула Филиппа. — Даже мертвый он лишь пешка в вашей игре, ведь так?

На лице у Гаса появился испуг.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал он.

На лестнице послышались чьи-то шаги, вошел Морис Лептон с газетой в руках. Есть он не стал и сразу развернул газету.

— Тут фото Амоса. Интересно, что теперь будет с собакой?

— С собакой? — Гас заглянул в газету. — А, понятно, — сказал он, узнав снимок. — Хороший некролог?

— Насколько он вообще может быть хорошим, если его пишет Фред Ньюэл. Он специалист по литературным некрологам. Здесь есть еще небольшая заметка.

Леппи стал читать вслух, тщательно выговаривая каждое слово:

Вестон. Коннектикут. Шестнадцатое декабря. Вчера жертвой отравления стал известный писатель Амос Коттл. Несчастный случай произошел в доме его издателя Энтони Кейна, президента фирмы «Саттон, Кейн и компания». Представитель полиции штата Коннектикут капитан Джеймс Дрю сообщает, что, по его мнению, вероятность несчастного случая равна вероятности преступного умысла. Миссис Коттл, известная больше как актриса Вера Вейн, была приглашена на прием вместе с мужем. Конечно, она убита горем. На ужине также присутствовали Морис Лептон и Эммет Эйвери, известные критики, и Август Веси, агент мистера Коттла. Амос Коттл завоевал известность как автор романа на военную тему «Никогда не зови к отступлению». Последний роман писателя — «Страстный пилигрим» — несколько недель назад выпущен издательством «Саттон. Кейн и компания». «Нью-Йорк таймс» отозвалась о нем, как о вехе в американской литературе. Мистер Коттл также вел еженедельную телевизионную передачу «Выставка Коттла». Некролог на странице двенадцать.