— Видишь ли, старина, в галактическом пространстве я немедленно забил бы тревогу, там твое ощущение плохого равносильно предчувствию реальной беды. Но здесь следствия вовсе не следуют за причиной, да и посылка определяется выводами из нее, и вообще — ребенок рождает мать… Если здесь телегу поставят впереди лошади, я не удивлюсь, ибо в круговороте взаимодействий все вытекает из целого, а не из частностей, а кто впереди, лошадь или телега, согласись, это частности… Ты, кажется, сердишься?

Жак воскликнул с обидой:

— Посмотри на приборы, Полинг!

Я переключил дешифратор и, пораженный, свистнул. В дзета—пространстве пульсировали все силовые поля, менялась гравитация, электрические потенциалы, знаки зарядов… Мне показалось, что стенки огромной колбы валятся. Но колба высилась пока неподвижная. Зато явственно то погасало, то разгоралось свечение стен. Что-то и вправду надвигалось нехорошее.

— Всех будить!

Я затряс Николая, Жак вскочил и стал толкать Артура. Я увеличил защитную экранизацию и приказал:

— Всем выходить наружу! Автономия обеспечивает нам отстраненность от местных беспорядков, но надо посмотреть, что происходит. Держаться вместе, подстраховывать один другого!

Мы бежали по трубопроводам и ретортам, транспортерным галереям и реакторам, уже не одними приборами, но и чувствами предугадывая беду. Вариалы, яркие, разноцветные, мирно покоились у потолков, их было множество, дружественных, не то просто отдыхающих, не то на время выключенных из жизни. И они не подозревали об опасности — это было очевидно.

Николай, первым выскочив наружу, показал на купол:

— Извержение! Световая буря!

Та же горная долина, окаймленная зубцами преображенных перспективой вершин, простиралась вокруг, тот же бледно-золотой свет лился с неба — в дзета—мире не было чередования дня и ночи.

И только над вершиной купола клубилось сияние.

Оно именно клубилось, а не светилось. Над куполом сгущались удивительные облака — не пар, не дым, даже не пламя и не отблеск бушующего пожара, а сам свет, принявший телесный облик облака.

Из купола били гейзеры радиации, они уплотнялись, складывались в сверкающие образования, крутились и сталкивались, все более разгораясь. А купол походил на вулкан, выбрасывающий не пламя, не раскаленные газы, не камни и пепел, а одну радиацию, странную радиацию, лучи, не пробивающие пронзительно пространство, а накапливающиеся в клубки, — в них не было ничего, кроме запутавшегося в себе самом света.

— Кривой свет, неподвижный свет! — воскликнул я. — Фотоны, которые не несутся! Нет, воистину удивительный мир! Николай, тебе, как астрофизику, придется поломать голову над природой этого красочного явления!

Артур рассудительно заметил, что фотоны все-таки несутся, раз мы видим издалека светящиеся облака. Но конечно, в иномирах и фотоны должны вести себя иначе, чем в космосе. Возможно, перед нами не излучающие источники, а уже излученный свет, скомбинировавшийся в нечто предметное.

— Перестань! — сказал я. — Зачем анатомировать красоту! Полюбуйся лучше, как в этих красочных световых тучах разыгрывается великолепная световая гроза.

Один облачный фронт напирал на другой, из купола вырывались все новые сияющие клубки. Вдруг началось возмущение всех физических параметров. Особенно менялась гравитация — она падала до нуля, становилась отрицательной, снова быстро росла. Если бы мы не были экранированы, нас то тащило бы вверх, то швыряло бы на грунт. Гигантская молния — и ее исказила расширяющаяся перспектива — пронеслась между облаками. Молния была черна — река полного поглощения среди нестерпимого блеска.

— Интерференция! — в восторге закричал Николай. — Интерференционная молния! Вот чего мы еще не видели!

За первой молнией взорвались другие, такие же черные. И, словно подстегнутые, световые тучи пришли в движение. Теперь они летели к городу вариалов. Зловещее сияние озарило спящий город, на угрюмых ретортах, трубопроводах и реакторах заиграли зайчики.

— Может, поднять тревогу? — с волнением сказал Жак. — Пугает меня это световое буйство!

— Подождем! — Я не отрывал взгляда от летящих туч. Мне почему-то вообразилось, что дальше красочного спектакля не пойдет. — Да и как будить вариалов? Не трясти же их руками!

Облака, исторгнутые из купола, повисли над городом. Бледное небо превратилось в пылающее горнило. Одна черная молния за другой глушила яркость туч. А затем хлынул ливень, в существование его мы и поверить бы раньше не могли — ливень света: переплетение вспышек и красок, низринувшийся с высоты пламень, неистовые световые потоки. Буря напоминала земные дожди: так же рушились капли и летели брызги, так же от туч к почве словно протянулись прутики, но все то был свет, а не вода.

И там, куда падали прутья и капли света, вспыхивало пламя — багровое, оранжевое, сжигающе-зеленсе. Город охватило пожаром: не огонь, перемешанный с дымом, пожирал сооружения, а тот же свет.

И здания начинали сами светиться, сперва тускло, потом все ярче, и распадались, превращаясь в световые клубки и облачка. Облачка взмывали вверх, и из них тоже обрушивались световые потоки уже на другие, еще не взорвавшиеся светом строения. Свет был кругом, один свет, низвергающийся, взрывающийся, убийственный свет!

Город растворялся в свете, как соль в воде.

И тут мы увидели гибнущих вариалов.

Одно из здании превратилось во вспышку, за ним световым облачком вознеслось другое, и в пожирающей радиации заметались разноцветные шарики. Вариалы отчаянно трансформировались, судорожно меняли яркость. И, уже не искаженный обычной сумятицей нелогичности, до нас донесся вопль: «Помогите! Помогите!».

Николай вскрикнул — катившийся к нему нежно-голубой Ы вдруг раскалился, оранжево забушевал и взвился клубочком распадающегося сияния. За ним погибли еще два вариала, пытавшиеся найти спасение около нас, — красный Я и фиолетовый Е.

— Экранируй город, Полинг! — сказал побледневший Жак. — Немедленно экранируй город!

Я рванул ручку ротонного регулятора.

Силовой щит, созданный притоком энергии «Пегаса», мгновенно отсек город от светового урагана, разрушение зданий прекратилось. Зато быстро рос расход мощности корабля — светобуря бушевала с прежней яростью. Я встревожился. Генераторы межмирового корабля подвергались слишком трудному испытанию.

— Нужно средство поактивнее экрана, — сказал Артур. Он со страхом всматривался в бушевание света над городом. — Казимеж, это те самые убийственные ураганы, о которых разглагольствовал Правый! Неужели так и не найдем способа борьбы с ними?

Я повернулся к Николаю. В обычное время подвижный, даже суетливый, при опасности Николай обретает ледяное спокойствие. В трудные часы прежних наших галактических странствий он ни разу не подводил. В его дипломе астроинженера вписана единственная среди нас оценка: «Незаменим при решении загадок физики космоса». Я с надеждой ждал его слова. Он с минуту хмуро рассматривал бушующие облака, потом сказал:

— Если те молнии — интерференционные, то почему бы и нам не погасить облака интерференциями? Ударить по ним их же радиацией, но только сдвинутой по фазе.

— Вручаю тебе канал к «Пегасу», — сказал я.

Черные молнии, искусственно вызванные Николаем, пронизали грозные световые толщи. Разряды, внесенные извне, породили внутренние несоответствия в облачной массе. Облако с облаком сталкивались и интерферировали, уже не черные молнии, а полосы и круги черноты взрывались в горниле неба. Темнота тушила сияние.

Оставшиеся световые облака теперь уносились к куполу, втягивались в негр. Недавний вулкан, изрыгавший свет, превратился в огромную пасть, поглощавшую сияние. Над долинкой, сдавленной призрачными горами, снова засветилось блеклое небо.

— Отстояли город от светопада, — с удовлетворением установил Николай, переводя энергию из «Пегаса» на обычную мощность.