— Прости, друг Артур, я прослушал — кому удалось доказать?

— Мне, — холодно ответил он. — И кажется, я достаточно подробно изложил, как пришел к такой мысли и какие были дискуссии в Академии. Но теперь есть решение Большого Совета и с дискуссиями покончено. Межмировая экспедиция в дзета—пространство утверждена, трансмировой корабль «Пегас» спроектирован, основные части его уже доставлены на Латону. Здесь произведут сборку и испытание. Вероятно, это будет главной из твоих ближайших задач, друг Казимеж.

Ответ прозвучал почти как отповедь. Я спросил:

— Почему записали меня в вашу экспедицию, не поинтересовавшись, хочу ли я этого?

— Ты был в дальнем рейсе, с тобой не могли связаться своевременно. Исходили из факта, что в мире нет астрокапитана, столь же знающего Немесиду, как ты. Именно эта маленькая планетка неподалеку от Н-115 будет стартовой площадкой в иномиры.

— Еще одно учитывалось, — лукаво добавил Марек и пропел — впрочем, фальшиво — две строчки популярной на Земле песенки «Астронавигаторы Вселенной»: — «Вот он, Полинг, Казимеж Полинг, дальше всех побывавший, больше всех посмотревший, горше всех испытавший».

— В экспедиции участвуют четыре человека: ты, я, Жак, четвертого ты подберешь по своему усмотрению, — продолжал Артур. — Мы, конечно, догадываемся, кого ты пригласишь, и заранее рады…

— Не сомневаюсь. Четвертый — Николай. У тебя, надеюсь, нет возражений, Николай?

Николай воскликнул «Да!» еще до того, как я закончил вопрос.

— У каждого члена экипажа будут свои обязанности, не так ли? Я хотел бы услышать о них, — продолжал я.

Холодный голос Артура стал почти ледяным, но не потерял своей неизменной учтивости;

— Начальник экспедиции и капитан «Пегаса» — ты, друг Казимеж. Я — теоретик, Жак — социолог, Николай — астроинженер. О твоем назначении имеется специальное решение Большого Совета.

В тот момент я бы голову дал на отсечение, что понимаю настроение Артура: он, нет сомнения, был оскорблен, что его, инициатора еще неслыханной экспедиции, назначили не руководителем, а только теоретиком ее. А насмешливый Марек не удержался от ехидства:

— Будешь протестовать, Казимеж? Ты ведь всегда протестуешь против почетных назначений, когда уверен, что протест отклонят.

— Нет, — сказал я. — Указы Большого Совета я не оспариваю. Но ты напрасно так радостно ухмыляешься. Кому-кому, а тебе придется пожалеть, что я начальствую экспедицией. Когда, я не понял, начнется сборка трансмирового корабля «Пегас»?

Марек сразу стал серьезным. Мгновенные переходы от шуток к делу он совершал артистически.

— Уже идет. С проектом корабля можешь ознакомиться в любую минуту. Работы на стапелях осмотришь после изучения проекта.

Мы с Мареком сидели в служебной конторе на Немесиде, когда в нашу крохотную комнатку ворвался Николай и радостно крикнул:

— Казимеж, как я тебе нравлюсь? Костюмы присланы с рейсовым звездолетом. Я попросил выдать один на пробу.

Он стоял перед нами в полном облачении разведчика иномиров. И я и Марек знали об этой одежде только по присланным заранее инструкциям и картинкам и теперь с интересом рассматривали ее, щупали, пробовали растянуть.

Гибкий скафандр, облегавший тело Николая, был так прозрачен в оптическом спектре, что казался невидимым. Зато его не пробивали ни пули, ни шальные метеориты, он был непроницаем для жестких лучей и инфракрасного излучения. Скафандр надевали на балерин — и балерины танцевали, не ощущая стесняющей их одежды. В нем спускались в недра, вулканов, погружались на дно морей — люди и в адском пекле и под колоссальным давлением работали, как на зеленой лужайке, — так утверждали проспекты фирмы, изготавливающей эти космические доспехи.

С правого бока Николая висел главный помощник косморазведчика, небольшой, с кулак, ротонный генератор, механизм столь исполинской мощности, что запросто мог бы превратить в облачко плазмы многоэтажный дом. Генератор создавал охранные поля — люди становились недоступны для всех форм излучений и неуязвимы для всех материальных частиц, кроме ротонов, основы более крупных структур материи: квантов пространства, гравитонов, нейтрино, фотонов, а также таких сложных образований, как ядерные частицы. Энергия для ротонного генератора поступала с трансмирового корабля. Пока канал связи действовал, людей оберегали механизмы «Пегаса», мы сохраняли автономию в любом иномире даже в условиях ядерного распада. Так, во всяком случае, обещал все тот же фирменный проспект.

Шею Николая лентой охватывал универсальный дешифратор, по виду простая полоса. По инструкции, этот дешифратор смотрел человеческими глазами, слушал человеческими ушами, улавливал человеческие эмоции и мысли. Все формы речи разумных существ — звуковая, цветовая, кинетическая, электромагнитная, радиоактивная, гравитационная, термическая, компрессионная и другие — быстро раскодировались прибором. Им с успехом пользовались при разговорах с земными пчелами, рыбами с планет Денеба и мыслящими папоротниками на Фомальгауте — человек и его собеседники превосходно понимали друг друга. На «Орионе», моем старом корабле, тоже имелись такие приборы, но нам ни разу не пришлось ими пользоваться: в районе «черной дыры» Н-115 никакой жизни, тем более разумной, мы не открыли.

На шлеме скафандра размещались очки-светофильтры. С их помощью можно было не только рассматривать отдаленные предметы, но и защищаться от любых не чрезмерно сильных излучений, а при нужде и ослеплять противника вспышкой тысячекратно усиленного взгляда. Как-то, еще на Латоне, Николай лихо ударил Жака глазами — Жак долго не мог прийти в себя. Больше Николай уже не шутил и только раз еще пустил в ход свою оптику. Он задумал прогуляться в скафандре по заказнику первобытной природы и повстречался там нос к носу с тигром. Тигры на Латоне крупней и свирепей земных. Зверь прыгнул на Николая, Николай злорадно скосился на него светофильтрами. Тигру удалось отчаянным усилием вывернуть свое тело в воздухе. Сломя голову он удрал от страшилища, опаляющего глазами.

— Красавец! — с восхищением сказал Марек. Это относилось к скафандру. Но Николай принял оценку на свой счет и прямо-таки засиял от тщеславия.

Марек предложил пойти к «Пегасу». Мы зашагали по каменистой Немесиде к стартовой площадке. Я хочу сказать несколько слов об этом клочке материи, куда мы перебрались с Латоны. Немесиду открыл я во время поисков места гибели звездолетов «Дракона» и «Медеи». Мы натолкнулись на нее случайно. Локаторы «Ориона» вначале показывали лишь облачко пыли или газа, наш штурман не сомневался, что мы промчимся сквозь это облачко, не почувствовав сопротивления, как уже не раз проносились сквозь другие туманные скопления. И только когда внезапно включились тормозные двигатели, а рейсовые автоматы круто изменили курс, мы поняли, что собирались на полном ходу врезаться в груду камней и металла размером с земную Луну.

Я назвал космический шатун Немесидой, именем древней богини возмездия, в предостережение астронавтам: кто здесь хоть на короткий срок потеряет навигационную бдительность, рискует катастрофой. Мы тогда думали, что «Дракон» и «Медея» разбились о Немесиду, их последняя депеша давала координаты именно этого района. Лишь обнаружив неподалеку «черную дыру», куда некогда ухнуло какое-то светило, если не целое звездное скопление, мы узнали истинные причины гибели. Но грозное название для космического шатуна осталось. Если бы я знал, что нам здесь предстоит стартовать в загадочный дзета—мир, я придумал бы название более обнадеживающее.

Хочу отдать должное Мареку. За короткий срок, пока на стапелях Латоны собирали «Пегас», он придал Немесиде вполне жилой вид — повесил километрах в десяти над стартовой площадкой рабочее солнце, плазменный шар, сгорающий в термоядерном жару, смонтировал космическую атмосферную установку — воздух вполне приличный, — окружил планету озоновой покрышкой, возвел живые домики и мастерские, оборудовал станцию связи, в общем, поработал. Работает он хорошо, хотя меня порой сердит его педантичная привычка каждую операцию прогонять по десятку раз, каждую деталь стократно ощупывать. Попробовал бы он так вести себя в рейсе, когда нужно принимать неожиданные решения, а времени на них если сотая доля секунды — хорошо! Впрочем, в институте он провалил экзамен на космоштурмана и долго потом с огорчением о том вспоминал, пока не утешился славой выдающегося космоадминистратора.