Признаюсь, я с большим недоверием наблюдал красочный прибой светоморя. В галактических странствиях приходилось испытывать приключения и пострашнее оптических эффектов. Но здесь тревожила мысль, что мы в совершенно особом мире, где любое явление не только удивительно, но и опасно. Этот световой бассейн действовал мне на нервы.

— Давайте опять осмотрим купол, — предложил Артур.

Мы осторожно обошли странное сооружение, но снова обнаружили лишь одно отверстие — то, через которое вышли. Николай уверял, что мы стали жертвой оптической иллюзии. В мире, лишенном перспективы, понятия «дальше» и «ближе» утрачивают свой естественный смысл. Всего час назад мы неутомимо шагали к куполу, не продвигаясь ни на шаг. Возможно, и сейчас мы безмятежно покоимся на месте, а наши движения — иллюзия.

— А море? — сказал Артур. — Мы удаляемся от него и приближаемся к нему. Достаточно сделать несколько шагов, чтобы убедиться в этом.

— Море тоже оптическая иллюзия!

— Артур и Николай, войдите в купол и проверьте, все ли шесть выходов на месте и сохранился ли наш рисунок, — попросил я.

Они ушли, а я вскоре увидел, что буря, менявшая цвета моря — «вздымавшая его сияние», написал потом об этом явлении Артур, — стала усиливаться. Из фиолетовой глубины выкатывались уже не синие, а голубоватые валы, на их гребнях вспыхивали желтые воротники. Море разъяренно зеленело, цвета нарождались и угасали все быстрей, становились все ярче. Линия цветового прибоя делалась изломанной — краски его хаотично обрушивались на берег, отлетали назад и гасли. И я поймал себя на тревожной мысли, что усиление бури вполне может сойти за ответ рассерженного существа на наше неожиданное появление. Настроив дешифратор на цветовую речь, я пытался уловить, нет ли осмысленной информации в перемене красок, но дешифратор не нашел разума в цветовом шквале.

Из купола вышли Николай и Артур.

— Выход один — тот, у которого ты стоишь, Казимеж, — сказал Артур.

Николай, услышав, что я не нашел осмысленной информации в вариациях красок, пустил свой дешифратор на автоматическую запись. «После разберемся!» — сказал он. Артур заметил, что пока мы обнаружили меньше интересных явлений, чем теоретически ожидалось. Почему? На это я имел ясный ответ: мы слишком уж побаиваемся нового мира, который надумали познавать. Ознакомление с любым неизвестным немыслимо без риска — к такому выводу приводят галактические странствия. Нет оснований полагать, что в дзета—мире все обстоит по-иному, чем в родном космосе.

— А наша автономия так велика, что превращается в прямую отстраненность. Мы открываем лишь крупные объекты, все прочее ускользает. Схема мира, а не реальный мир — вот с чем мы пока сталкиваемся.

— Тогда ослабим автономность. И пусть каждый сам регулирует отношения с этим миром, — спокойно сказал Артур.

Я отнюдь не был столь же спокойным, а Николай, естественно, энергично поддержал Артура. Впрочем, я колебался недолго. Последующие события показали, что опасность близкого соприкосновения с новым мирим была даже больше, чем я боялся, но другого выхода, как испытать это близкое соприкосновение, у нас не имелось.

Соединившись с «Пегасом», я успокоил тосковавшего в одиночестве Жака и сообщил, что мы уменьшаем поток энергии по ротонному каналу.

— Нас размывает! — воскликнул через минуту Николай. — Мы превращаемся в привидения!

Он в восторге замахал руками. Формы становились зыбкими, тела превращались в силуэты. Артур вдруг уменьшился наполовину, а Николай превратился в гиганта — Артур не доставал ему до пояса.

— Изумительно! — крикнул Николай. — Я попробую вырасти еще немного, чтобы вы свободно проходили у меня между ногами. — Он запрыгал, завертелся, но остался таким же.

— Перестань, мы исследователи, а не расшалившиеся детишки! — сказал я и сам уменьшился до размеров Артура.

— Как вы ведете себя, друзья! — с сердцем добавил Артур и еще больше уменьшился — он уже не доставал до колен Николая.

— Не придирайся, Артур! — огрызнулся Николай и стал быстро расти опять. — Что ни сделай — это нехорошо, то плохо!

Он стал таким огромным, что голова его покачивалась на уровне вершины купола, и таким бесформенным, что казался уже не человеком, а цистерной, поставленной на торец. К тому же он весь пульсировал, то распухал, то сжимался, руки, ноги, плечи и голова колебались, словно волосы на ветру.

— Что со мной? — сказал он с испугом. — У меня, кажется, здорово развевается тело? Нет, послушайте! — Он со страхом схватил себя за распухшие колени, лицо его жалко исказилось, нос, длинный и гибкий, выкручивался, как хобот, уши трепыхались. — Слушайте, ветра же нет, а меня треплет, как парус в бурю! Да помогите же, черт возьми!

Как только Николай выругался, он вдруг стал уменьшаться. Теперь он опадал так быстро, словно его перед тем надули воздухом и сейчас воздух вырывался наружу. Одновременно, только медленней, росли мы с Артуром. Вскоре мы стали прежними людьми — резких очертаний, ясных форм, почти одинакового роста.

Ошеломленные, мы молча смотрели друг на друга.

Николай опомнился первый.

— Все в порядке, — сказал он бодро. — В нынешнем нашем дзета—существовании постоянные размеры и формы тел не обязательны. Переменное тело и меняющийся облик — что может быть естественней? — Он заметил, что опять начинает распухать, и поспешно закончил: — Впрочем, не собираюсь этим злоупотреблять! — Начавшийся рост тела оборвался.

— Сдерживай свои душевные порывы! — посоветовал Артур. Голос его, однако, был нетверд. Он помолчал, боязливо оглянулся и продолжал: — Наши размеры здесь, похоже, зависят от эмоций. Поменьше эмоций, побольше разума — такова, видимо, гарантия устойчивого дзета—бытия. Давайте пока только присматриваться и не спешить вмешиваться в местные дела. — Последние наставления он произнес обычным тоном, словно читал лекцию о природе дзета—пространства.

— И в случае опасности усиливаем связь с «Пегасом», — добавил я.

Пока Артур изъяснялся, я успел взять себя в руки.

— Поворот ручки — и уносимся в автономный мирок. При встрече с непредвиденным вообще не снимать руки с регулятора.

Артур слишком спокойно — старался, видимо, не разрешать себе опасных в этом мире бурных эмоций — проговорил:

— Кажется, непредвиденное само ищет встречи с нами. Положите руки на регуляторы, друзья!

Непредвиденное возникло хрустальным шаром, катящимся по равнине. Потом, приблизившись, предстало сложной и красочной конструкцией. Оно по-прежнему напоминало шар, но не сплошной, а собранный из кривых трубок, внутри которых мерцало сияние — для каждой особого цвета. От сверкающего шара отходили гибкие отростки, их то втягивало внутрь, то выбрасывало наружу, и они тоже были освещены пульсирующим цветным жаром. Сияние было так сильно, что все кругом озарилось.

Вместе с тем шар был прозрачен — сквозь него виднелись однотонный берег и свирепо атаковавшие его яркие волны моря.

— Штука эта похожа на распатланную голову, — со смехом сказал Николай. — Казимеж, вспомни, встречались ли нам в скитаниях между звездами разгневанные головы без туловищ?

— Существо или вещество? — задумчиво проговорил Артур. — Возможно, существо, и даже разумное. Я бы отошел подальше, чтобы встреча наша произошла возле купола, а не на берегу.

— Настройте дешифраторы поаккуратней! — приказал я.

Мне не хотелось бежать от катящегося шара. В конце концов, мы прибыли в этот удивительный мир, чтобы знакомиться с его явлениями, а не панически удирать от них. Так мы всегда вели себя в космосе, и я не видел оснований отступать и здесь от традиций косморазведки. Я добавил, чтобы убедить Артура:

— Мы легко разговаривали в Плеядах с разумными папоротниками и рыбешками, только выбравшимися из дикости. Постараемся найти общий язык и с этой самосветящейся каракатицей.

Николай настроил дешифратор на световую речь, она казалась наиболее вероятной. Артур задал еще и гравитационную, и электромагнитную. Я добавил кинетическую — язык механических движений, хотя здесь, где отсутствовала перспектива и постоянные размеры, кинетический язык представлялся наименее вероятным. В общем, мы готовились к исследованию, а не к отпору — в точности так, как действовали раньше в космосе.