На негнущихся ногах она подошла, мечтая вернуться на минуту назад, чтобы отойти от проклятой двери, не открыв ее. У лэрда болит голова, ему не до Маред. Пусть хоть до утра, но все-таки отсрочка! А теперь поздно.

— Как прошел ваш день, тье?

Зачем он говорит? Ведь слышно по голосу, что смертельно устал. Это Монтроз-то…

— Хорошо, — так же тихо отозвалась Маред, становясь рядом и тоже глядя сверху на освещенный двор: клумбы, скамьи, мощеную плиткой дорожку и резкий черный штрих тени от фонарного столба на ней. — Я… простите…

— Ничего. Ты что-то хотела, девочка? Обычно сама не приходишь.

Показалось, или в голосе прозвучал укор? Маред и вправду уколола странная вина. Хотя с чего бы? Они друг другу чужие. Его светлость не рассказывает ей о своих трудностях. Вот только трудности Маред он, как раз, берет на себя. Клиника, скандал с Даффи, вычислитель и разбитый «Драккарус»… Если подумать, большая часть неприятностей и хлопот Корсара сейчас из-за нее. И неважно, что он сам этого хотел, заведя живую игрушку, ведь мог бы вести себя совсем иначе. Еще как мог. И не железный он, оказывается.

— Я хотела поговорить, — совсем тихо сказала Маред, отчетливо понимая, что вот как раз удачный момент, потому что у лэрда попросту не будет сил спорить, уговаривать и принуждать.

Да, все удачно сложилось. Следует выпалить приготовленную речь и быстро уезжать. Лэрд, конечно, все равно ее потом найдет, но будет проще…

— Я зайду завтра, — сказала Маред совсем не то, что собиралась, слыша свой голос будто со стороны. — Извините.

— Подожди.

Очень медленно, словно давая ей возможность отстраниться, лэрд повернулся, и его ладони тяжело легли Маред на плечи.

— Подожди, — мягко и так же устало повторил он. — Постой со мной.

Вместо того чтобы притянуть Маред к себе, он сам шагнул к ней, обнял, скользя по спине ладонями. Странные получились объятия: тесные, но совсем не чувственные, ничего общего с тем, что было раньше.

Маред послушно замерла, опустив руки вдоль тела и почти касаясь подбородком плеча лэрда.

— Расскажи что-нибудь, — попросил он. — Чем ты сегодня занималась?

— Договором с франками, — выдавила Маред, мгновенно пугаясь еще больше, чем в коридоре, потому что такой Монтроз — это было вообще чем-то невероятным.

— И все?

«Он не может ничего знать, — билось в висках болезненными молоточками. — Про Чисхолма — просто не может».

— Еще тье Эстер дала мне два новых дела, — отчаянно сказала Маред. — Налоги…

— Ты справляешься?

— Не знаю. То есть я знаю, что делать, но… Мне выделили помощника, тьена Финлисона…

— Так. Рассказывай, девочка…

Его ладони крепко и жарко прижимали ее, но Маред могла бы поклясться, в этих прикосновениях, таких откровенных и жадных, не было желания. Того желания, которое она видела у лэрда раньше. И это пугало не меньше, чем тяжелые, скупо отмеренные слова Монтроза, будто ему даже губы размыкать было сложно.

— Лучше бы я все делала сама, — с трудом сказала Маред, не зная, о чем говорить, но боясь замолчать. — Тьен Финлисон… он какой-то неправильный стряпчий.

— Почему?

— Не могу понять. Как будто ему все это не нужно: контора, задания… Я ему объясняю — а он за полдня ничего не сделал. Потом выполнил, но так небрежно… А тье Эстер… она хочет, чтоб я его заставила работать.

— Правильно, — уронил Монтроз, одной рукой обнимая его за плечи, а вторую опуская ниже по спине, но опять как-то бесстрастно, словно не лаская, а…

«Он же и вправду не ласкает меня, — поняла вдруг Маред совершенно ясно. — Просто гладит, как… тискают плюшевого медведя. Ему же действительно плохо. То ли что-то случилось, то ли он устал до умопомрачения».

— Я не смогу, — призналась она вслух. — Я старалась, но…

— Сможешь. Управлять труднее, чем все делать самой. Но сама ты все делать не должна. Иначе так и останешься простой конторской служащей.

В голосе Монтроза почудилась насмешка. А может, и не почудилась. Сразу обожгло памятью о вчерашнем, так что щеки загорелись. Сколько же теперь придется это помнить? И надо как-то решиться, сказать, что она уходит, — но как?

Маред сова облизала губы, вдохнула, собираясь с силами, чтобы высвободиться. Но лэрд прижал ее крепче, запустил пальцы в волосы, сминая прическу. Сказал негромко и по-прежнему смертельно устало:

— Ты умница. Тебя хвалят. И я вижу, как ты стараешься. Я, конечно, могу передать тье Эстер, чтобы она решила этот вопрос, но лучше, если справишься сама. Завтра дай этому бездельнику задание. И ограничь его по времени, но с запасом в свою пользу. Если документ нужен тебе к обеду, скажи, что он должен быть готов к одиннадцати — успеешь проверить и сказать, что исправить. Если не сделает или снова сделает плохо, пригласи выйти и поговори всерьез. Только обязательно наедине. Запомни, это очень важно: всегда хвали людей при ком-то, а отчитывай только один на один.

— Я запомню, — согласилась Маред. — Благодарю.

— К вашим услугам. И не вздумай выполнять чужую работу. Если твой помощник не исправится, иди к тье Эстер. Говори честно, что из-за него можешь пропустить сроки или выполнить задание с ошибками. Этот Финлисон, конечно, тебя не поблагодарит, так что на будущее вычеркни его из списка людей, относящихся к тебе хорошо. Но это дело обычное. Такие сотрудники и приятели тебе самой не нужны. Я знаю, ты справишься.

— Благодарю… — повторила Маред.

Неправильно складывался этот разговор. Монтроз снова заботился о ней, учил, честно выполняя свою часть сделки. И стоять вот так близко, что его дыхание грело Маред щеку, было не противно. И даже не стыдно. А вот вымолвить несколько слов, разом разорвав эту странную, невозможную связь, — никак не получалось.

— Ты ужинала?

Пальцы лэрда перебирали ее волосы, окончательно рассыпавшиеся по плечам, но в голосе по-прежнему не было желания, и Маред отказалась от возможности уйти.

— Я не голодна, — сказала она правду.

Лэрд вздохнул, разворачивая Маред так, чтобы обоим было удобнее, и зарываясь лицом в ее волосы. Сказал уже с обычной своей мягкой ласковостью, слегка отдающей вечной усмешкой:

— Ну, тогда потерпи еще немного. Не бойся — сегодня ничего не будет. Устал я что-то…

Замерев, Маред подчинилась рукам, гладящим ее, медленно ласкающим плечи, спину, бока. Слушала ровное тихое дыхание, вдруг обнаружив, что дышат они в унисон, и с отчаянием понимала, что не сможет признаться в разрыве контракта. Только не сегодня!

Потому что все эти дни, почти целый месяц, баргест его побери, лэрд королевский стряпчий каждый день спрашивал, как ее дела. Следил, чтобы Маред вовремя и хорошо поела. Дал время на подготовку проекта и заставил выспаться перед днем его сдачи. Звонил в клинику и приезжал, не получив ответа. Занимался ее сгоревшим вычислителем и подарил занятия по вождению. Потеряв мобилер, стоящий, как дом в провинции, переживал не о расходах, а о безопасности Маред, и потом ни словом не напомнил, не упрекнул. Потому что его действительно интересовало, чем Маред занимается на работе. Настолько, что даже сейчас, уставший, он нашел силы вникнуть в ее слова и дать совет.

И потому уйти сегодня, когда Монтроз настолько измучен, что едва стоит на ногах — невозможно, неправильно, нечестно. Еще один вечер ничего не решит. А завтра они поговорят, и Маред непременно скажет. И это безумие наконец-то закончится.

Глава 15. О любви к своей профессии

Ночью пошел дождь. Первые крупные капли тяжело ударили по оконному стеклу, разбудив Маред, но она попыталась вернуться в уютную теплоту дремы, и лишь когда дождь закапал прямо в лицо, нехотя привстала, закрыла окно и снова нырнула под одеяло. Однако сон исчез напрочь.

Взятый со столика фониль подтвердил: три часа ночи. Дождь лил все сильнее, в оставшуюся щель между рамой и фрамугой приятно тянуло свежестью, и Маред повернулась набок, уставившись в темноту за окном и позволив мыслям свернуть в привычное русло.