— И что это было?

— Ты все равно не поверишь.

— Попытайся убедить меня, вдруг получится.

— Так и быть, скажу. Антигравитационное устройство.

— Да ладно тебе, Ал, таких вещей не существует.

— Я же предупреждал, — с улыбкой откинулся тот в кресле. — Дог, я видел его собственными глазами. Маленький шарик, похожий на металлический, который остается там, куда ты его положишь. Или повесишь. На полу, в трех метрах над землей... где хочешь. Кинь его, и он будет лететь вечно. Останови, и мячик замрет на месте.

— Что ты говоришь!

— Вот черт, да ты просто бесчувственный урод. Ты хоть представляешь, что это означает?!

— Ясное дело.

— Тогда скажи хоть что-нибудь!

— Я рад, что они унесли свой секрет в могилу.

— Это открытие стоило миллиарды и триллионы, Дог.

— Фигня-мигня на постном масле. Правительство обязательно конфисковало бы его. Или кто-нибудь силой выбил бы из этих несчастных их тайну. Слава богу, у них хватило ума поступить так, а не иначе.

— Ты ведь не поверил ни одному моему слову?

— С чего ты взял?

— Потому что это не произвело на тебя абсолютно никакого впечатления.

— Ал, у меня и без гравитации забот полон рот, не хватает еще антигравитации. — Мой рот расплылся в улыбке. — Хотя, идея действительно чертовски интересная. Берешь, к примеру, девицу, и...

— Опять ты за свое!

— А что? Не нравится? Тогда вернемся к «Баррин индастриз».

Ал взглянул на меня, неодобрительно покачал головой и криво усмехнулся:

— "Баррин" — банкрот. Все имущество, которое имело хоть какую-то ценность, давно заложено-перезаложено, и теперь закладывать больше нечего. Осталось только подбирать объедки с барского стола, потому что крупные контракты им больше не по карману. Более-менее приличные товары превратились в недостижимую мечту, да и те контракты, которые они сумели выбить, находятся под угрозой срыва. Фабрика не имеет ни малейшей возможности уложиться во временные рамки. Плюс ко всему твои братцы втянули «Баррин» в одну аферу, которая непременно добьет их, и тогда стервятники накинутся на компанию и разорвут ее в клочья. Как говорят, прожуют и выплюнут, и даже косточек не останется.

— Что за стервятники, Ал?

— Слыхал когда-нибудь о некоем Кроссе Макмиллане?

Я глухо рассмеялся, вытряхнул сигарету из открытой пачки, валявшейся на столе, и прикурил.

— Конечно. Его отец с моим дедом были заклятыми врагами. Кросс появился на свет, когда его папаше перевалило за шестьдесят, и прослыл самым отъявленным мерзавцем в округе. Однажды этот сукин сын избил меня только за то, что я помог одной куколке донести пакеты до машины. Он был лет на восемь старше меня и ухлестывал за ней, вот и не хотел, чтобы кто-то влез между ними. Считал себя крутым.

— И ты подложил ему в машину хлопушку?

— Не-а. Просто однажды пробил камнем его дурацкую башку и удрал, только пятки сверкали. Кросс так и не смог догнать меня.

— Ну, дружок, считай, вместо тебя он догнал твоих кузенов. Он и есть самый большой стервятник. Теперь у него столько деньжищ, что он не знает, куда их девать, миллионами разбрасывается. Спит и видит, как заполучить «Баррин индастриз».

— И черт с ним. Пусть подавится.

— Но тогда ему достанутся и твои десять кусков.

— Хрен ему!

— Можешь не верить, если не хочешь. — Ал потянулся, отрезал себе еще один кусочек колбасы и с явным удовольствием откусил от него. — Поживем — увидим.

— Куда они делись, Ал?

— Деньги?

Я кивнул.

— Плохо ты знаешь своих братцев.

— Так расскажи мне. За этим я сюда и явился.

— Кто платит, тот и заказывает музыку. — Он проглотил очередной кусок, отрыгнул и запил все это дело пивом. — Но это, как ты выражаешься, все равно что вытаскивать скелеты из шкафов.

— Сам же сказал, что я плачу. Мне и музыку заказывать.

— Ладно, Дог, — сказал Ал. — Это твои похороны, тебе и решать.

— Цветов не надо, пожалуйста.

— Как скажешь. Значится так, если ты помнишь, все акции «Баррин» остались в семье... по крайней мере, это касается контрольного пакета.

— Пятьдесят семь процентов, — подсказал я ему.

— Точно. И согласно завещанию, ни твой драгоценнейший кузен Альфред, ни Деннисон не имеют права продать их.

— Верно.

— Каждому досталось по пятнадцать процентов, а остальное было поровну поделено между Ведой, Пэм и Люселлой. Старикан считал, что им надо иметь хоть что-то, чтобы они могли спокойно выбрать себе достойных мужей.

— Да уж, — состроил я кислую гримасу. — Знаю. Что ж, это им удалось. Всем, кроме Веды.

— Помнишь их?

— Даже слишком хорошо, дружище.

— Кто знает, мог и забыть. Они ведь намного старше тебя. Кстати, припоминаешь, каким пороком страдала Веда?

— Играла в кости?

— Что ты, Дог, с тех пор дамочка далеко ушла вперед. Сестрица Веда открыла для себя Лас-Вегас. Она связалась с какими-то молодцами из Нью-Йорка и несколькими умниками из Гаваны. Так и было, друг мой, и секс тут абсолютно ни при чем. Твоя чокнутая сестричка профукала все, что имела, и заложила все, что могла. Теперь проматывает проценты с той небольшой суммы, которую выиграла в самом начале, пока госпожа Удача еще улыбалась ей. Если бы не это, твоя двоюродная сестричка Веда давно бы ходила с протянутой рукой или раздвигала ноги за деньги.

— Глупая дамочка, — пробормотал я. — Да ее тело и гроша ломаного не стоит! Вряд ли нашлись бы охотники платить.

— Вот тут ты не прав. Ты слишком давно не видел ее, Дог. Я полагаю, что она смогла бы добиться определенного успеха на этом поприще. Морри Шапиро не раз оплачивал ее счета, да и Хамильтон тоже, тот, который связан с театрами. Эта дамочка знает, что делает. Настоящая проныра. И довольно хороша собой. Ума нет, но остальное все при ней. И я слышал, талантлива в этом деле как сам черт. Настоящая секс-машина... иметь ее — все равно что заполучить новенький антикварный автомобильчик. Стиль, прекрасное исполнение, цвет, только вот немного состарившаяся.

— Таким образом, остаются Пэм и Люселла.

— Об этих и говорить нечего. История стара как мир. Муж Пэм, Марвин Гейтс, дал втянуть себя в гигантскую аферу: пытался профинансировать одну весьма сомнительную операцию. Считай, по доброй воле засунул свою голову в петлю, а Пэм его вытащила. Заплатить за муженька или всю оставшуюся жизнь ездить к нему на свидания в тюрягу, другой альтернативы не было. Пэм выбрала первое, и взамен получила личного раба, который целует ее в задницу и предпочитает помалкивать, пока женушка не позволит ему высказать свое мнение. Она сама выбирает, где и когда муженек откроет свой ротик и что при этом произнесет. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Вспоминая сексуальные предпочтения Пэм, я просто уверен, что понимаю, — сказал я. — А как насчет Люселлы?

— Слишком много шика. Но однажды она проснулась и увидела, что весь ее шик превратился в пшик. Ривьера, Париж и Рим остались лишь в воспоминаниях. Тот малый, за которого она вышла... как его там?

— Саймон.

— Ну да, Саймон... так вот, она пустила с молотка его пони для игры в поло, вслед за лошадками отправились гоночные автомобили. Саймон свалил в Мехико, получил там развод и женился на какой-то престарелой дамочке, а Люселле не осталось ничего, как только без конца разглядывать фото Ривьеры, Парижа и Рима.

— Грустная история.

— Так и есть, — вздохнул Ал. — Но весьма типичная. Кто сказал, что от нищеты до нищеты — три поколения?

— Какая-то весьма умная задница, — глубокомысленно покачал я головой.

— В общем и целом дело обстоит именно так, — продолжил Ал. — Альфред и Деннисон не в курсе всех эти перипетий. Они ведут дела в полной уверенности, что акции милых сестриц все еще у них на руках, и зорко следят за ними, чтобы при случае попытаться подмять их под себя. И ни один из братьев даже не пытается перекупить их... не то чтобы они не хотели... просто не могут, вот и все. Продать-то больше нечего. Ал и Денни оказались владельцами тридцати процентов пустоты, да еще этот Кросс Макмиллан сидит у них на хвосте. У него и так уже куча акций, которые он прибрал к рукам после смерти первоначальных инвесторов, и если дело дойдет до настоящей драки, то и остальные козыри окажутся у него.