— Прошу.

— Тогда пошли.

Дождь сделал ее похожей на нежный весенний бутон, покрытый мелкими капельками влаги. Шляпы она не носила, и ветер тут же подхватил ее шелковые пряди. Девушка смело шлепала по тротуару, крепко уцепившись за мою руку и словно не замечая луж под ногами. Ее звонкий смех колокольчиком звучал в прекрасной ночи, и немногие случайные прохожие, которые трусливо прятались под своими зонтами, бросали на нас многозначительные взгляды и улыбались.

Мы поужинали в итальянском ресторанчике, больше смахивавшем на простую забегаловку, прошли еще несколько кварталов, пока не забрели в бар, единственной живой душой в котором оказался сам бармен. Но мы все же заказали себе по коктейлю, и, великодушно позволив бедолаге бармену вернуться к своему телевизору, уселись в дальнем конце зала и принялись наблюдать за городом, принимающим освежающую ванну.

— Как весело, Дог! Я уже сто лет так не развлекалась.

— Скажешь об этом завтра, когда сляжешь с воспалением легких, — подтрунил я над ней.

— А что, будет еще и завтра?

— Несомненно. Я чувствую себя ответственным за тебя.

— Как за отбившуюся от стаи птичку?

— Что-то вроде этого.

— Ладно, так и быть, я позвоню. Полная здоровья, сил и молодости... — Она неожиданно остановилась, и лицо ее приобрело серьезное выражение. — Я... не то имела в виду...

— Котеночек, я уже далеко не мальчик, — успокоил я ее. — И по утрам я смотрюсь в зеркало, когда бреюсь. Седину никуда не денешь, да и морщины тоже. Рано или поздно это с каждым случается.

— Именно таким ты мне и нравишься.

— Это хорошо, потому что выбора у меня все равно нет. Кроме того, еще пара подобных забегов в твоей компании — и я помолодею лет на двадцать. Ты возвращаешь меня в прежние времена.

— На Мондо-Бич?

Мой стакан замер в воздухе, так и не добравшись до губ.

— Откуда тебе это известно?

В глазах Шарон мелькали веселые чертики:

— Потому что я родом из того же леса, что и ты. Мой дом всего в шести милях от твоего родного очага. Когда я была маленькой, мы частенько наведывались на северную окраину... ту часть, которую Баррины оставили за пределами своего поместья. Иногда мы даже переплывали заграждение и устраивали себе пикник на их собственности, разыгрывая из себя богатых.

— Как вам это нравится!

— Ты когда-нибудь бывал там, Дог?

— Да, несколько раз. Я любил уединяться.

— Пожалуй, стоит рассказать еще кое-что, — добавила Шарон. — Мой отец работал на «Баррин индастриз» лет так... пятнадцать, не меньше. И однажды он даже взял меня с собой в ваш особняк, когда носил туда какие-то бумаги.

— Мир тесен. Тебе не стоило уезжать оттуда. Никак не пойму, что ты тут забыла.

— Коммерция, большой Дог. Всякому надо как-то кормиться и одеваться. К фабрикам у меня душа не лежит, а после смерти отца мне в моем родном городишке и вовсе ловить было нечего. Ничто меня там больше не держало. Должно быть, тебе самому известно это чувство.

Я взял мисочку арахиса и поставил ее между нами.

— Мой отъезд добровольным не назовешь. Родственнички изрядно постарались, чтобы выжить меня из дому. Черт подери, ты многое потеряла, если не слышала этих старинных историй.

— Да нет, мы слышали кое-что, но по большей части это были не совсем понятные разговоры старших. Подобного рода новости не производили на нас особого впечатления. Как раз перед моим отъездом в городке перемывали косточки твоим кузинам, но я не обращала на эти сплетни особого внимания. Никогда не интересовалась женскими пересудами. Твое возвращение станет для них настоящим шоком, или я не права?

— Мой адвокат пытается подготовить семейку, — поглядел я на нее. — А почему тебя так интересуют Баррины?

— Думаю, просто до сих пор хочется вестей из дома. Я ни разу не была там со времени моего отъезда.

— Вот и славно. Предлагаю совершить совместный набег.

Шарон уставилась на меня округлившимися от изумления глазами, потом улыбнулась и кивнула:

— Согласна. Когда?

— Завтра... если ты сможешь вырваться.

— Мистер С.С. Кейбл обязан мне по гроб жизни, малыш Келли. Так что на некоторый период мое время принадлежит только мне.

Я поглядел на часы. Было второй час ночи.

— Тогда давай-ка я провожу тебя до дому. Ночь будет недолгой. Ты где живешь?

— Недалеко, пешком можно дойти.

Я засмеялся и покачал головой, бросил на стойку несколько монет, захватил с собой полную горсть арахиса и подал ей плащ:

— Пошли, дельфинчик ты мой!

Ее апартаменты располагались в Ист-Сайде, в супермодном колоссе из стекла и бетона, возвышающемся над городом бок о бок со своим братом-близнецом. Дверь охранял облаченный в старинную униформу швейцар, который насквозь видел каждого притворщика, но воспринимать реальность такой, какая она есть, был явно не способен.

Шарон без задней мысли предложила подняться наверх, чтобы пропустить по рюмашечке. Она позволила мне отпереть дверь в квартиру и вошла внутрь, по пути включая повсюду свет, а потом повесила наши плащи в шкаф в прихожей.

— Налей выпить, пока я буду переодеваться, как принято говорить, во что-нибудь более подходящее и удобное. По крайней мере, сухое, — бросила она, и в комнате зазвенел ее смех. — Бар вон там. А тебе придется пострадать. Не думаю, что ты захочешь примерить мои домашние платья.

— Переживу как-нибудь.

Я сделал пару коктейлей и обошел комнату, удивляясь, как вообще можно выжить в стенах современных безликих квартир. Все было в американском духе: весьма функционально и рационально, декорировано в лучших традициях Манхэттена. Шик и блеск, но что-то все же не так. И только через несколько минут до меня дошло, что именно. Квартира была совершенно безликой. Это было просто... место для жизни. Прямо как номер в гостинице, который тоже оформляется в соответствии с определенными правилами.

Из темного угла комнаты до меня донесся голос Шарон, и я почувствовал, что она наблюдает за мной.

— Ну и как тебе, Дог?

— Ты сколько тут живешь?

— Четыре года. А что?

— Совсем не похоже на девичью светелку.

Я повернулся вокруг и увидел, как она выходит из темноты: прямо как с картинки: легкая блузка завязана узлом прямо под великолепной грудью, широкая юбка свободно облегает чудесные ножки. Волосы были забраны под некое подобие тюрбана, что делало ее похожей на принцессу из арабских сказок типа «Тысячи и одной ночи», и моя плоть восстала прежде, чем я успел взять себя в руки.

— Какое странное замечание. Большинство мужчин никогда не обратили бы на это внимания. — Шарон взяла из моих рук стакан и уселась на пластиковую кушетку, подобрав под себя ноги, привалилась к спинке и улыбнулась. — Назвать квартиру на Манхэттене своим домом у меня язык не поворачивается, но ведь надо же где-то жить. У меня даже желания не возникает украшать ее всякими безделушками, которые женщины обычно рассовывают по всем углам. Я жду.

— Чего, если не секрет?

— Настоящего дома.

Я покрутил лед в стакане и снова попробовал напиток.

— А ты, оказывается, оптимистка. И кого же ты собираешься тряхнуть?

Озорная улыбка заиграла на ее губах.

— Я уже помолвлена, так что имею право на оптимизм.

— Придется отдаться парню целиком, котенок. Он возьмет тебя всю без остатка.

— Да, я знаю.

Шарон расправила ноги, встала с кушетки и медленно подошла ко мне. Руки ее скользнули вверх по моему телу, обняли меня за шею, влажные губы томно раскрылись.

— А разве тебе не хотелось бы взять меня всю без остатка, Дог?

Поцелуй был очень необычный, медленный, спокойный, а потом вдруг появилось чувство, будто два магнита притягиваются друг к другу все крепче и крепче, и нет сил разжать их. Ее разгоряченное тело таяло у меня в руках, и от него исходили волны страсти и безумного желания. Узел на блузке развязался, и я почувствовал, как ее тепло окутывает меня, а из прекрасных губок вылетел глубокий стон.