И все же кому-то стало известно мое местонахождение. Ведь кто-то оставил для меня это чертово послание и, несомненно, надеялся, что мне удастся понять, о чем идет речь. Будь оно от моих старых знакомых, они не стали бы играть в прятки, использовали бы простой шифр, и дело с концом. Из всех блистательных фигур, с которыми я познакомился с того времени, как сошел с борта самолета, не было ни одного, кто мог бы оставить послание такого рода. Охотники на мою жизнь, само собой, тоже отпадают: такие люди не пишут записок. Они просто идут по следу и сами выбирают время и место убийства.
Я смотрел на послание, пока в моем мозгу не отпечаталась каждая его буковка и циферка, каждая незначительная деталь, потом поднес к листочку горящую спичку, поджег и кинул в пепельницу. Парень за стойкой бросил на меня любопытный взгляд, пожал плечами и отвернулся. Водитель грузовика допил кофе, заплатил по счету и вышел. Над горизонтом появился солнечный диск, Линтон пробуждался ото сна, начинался новый рабочий день. Я попросил счет, протянул кассиру пятерку, взял сдачу и направился к выходу.
На пересечении Берган и Хай-стрит машины заполонили обе стороны дороги, и люди в рабочей одежде небольшими группками по двое, по трое входили в заведение Тода. Я припарковался в самом конце длинной вереницы автомобилей, перешел на другую сторону и направился к хозяину. Двое мужчин лет пятидесяти проявили к моей персоне чрезвычайный интерес.
— Ты от профсоюза? — спросил один.
— Не-а. Я простой посетитель. Жил здесь когда-то.
— Вернулся устраиваться на работу?
Я улыбнулся и покачал головой:
— У меня уже есть. Знаком с Тодом, вот и все дела. А что происходит?
— "Баррин" набирает людей, — поведал один из парней и весело подмигнул мне из-под очков. — Рабочей силы-то не хватает. Им бы пригодился кто-нибудь помоложе, такие, как ты, например.
— Ты мне льстишь, друг, я тоже далеко не мальчик.
— Но до нас тебе еще далеко, сынок, ох как далеко!
Тод был не в духе, и в раздражении поставил за стойку бара трех девиц. Еще две сбились с ног, разнося кофе по столикам в соседнем зале, где народ гудел, словно пчелы в улье, а сам Тод пережидал наплыв, притулившись с кружкой пива за столиком у стены. Одним ухом старик прилип к включенному радио. При виде меня брови его удивленно поползли вверх, и он указал на соседний стул:
— Привет, малыш. Мне стоило бы сразу догадаться, что что-то обязательно произойдет. Ты прямо как твой папаша, где он — там буча. Хорошая драка ли, веселье ли, смех и песни, пьянка — одним словом, буча.
Я уселся и отставил пиво, которое принесла официантка: пузырьки не слишком хорошо ложатся на завтрак.
— Не надо на меня так смотреть, Тод. Что бы тут ни происходило, это не моих рук дело.
— Черта с два! Может, ты просто разворошил осиное гнездо.
— Что случилось?
Старик пожал торчащими из-под свитера костлявыми плечами, которые в прежние времена были покрыты горой мускулов:
— У «Баррин» новые контракты, вот что. И они снова нанимают народ.
— Грустное зрелище — все эти будущие работники.
— Неплохие парни, но их время давным-давно прошло. Половина уже лет сто перебивается случайными заработками или живет на пособие. А тут еще этот чертов профсоюз лезет. С тех пор как Макмиллан платит больше минимальной нормы, им никого не удавалось внедрить здесь, а эти стариканы пойдут на все, лишь бы заполучить работу. Ты знаешь, по какому поводу весь сыр-бор разгорелся?
— Откуда? Я только что приехал.
— "Баррин" хочет установить зарплату меньше положенной профсоюзом, вот лейбористы и визжат. А вся эта компания намерена послать их на три буквы. Они хотят работать, не важно на каких условиях, вот и не желают, чтобы приезжие диктовали здесь свои условия, а тем более чинили им препятствия.
— И что, по-твоему, будет дальше, Тод?
— Тебе ли не знать, малыш. Расставят пикеты, нагонят штрейкбрехеров и попытаются сорвать контракты.
Эти парни из Города горазды на подобные штучки. Сейчас они отправились в Вашингтон встретиться кое с кем и выжмут из этого все, что смогут.
Я вытер испарину с холодного бокала пива и засмеялся:
— Думаю, тут ты промахнулся, Тод.
— Ну-ка, ну-ка, командир?
— Если ты все правильно обрисовал, то лейбористы разбегутся отсюда, как кролики.
— Почему это?
— Сам подумай, — сказал я. — Умирающий город, где рабочая голытьба желает воспользоваться случаем отказаться от государственных подачек и снова встать на ноги, а у них на пути встают жиртресты из хорошо организованной богатой политической организации и пытаются лишить их этой уникальной возможности.
— И что?
— Да это же голубая мечта всех газетчиков и ночной кошмар лейбористского лобби.
Тод несколько минут молча смотрел на меня, а потом выключил радио, отхлебнул пива и отставил кружку.
— Будь я проклят, если ты не прав! — воскликнул старик.
— Не станут они расставлять пикеты и засылать штрейкбрехеров, — продолжил я. — Не такие они дураки. Просто постоят в сторонке и подождут, чем кончится эта заварушка. Если все провалится, то провалится — и хрен с ним. А вот если дельце выгорит, они отсидятся немного, наберутся сил, а потом примутся за реорганизацию. К тому времени всех этих стариканов, которые дерут здесь горло, уже не будет. Им на смену придут другие. Таковы правила игры, и они никогда не изменятся.
— Ты сказал... «если все провалится».
— Терзают меня смутные сомнения, Тод.
— Может, тебе виднее, малыш. — Дружелюбие его как рукой сняло.
— Я постараюсь разузнать. В любой игре всегда есть победитель.
— И кто же победит в этой?
— Пока на поле я вижу всего двух претендентов.
— Старина Альфред и Деннисон Баррины?
— А разве они могут проиграть?
— Это и ежу понятно. Богатые становятся богаче.
— Только не в этом случае, — сказал я. — Мне кажется, они изо всех сил пытаются ухватиться за соломинку.
Тод прикончил свое пиво, налил еще и открыто взглянул мне в глаза.
— Скажи мне кое-что, парень. Этих стариков собираются обвести вокруг пальца?
Холодок пробежал у меня по спине, и мне пришлось спрятать свой взгляд в кружку с пивом, чтобы он не сумел прочитать по глазам, что я думаю по этому поводу. Я отпил половину, отставил бокал и поглядел на него.
— Если мне удастся помочь, то этого не случится.
— Они пострадают?
И вдруг я увидел Тода таким, каким он был в стародавние времена: всегда готовым взять наглеца за шкирбон и хорошенько садануть об стену. Он не сводил пытливого взгляда с моего лица. И когда я сказал: «Нет», он медленно кивнул.
— Прямо как твой папаша, — проговорил он.
— Спасибо.
— Жаль, что ты не знал его.
— Мне достаточно поглядеться в зеркало, старина.
— Да, что есть, то есть. Там ты и деда тоже можешь увидеть, этого старого ублюдка.
— Это мой титул, Тод.
— Я вкладываю в это понятие совсем другой смысл, парень. Знаешь, будь он жив, ему бы это понравилось.
— Черт, да он с этого и начал!
Тод одним махом залил в себя остатки пива и удовлетворенно крякнул:
— А ты закончишь.
Я улыбнулся в ответ.
— А ты совсем не изменился, — сказал он.
— Не обманывай себя.
— Вот только жаль, что с тобой нет этой маленькой хорошенькой леди.
— Она работает, — пояснил я. — Кроме того, никто не может вынести моего общества слишком долго.
— Дерьмо собачье! — Его рот растянулся, изображая улыбку. — Малышка вся твоя, Келли. — Он вытер губы тыльной стороной ладони, в глазах запрыгали веселые огоньки. — После вашего отъезда я тут кое с кем побалакал.
— И что нового?
— Пошел к черту, Келли. Если надо, сам разнюхаешь.
— Помощник из тебя — хоть куда!
— Это точно!
— Где тут у вас платный телефон?
— Там, в холле. — Тод откинулся на спинку и скрестил руки на животе. — Собираешься поднять волну?
— Так, совсем небольшую.
— Вот черт, — усмехнулся он. — Все веселье перепадает вам, детям.