— Где тебя черти носили?

— Да так, пошатался вокруг. Иди спать, — ответил я.

— Ясно. Вот так, значит. — Взгляд его упал на мою сумку, и он нахмурился. — Куда это ты собрался?

— Выметаюсь, дружище.

— Дождался, пока гром грянет, а теперь сматываешься. Мило, ничего не скажешь.

— Ты это о чем?

— Почитай газеты.

Я повязал галстук и надел пиджак, прикрыв пушку, болтающуюся на ремне.

— Лучше так расскажи, Ли.

— Прошлым вечером я встречался с Диком Лагеном.

— И что?

— Деньги и власть прессы способны своротить горы.

— Бульдозерами быстрее будет.

— Дог, тебя накрыли. Он напал на что-то такое в Европе, и теперь крепостные стены рухнут. Пока он не говорит, что именно ему удалось раскопать, просто затаился на время и ждет чего-то, но тучи сгущаются.

— Старик... — хитро прищурился я. — По-моему, ты изнежился в тепличных условиях и воображение у тебя разыгралось не на шутку. Будь проще.

— Мертвец, Дог. Ты мертвец. Труп. А когда-то ты ведь был добрым малым. Я не забыл.

— Я и сейчас такой.

— Что будет с Шарон?

— Ничего.

— Вот это хуже всего. Она вся прямо горит от энтузиазма по поводу того идиотского фильма. Только и слышишь от нее, как Линтон возродится к жизни и всякое прочее дерьмо. С ней даже поговорить ни о чем другом стало невозможно. Этого удара она не переживет.

— Она крепкая малышка, Ли.

— Но не настолько же! — Ли привалился к косяку и помолчал немного. — Копы снова приходили.

— Да, я знаю.

— На этот раз с тем здоровяком был другой. Федеральный агент. Из казначейства.

Я ничего не ответил.

— Если тебе интересно, они снова ушли ни с чем.

— Мне не интересно.

— Дог... за мной постоянно кто-то таскается.

— Точно.

— Так это твой человек?! — изумился Ли.

— Один мой старинный друг.

Он кивнул, подумал минуту-другую, кусая губы, словно обдумывая какую-то идею, которая только что посетила его.

— И за Шарон тоже?

— Простая предосторожность.

— Ясно. Ты получил записку от того парня?

— Да.

— Он еще одну оставил. То же самое. «Феррис» и несколько цифр. Она там, на столике.

Где-то в глубинах моей памяти маленькое зернышко начало пробуждаться к жизни. Из-за постоянного повторения защитная оболочка на нем лопнула, но вокруг были только асфальт и бетон, и зернышко никак не могло добраться до благодатной почвы. Я видел его, ощущал его, но чертовски хорошо знал, что не смогу узнать, что вырастет из него, пока не увижу на его стебле цветок.

Я взял вещи, и Ли отошел от двери, пропуская меня.

— Не хочешь сказать, куда направляешься?

— Сегодня пойду в отель, хорошенечко высплюсь, сделаю массу телефонных звонков, потом возьму машину и отправлюсь назад к своей развалюхе на самом берегу океана на Мондо-Бич, обдумаю ситуацию и начну получать удовольствие от жизни.

Выражение лица Ли странным образом изменилось: он снова был в кабине самолета, вглядывался в синее небо через ветровое стекло «П-51», весь — комок нервов, ждет, когда появятся фрицы.

— Ищешь пристанище, — сказал Ли.

Мой друг даже и не подозревал, насколько он был прав.

Нельзя сказать, что Дик Лаген подобрался вплотную, но его последний опус содержал в себе намек на одну незавершенную историю, которая, несомненно, произведет фурор в определенных кругах. Мона Мерриман тоже постаралась на славу, поведав в колонке светской хроники о том, что С.С. Кейбл и Уолт Джентри собираются снимать нашумевший фильм на весьма живописной фабрике, расположенной в небольшом городишке к северо-востоку от Нью-Йорка. На главные роли «Плодов труда» уже прочили ведущих звезд мирового кинематографа, а героиню якобы должна была сыграть самая красивая женщина Англии. Мое имя стояло в ряду с остальными членами семейки Баррин, и именно мне приписывали идею переместить съемочную площадку на восток, а не тащиться за тридевять земель в Калифорнию. Слухи росли и множились, все дальше уводя обывателей от истинного положения вещей.

В газетах также содержались небольшие заметки о том, что оба «таинственных убийства» до сих пор не раскрыты, но тела уже опознаны, так что в ближайшем будущем найдется и обвиняемый. Бросив сам себе: «Хрен вам!» — я отшвырнул газету, и тут же телефонный звонок возвестил о том, что ко мне поднимается Ал Де Веччио собственной персоной.

Без своего кресла-качалки, кофе и салями Ал явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он сидел на обычном стуле с прямой спинкой и, неодобрительно покачивая головой, рылся в разложенных на коленях бумагах, как будто этот листок ему и впрямь стал нужен позарез. Всем своим видом неожиданный гость старался показать, что он считает мою затею большой глупостью. Наконец он нашел то, что искал, и, взяв бумажку в руки, провозгласил:

— Дог, у тебя ничего не выйдет.

— Почему это?

— Макмиллан обошел тебя на пять процентов. Этого вполне достаточно, чтобы взять контроль в свои руки.

— Все голоса за него?

— Можешь не сомневаться. Он сумел заинтересовать «Фарнсворт авиэйшн», а с этими контрактами, несомненно, перетянет на свою сторону и акционеров. В наши дни больше никто не страдает ностальгией, дружище. Любому держателю акций «Баррин» в первую очередь нужны дивиденды, а не какие-то там идиотские воспоминания. Большинство ценных бумаг уже перешло в руки наследников, и этим ребятам начхать на все, кроме денег.

— Он собирается пустить фабрику с молотка, Ал.

— Конечно, мне это известно. Кросс легко и непринужденно переведет все эти контракты на свои собственные заводы и сделает работу гораздо быстрее и качественнее, но он не собирается сообщать об этом тем, кто еще владеет жалкими остатками акций «Баррин индастриз». Будет «Баррин» влачить жалкое существование, и ладно. Большего и желать нельзя.

— Как ему вообще удалось заинтересовать «Фарнсворт»?

— У «Баррин» превосходная репутация. Там до сих пор применяются старые методы штамповки, именно такие, какие и требуются «Фарнсворт». Однако ребята и не подозревают, что Макмиллан и их обвел вокруг пальца. Как ни крутись, расходы все равно не уменьшатся. Так или иначе, Кросс сумел втюхать им эту белиберду, а теперь старается запудрить мозги маленьким людям.

— Что мне надо сделать?

— Ничего. Дело проигрышное. У Макмиллана и акции, и голоса. Все, на что ты можешь рассчитывать, — это место в совете директоров, но все равно все факты — против тебя, Дог. У него на руках главные козыри.

— А как насчет комитета по залогам?

— Старина Кросс и там подмазал. Фабрика-то не закроется, будет функционировать помаленьку-полегоньку. Да ладно тебе, Дог, ты же знаешь, чего он на самом деле добивается.

— Думаю, я единственный, кто в курсе реального положения дел, — пробормотал я.

— Что?

— Да так, ничего. Просто мысли вслух.

— Парень, ты проиграл.

— Еще нет.

— Помнишь, я же говорил тебе, что ты даже считать не умеешь.

— Зато знаю, как нанять людей, которые умеют, Ал.

Он распихал бумажки по папкам и расслабился, на лице — ухмылка.

— Чего-то ты темнишь!

— Есть одна идейка, Ал. За «Баррин» задницу рвать никто не станет.

— И?

— Есть кое-что еще.

— Не скажешь, что именно?

— Непременно. Скажу, как только смогу. — Я прикурил сигарету и предложил ему. — Что там с братьями Гвидо?

Ал тоже закурил и выпустил в мою сторону струю густого дыма.

— Хочешь выйти сухим из воды, не так ли?

Я молча ждал продолжения.

— Веселье шло полным ходом, пока на сцене не появились братцы Гвидо со своими штучками. Мне никто в жилетку не плачется.

— Тогда обратимся к экстраполяции. Тебе это неплохо удается.

— Я предполагаю, что где-то плавает огромный кусман денег, но никто не в состоянии понять, где именно. Фараоны снова рыщут по улицам, и поговаривают, что приговор уже подписан. Старшенький Гвидо вовремя успел перетащить всю свою семейку в Южную Америку, но есть еще один, в Джерси, не столь расторопный, и теперь за ним наблюдают денно и нощно. Одно я точно знаю: братишки в штаны от страха наложили и разобьются в лепешку, лишь бы найти и вернуть этот чертов товар.