А потом в памяти неожиданно всплыла вчерашняя программа новостей, репортаж о том, что идет передел рынка в сфере производства и распространения наркотиков. В Турции отзываются лицензии на разведение маковых плантаций, Франция рьяно взялась за производителей дури, в Штатах активно борются с торговцами. Меня аж в пот бросило! Теперь стало понятным происхождение всех этих открыток. Да и денег тоже. Дог, несомненно, был замешан в этом деле и решил слинять до того, как ему оторвали задницу. Черт подери, Дог, ты что, совсем спятил? Ты удрал, прихватив с собой чьи-то бабки, а они ведь не агнцы небесные, и даже ребята из полиции покажутся по сравнению с ними пушистыми зайками. Они выследят тебя, отрежут яйца и заставят держать их в руках до тех пор, пока ты не истечешь кровью.

А как же я? Ты обо мне подумал? Я ведь теперь тоже замешан в этом. Не могу же я сдать это барахло... И нет ни одного шанса избавиться от него не оставив за собой следа. Не стоит даже думать об этом. Все, что им надо, — это найти деньги или просто портфель, и они устроят мне то же самое: буду стоять и держать в руках свои яйца. И выхода никакого нет, вообще никакого.

Но попытаться все же стоит. Я уже почти сделал это в первый раз. Я собрал разбросанные по полу бумажки, все до одной, запихнул их снова в портфель, захлопнул крышку и застегнул ремни.

Осталось без приключений добраться до мусоросжигателя.

Когда я повернул ключ в двери апартаментов Ли, я был зол, угрюм, с меня текло в три ручья, и мечтал я только о прохладном душе. Он стоял посреди комнаты, трясущимися руками натягивая на себя брюки, белый как полотно, а глазки лихорадочно бегали по сторонам. Сунув ноги в сандалии, он подхватил мой портфель и, не замечая меня, бросился к выходу. Однако на самом пороге Ли столкнулся с моим тяжелым взглядом и чуть не потерял сознание.

— Куда направляешься? — Наверное, не стоило мне так резко наезжать на него и показывать свой оскал. Чего спрашивать, когда только слепоглухонемой идиот не понял бы, куда он идет. Его лицо — словно открытая книга: читай — не хочу. Парень был напуган чуть не до полусмерти, но передо мной стоял все тот же старина Ли, а он всегда пытался разложить по полочкам все, что попадало в поле его зрения.

— Не останавливай меня, Дог.

Я пожал плечами, отступил в сторону и вытащил из пачки сигарету.

— Кожа слишком прочная. Да к тому же представь себе, вдруг какие-нибудь купюры не успеют сгореть, вылетят с дымом в трубу и закружатся над мостовой?

При мысли об этом Ли впал в настоящий ступор, и пальцы его разжались. Портфель выпал на пол, немного покачался и завалился на бок.

— Ты всегда умел видеть на два шага вперед, чертов ублюдок! — В глазах Ли горело бешенство, но злился он большей частью на свою непроходимую тупость. Однако не прошло и секунды, как его гнев вновь обратился в мою сторону: — Ладно, черт с тобой, назови другой способ избавиться от них! — Ли снова был готов прорвать мою оборону и вырваться наружу.

— Почему бы не попытаться отнести их в банк? Я видел тут один, прямо напротив, через улицу. — Я поглядел на часы и добавил: — У нас есть целый час до закрытия.

— Не пудри мне мозги, Дог.

— Хочешь проверить?

— Хочу! — выкрикнул он, сверкая глазами.

Я подошел к нему, взял портфель и вышел в коридор. Ли плелся следом, на ходу натягивая поверх футболки спортивную куртку.

Кассир позвал менеджера, а менеджер — президента банка. Пока я разговаривал с президентом в его офисе, Ли ждал нас в приемной. Двое банковских охранников зорко следили за ним, а он сидел, то и дело облизывая сухие, потрескавшиеся губы. Когда я вышел, банк уже закрывался, но нас с почетом проводили до входной двери и долго трясли на прощание руки.

На улице я протянул Ли конверт с двумя расчетными книжками внутри, чтобы он мог тщательно изучить их, но старина никак не мог поверить в происходящее, и во рту у него было сухо, как в пустыне. Все, что он сумел выдавить из себя, — это короткое:

— Почему так долго?

— Понадобилось время, чтобы пересчитать такую прорву деньжищ, — ответил я.

— Ты псих, Дог, абсолютно чокнутый. Ни минуты не сомневаюсь, не сегодня завтра тебя возьмут за задницу. Они уже названивают кому надо, и не успеем мы дойти до дому, как нас прищучат.

— И почему же ты так думаешь?

Ли потряс головой, совершенно сбитый с толку моим равнодушным отношением.

— Дружище, если только это не чистые деньги, и если только с них не уплачены все налоги, если только они не из законного, проверенного источника, тебя точно отымеют, приятель.

— А что, если это именно чистые деньги? — хмыкнул я в ответ. — Теперь-то я могу принять душ?

— Роза? — спросил я.

— Да-а, Дог, — сонно протянула она, узнав мой голос.

— Ты мне нужна.

— Ясное дело. Я знала, что так оно и будет. И ждала тебя.

— Извини, что задержался.

— Всего на день. Забудь об этом.

Я услышал, как она сладко зевнула.

— Нарываешься на грубость, сладенькая. Можешь, конечно, трахнуться за деньги, только найди для этого какого-нибудь слюнтяя, идет? — сказал я.

— Кончай, Дог...

— Если ты действительно хочешь, чтобы я разбудил тебя...

— Попробуй пройти мимо швейцара, — оборвала она меня и резко повесила трубку.

Я зашел внутрь и прошел-таки мимо ее чертова швейцара. Замок поддался с пятой попытки, я рывком скинул Розу с кровати и, улыбаясь, наблюдал за тем, как она секунд пять глядела на меня расширенными от ужаса глазами и не могла прийти в себя. В ее прекрасных глазках бегущей строкой было написано, что она не в силах выбрать между грабежом и изнасилованием, но вот наконец девица узнала меня и с облегчением выдохнула:

— Что случилось со швейцаром?

— Я дал ему сотню баксов, — пожал я плечами.

— Но он у нас неподкупный!

— У него не было выбора. Или он берет деньги, или прощается с жизнью.

— Но он же бывший полицейский! Очень честный малый.

— А я соврал. Поведал ему, что я твой любовник...

— И он поверил?

— А то! Сказал только, что так тебе и надо, — растянул я губы в улыбке. — Парень решил, что я тоже коп.

— Но он должен был попросить тебя показать значок!

— А я что сделал? Я показал ему его.

— Дог... и все это ради моей задницы? Да ты мог бы получить ее даром, если бы захотел. Значит...

— Заткнись и одевайся.

— Скажи мне... — начала Роза.

— Нет, — ответил я, — Ли не в курсе. Знаешь только ты. Любители остаются за бортом, в этом можешь быть абсолютно уверена.

— Тогда плати. Ты что-то задумал, и, если мне придется ввязаться в это, я хочу свою долю.

— Старые песни, сладкая моя.

— Тогда плати, милый мой.

— Чем предпочитаешь?

— Трахни меня в задницу, — рассмеялась она.

— А если будет больно?

— Возьми детский крем. Вот и не будет больно. Я в состоянии контролировать свой сфинктер.

— Грязная потаскушка!

— Но разве я тебе не нравлюсь?

— Очень!

— И что? Только не говори, что тебе приходится делать это впервые.

— Нет, конечно.

— Я так и думала. Небось пришел во всеоружии, принес свою собственную смазку, — хихикнула она.

— Только не в этот раз.

— А я запаслась, — состроила она глазки.

— Открывай свой детский крем, — подмигнул я ей и выбрался из штанов. — И хватит пялиться.

— Просто хотела убедиться, что ты во всеоружии, — ответила она.

— Черт подери, малышка, я просто хочу удовлетворить тебя, не поранив твое маленькое хрупкое тельце.

Роза разразилась громким, звонким смехом, накинула покрывало на свои стройные ножки, и так душевно разыграла фальшивое смущение, закрыв лицо согнутой в локте рукой, что почти забыла, зачем я к ней пришел.

— Уходите, мужчина! — воскликнула она игриво.

Я прикурил сигарету и сказал:

— Прошу прощения, детка.

Роза удивленно поглядела вокруг в поисках придурка, который только и может, что чесать языком, но член мой уже набух, и я был не прочь позабавиться, только сначала хотел покурить.