Я не любил пользоваться своей карточкой репортера, но она позволяла идти напрямик и ни в ком не вызывала подозрений. Я подошел к водителю красного седана, показал ему карточку и стал расспрашивать, но он только рукой махнул:

— Ложная тревога.

— Что, ящик подожгли?

— Да... и еще пожарных вызвали. Визгу много, а толку...

Один из копов направился ко мне вместе с сержантом. Узнав, что я репортер, сержант сказал:

— Иди домой, дружище, здесь нечего делать, просто какой-то идиот захотел позабавиться.

— Кого-нибудь задержали?

— Нет. Это уже второй случай за неделю. Либо пьяницы, либо мальчишки.

— Ну уж если я тут, из пальца высосу материал на вторую полосу. Это что, отель для женщин?

— Закрытый. Мужчину не пускают дальше нижнего холла. Эти две старые летучие мыши за конторкой караулят так, что лучше не придумаешь!

Я кивнул, соглашаясь, потом спросил:

— А с обитательницами отеля вы говорили?

— Нет, а к чему это?

— Просто пришла в голову одна мысль. Дамы, знаете ли, делают странные вещи, когда им наскучит одиноко сидеть в номере. А вдруг одна из них нарочно устроила этот переполох, чтобы за это время к ней мог проскользнуть поклонник?

Сержант и коп переглянулись.

— Это мысль, — сказал сержант. — У нас была одна птичка, которая проделывала то же самое в отеле для пожилых супружеских пар.

— Давайте проверим отель? — предложил сержанту коп.

— Черт побери, давай.

— Не возражаете, если я пойду с вами?

— Нет. Пошли. Маленькая реклама отучит дамочек прятать любовников.

Я стоял спиной к конторке и разговаривал с копом, пока сержант втолковывал старым леди, чего он хочет от них. Один из полицейских остался внизу, рядом с конторкой, напротив входной двери, а другому было дано указание отправиться к черному ходу, если обыск вынудит кого-либо бежать с насиженного или, как выразился сержант, належанного местечка.

Мы проверяли все комнаты подряд. Это отнимало массу времени, но я не мог вести себя иначе, чтобы не вызвать подозрений своей торопливостью. Мне-то, собственно говоря, нужны были только три номера: 300, 434 и 511. Спустя полтора часа мы добрались до трехсотого и познакомились с дамой по фамилии Робертс — она полностью подходила под описание Сони Дутко, если читать его с листа на столе. Но ее лицо просило кирпича, а говорила она без всякого акцента.

Когда мы добрались до следующего этажа, я потрепал одного из копов по плечу и предложил:

— Дело займет у нас гораздо меньше времени, если я тоже начну опрос с другого конца коридора.

Нетерпение — вот порок, свойственный всей полиции. Сержант выразил согласие взмахом руки, и я взялся за дело.

Шесть комнат я опросил, как положено, но в номере 434 на мой стук никто не отозвался. После того как я примерно полминуты стучался в дверь, я обратился к горничной, которая в смиренном молчании наблюдала за мной из подсобного помещения, и попросил ее открыть номер.

Ни о чем не спрашивая, она подошла, вставила ключ в замочную скважину, повернула его и вернулась в подсобное помещение.

Я не нашел в номере девушки, зарегистрированной в книге как Элен Грэйс.

Но я нашел Энн Лайтер. Она лежала на полу со свернутой шеей и мертвыми глазами, в которых застыл ужас. Через всю шею сзади шла красная полоса.

Смерть встречалась мне слишком часто, чтобы оставаться незнакомкой, но на этот раз я не мог сдержать ярость, переполнявшую меня. На секунду я потерял власть над собой, хотел разорвать кого-нибудь на куски и выкинуть за окно, и еще...

Придя в себя, я потрогал ее кожу. Она почти остыла. Не больше секунды мне понадобилось, чтобы найти и взять ее двадцать пятый в мягкой черной кобуре. Я засунул его к себе в карман. Потом перевернул Энн на спину и расстегнул пуговицы на блузке, ища записку, которую ей дал.

Записки не было. Окно было открыто, рядом с окном проходила пожарная лестница. Я не стал рыться в ее сумке. Для этого не оставалось времени, и к тому же я знал, что никаких вещей, выдающих ее принадлежность к нашей организации, с собой у нее нет. Все, оставшееся у нее, только подтвердит личность, а мы останемся в тени. Я вышел из номера, ничего не тронув, подозвал полицейских и, подведя их к дверям, коротко сказал:

— Зайдите.

Пока они делали свое дело, я не двигался с места. Сержант поднял взгляд от трупа и спросил:

— Трогали что-нибудь?

Я отрицательно покачал головой.

— Как это произошло?

Пришлось описать ему мой стук и приход горничной. Они вызвали горничную, чтобы она подтвердила мои показания.

Взглянув на труп на полу, горничная сразу рухнула рядом в глубоком обмороке.

— Слушайте, — сказал я. — Хотите, я вызову ваших или мне подождать? Я могу хорошо заработать на этом.

Я быстро направился к телефону, но услышал сзади окрик:

— Назад, не трогать трубку!

— Прошу прощения. Я позвоню снизу, из холла. Хотите, чтобы я сообщил вашему начальству?

Он покачал головой.

— Я позвоню из соседней комнаты. Старая дама оттуда будет счастлива узнать новости.

Я ушел так же легко, как и вошел в гостиную. Но теперь твердо знал, что кто-то получит от меня пулю в живот или я сверну ему шею, когда до него доберусь. Или до нее. И она будет похожа на Соню Дутко. Я не мог представить, чтобы какой-то мужчина мог проникнуть сюда; а если Дутко была олимпийской чемпионкой, то у нее достаточно силы, чтобы сломать шейные позвонки Энн. Ну что ж, это будет не первая женщина, которую я убью.

Я вернулся обратно в «Брайам-отель», вызвал Ньюаркский контрольный центр и передал отчет о своих действиях на имя Мартина Грейди. Потом вызвал Хукера и Джеймса и велел им прекратить действия. С этой минуты дело целиком переходило в мои руки, и я не хотел, чтобы кто-то еще вмешивался в игру.

Двое уже умерли, мужчина и женщина: одному сделали инъекцию, другой сломали шейные позвонки, а операция «Платон» еще только начиналась. Убить или быть убитым. Безопасность страны была поставлена на карту.

Но к черту безопасность! Я не мог думать ни о чем, кроме того, как, должно быть, приятно будет чувствовать треск шейных позвонков убийцы Энн под моими руками; я знал, что не успокоюсь до смертного часа, пока не найду этого человека.