Она недовольно кивнула на водителя такси, который обалдело застыл в дверях с Нильсом на руках.

Собрав волю в кулак, я подошла к нему и объяснила, в чем дело. Он вошел в мое положение — видимо, понял, что вряд ли можно ожидать незамедлительной оплаты от женщины в одном промокшем халате. Затем я взялась за Сесилию. У нее недавно началась смена, и она ничего не знала, кроме того, что минуту назад зарегистрировала девочку с вывихом. Я схватила Нильса в охапку и побежала по коридору, заглядывая во все кабинеты подряд, но там было пусто. Сесилия что-то протестующе прокричала мне вслед.

В третьей процедурной я увидела Бенни. Рядом с ним сидела медсестра, держа его за руку. Он неподвижно смотрел прямо перед собой.

— Где он? — заорала я. — Где Арвид? Он жив?! Ах ты, гад! — крикнула вдруг я и так пнула Бенни, что он чуть не упал со стула. Затем он перевел взгляд на меня, и глаза его почернели.

Медсестра поспешно вскочила и встала между нами.

— Он в реанимации! — сказала она. — Врачи предпринимают все возможное! Он под капельницей, его прооперируют, как только сделают рентген.

Если б все не было столь ужасно, ситуация даже могла бы показаться комической, по крайней мере, со стороны. В кино и телесериалах близкие обычно сидят, крепко обнявшись в ожидании новостей, утешая друг друга и бегая за кофе. Мы же с Бенни так и норовили подраться. Он оттолкнул меня, а я сорвала с него шапку и вцепилась ему в волосы. Сколько живу, никогда этого не забуду.

Медсестра вывела меня из кабинета, держа мою руку такой мертвой хваткой, какой, наверное, учат на занятиях дзюдо. Просто-напросто взяла и вывернула ее мне за спину — а в другой у меня был Нильс.

Очутившись за дверью, она строго сказала:

— Ваш муж в состоянии шока, как, впрочем, и вы. Вам не следует сейчас общаться. А ребенка я пока заберу. Дайте-ка!

Медсестра взяла у меня Нильса, и он тут же заснул в своем спальном мешке. Затем она подвела меня к палате с застекленной дверью, и я увидела Арвида. Он лежал с закрытыми глазами, такой маленький на длинной койке, а из его тоненькой руки торчала капельница. Было даже непонятно, жив ли он. Кто-то снял с него куртку, и она валялась на полу. Тут я потеряла сознание.

Это все снег. Тот самый снег, который я вечно кляну на чем свет стоит, потому что каждый раз, когда он выпадает, приходится вставать в пять утра и расчищать дорогу для молоковоза.

Этот снег и спас жизнь Арвиду. Он, видно, оделся, вышел на улицу, встал позади трактора и принялся звать папу. А папа тем временем сидел в тракторе и не слышал, потому что в наушниках у него орала музыка. А потом папа дал задний ход. Причем довольно резко и кое-как, засыпая на ходу, — но я же знал, что там никого нет! Попробуй разгляди мальца в сто двадцать сантиметров роста в зеркальце заднего вида!

Арвида вдавило в рыхлый свежевыпавший снег, и его мягкие косточки прогнулись под колесом. Ни один взрослый на его месте не выжил бы. У Арвида было три сломанных ребра, пункция легкого и трещина в тазобедренном суставе. И все! Врач сказал, что через два месяца все пройдет. И не соврал.

Но травма, которую мы с Дезире нанесли друг другу, заживала куда дольше.

Она осталась в больнице, Нильс, понятное дело, тоже. Я же поехал на машине домой. Было уже четыре часа дня, пора начинать вечернюю дойку. Дезире на меня даже не взглянула, когда я уезжал, демонстративно отвернулась и направилась к послеоперационной палате с Нильсом на руках. Сестры ей одолжили больничный халат.

— Привези одежду, — только и сказала она. — И денег.

Вайолет и Бенгт-Йоран выскочили на крыльцо, когда я заехал к ним рассказать о случившемся. «Скорой» пришлось уехать ни с чем, и санитары попросили их передать, во сколько нам обойдется ложный вызов.

Но сейчас мне ни до чего не было дела. Пока я не увидел шапку Арвида на полу прихожей. Он терпеть не может носить шапку и, хотя послушно надевает ее, при первой же возможности кидает куда попало. Я вошел в комнату, лег на диван и уставился в потолок, так что слезы потекли в уши.

Несколько часов спустя я проснулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Спросонья я даже не понял, где я.

— Бенни! Бенни! — звал меня Бенгт-Йоран.

— А? Что? Уже утро? Коровы? Арвид! — вырвалось у меня.

— Тихо-тихо, — успокоил меня Бенгт-Йоран. — Я только что подоил и завтра с утра тоже тебя подменю. А ты поезжай в больницу, узнай, как там Арвид. И поживее!

Так я и сделал. Арвида положили в отдельную палату в педиатрическом отделении, Дезире спала на стуле рядом с его койкой, закутавшись в желтое больничное одеяло. Нильса нигде не было видно, но из коридора доносился его крик. Наверное, кто-то предложил с ним посидеть, увидев, в каком состоянии Дезире.

Я осторожно дотронулся до ее руки. Она открыла глаза, но ничего не сказала, а по ее лицу сложно было что-либо понять.

— Он выживет! — прошептал я.

— Если б он не выжил, я бы руки на себя наложила! — ответила она. — И на тебя тоже!

Могу поклясться, что она это всерьез.

— Значит, ты решил, что это я? — продолжала она. — Думал, я одела его и выпустила во двор, где ты разъезжаешь на тракторе? Так, значит, ты обо мне думаешь? «Что же ты за мать?!» — так, кажется, ты сказал?

— А ты обвинила меня в разгильдяйстве! Сказала, что я никогда не смотрю по сторонам.

Было ясно, что все горькие слова, высказанные нами сгоряча, засели глубоко внутри, словно выжженные каленым железом на подкорке мозга.

— Дезире, сейчас нам нужно держаться вместе. — Я встал на колени перед стулом и попытался ее обнять.

— Да, — ответила она, но вывернулась из моих объятий. — Пойду заберу Нильса.

Арвид спал, громко, натужно дыша — видимо, из-за пункции легкого. Моя слеза капнула ему на руку, и он чуть пошевелился во сне.

Я вышел поговорить с дежурной медсестрой. Она оказалась самым милым человеком, которого я встречал в своей жизни, я просто на шею ей готов был броситься, но, слава Богу, этого не сделал. Она ни словом не обмолвилась о том, что я переехал собственного ребенка, только пообещала поставить в палате еще одну кровать для Дезире с Нильсом. Мне она предложила переночевать на каталке в процедурной.

Дезире осталась на неделю в больничной гостинице и целыми днями не отходила от Арвида, пока Нильс сидел у нее на коленях или ползал по полу. Я все время названивал ей на мобильный, но она не отвечала, хотя я специально его привез. Каждый день я ездил в город и молча с ними сидел. Дезире не могла со мной разговаривать, мне кажется, с ней случилось что-то вроде нервного срыва, вот и дежурная медсестра тоже так считала. Она даже записала ее на прием к психиатру, но Дезире наотрез отказалась оставить Арвида даже на несколько минут.

Наконец мне позволили забрать их из больницы. Арвид мог идти сам, но ходил, как старичок. Правда, рот его при этом не закрывался ни на секунду.

— А теперь мне можно в садик? — спросил он. — Можно, папа, ну можно? Я хочу Лине рассказать! Ее-то всего лишь велосипедом переехало.

Я рассмеялся.

А Дезире заплакала.