Бенни предупредил меня, что в субботу сюда приедет Анита со своим старшим братом — то бишь его двоюродным, — чтобы увезти на грузовике оставшиеся вещи.

— Хорошо еще, если Пелле без одностволки приедет, — добавил Бенни. — Он, бывало, сгоряча так ее парней разукрашивал — ну, покажется, что пристают или еще что. Анита прямо и не знала, что с ним делать. Правда, сейчас-то она вряд ли станет его удерживать. — И, помолчав, добавил: — Ну и пусто же здесь будет! Анита выкинула большую часть моих вещей, прежде чем перевезти сюда свои. Так что можешь теперь все тут устроить на свой вкус!

Бенни покосился на меня. Он прекрасно понимал, что в вопросах вкуса у них с Анитой было куда больше общего, чем когда-либо будет со мной. И он даже не знал, намерена ли я вообще сюда переезжать, я еще не сообщила ему свое окончательное решение. Так что сейчас он скорее напоминал бургомистра, нехотя вручающего ключ от города своему завоевателю, втайне надеясь на отказ.

Анита любовно свила им теплое гнездышко и прекрасно себя там чувствовала, пока не появилась я с моей бредовой идеей завести ребенка от ее мужчины. Ну а дальше все вышло, как вышло.

Это я разрушила ее жизнь и теперь чувствовала, что когда-нибудь мне еще придется за это заплатить.

12. Бенни

Помню, отец говаривал, что ни один нормальный человек не бывает влюблен более трех месяцев, иначе и свихнуться недолго. При этих словах мать бросала на него косые взгляды, и он тут же поспешно добавлял: «Ну а там уж, если повезет, начинается настоящая любовь! Я вот свою нашел!» И хотя Ромео из него был никудышный, мне кажется, он искренне в это верил, да и мать тоже. Она так до конца и не смогла пережить его смерть. Когда он умер, у нее появилась странная привычка все время коситься в сторону, словно она надеялась увидеть его рядом.

А может, ей и правда казалось, что он там.

Мне бы хотелось, чтобы и мы с Дезире вот так срослись. Хотя на этом пути нас еще поджидает не один ухаб!

Целых два месяца я пытал Дезире, переезжает она ко мне или нет. В конце концов она заявила, что не хочет, но, видимо, придется. М-да, за энтузиазм отдельное спасибо!

Она все чаще и чаще оставалась у меня ночевать, чтобы утром, зевая и чертыхаясь, отправиться в город на моей развалюхе. Нужно было видеть, как она ни свет ни заря стоит во дворе, пиная и кляня мою старенькую «субару», которая не очень-то любит минусовую температуру.

Иногда, валяясь с ней на диване перед телевизором, я укутывал ее пледом, и она тут же засыпала, а потом у нее уже просто не было сил ехать домой, на что я, собственно, и рассчитывал.

Причем не то чтобы ради секса, это как-то отошло на второй план, я больше не решался вольничать, как раньше. Было такое чувство, будто вторгаешься на священную территорию или того и гляди ткнешь мальца своим прибором во время очередного визита. Дезире только нетерпеливо фыркала: мол, малец твой еще всего лишь головастик, окруженный самой надежной в мире подушкой безопасности, так что давай! Как ни странно, сама-то она расходилась не на шутку. Она могла оседлать меня посреди ночи, стоило мне уснуть после наших игрищ, и я волей-неволей просыпался от ее возни и постанываний. Она уверяла, во всем виноваты гормоны, но я в этом как-то сомневаюсь, я слыхал, что другие пары тут же остывали друг к другу, узнав, что у них будет ребенок. Но Дезире ни на кого не похожа, потому-то я к ней и прикипел.

Нет, я пытался заманить ее к себе на ночь, чтобы доказать, что можно ведь и отсюда ездить в город, нам по-любому скоро придется принимать решение, если она не хочет, чтобы я завалился к ней в ее городскую квартиру со своими коровами. Потому что кроватка головастика должна стоять в одном месте, тут мы были единогласны.

И вот она зажмурилась и прыгнула!

Дезире продала свою квартиру, причем довольно удачно. На вырученные деньги она купила «вольво», который заводился даже в мороз, и в один прекрасный солнечный день я приехал с прицепом и перевез домой все ее пожитки.

Анита с Пелле носились по Рябиновой усадьбе, как два сердитых шершня, хватая все, что под руку попадется, а я стоял в дверях и что-то мямлил, мол, если они хотят, я мог бы заварить для них кофе.

— Ты?! — прошипела Анита. — Да ты хоть кофеваркой умеешь пользоваться?!

Когда они закончили, сделав последнюю ходку на грузовике, в опустевших комнатах раздавалось гулкое эхо, а в кухне осталась лишь оберточная бумага, которой были выстелены полки шкафов. Надо признаться, я и не представлял, сколько же всего Анита притащила в дом.

Зато вещи Дезире мы перевезли за один раз, она никогда не отличалась пристрастием к меблировке. Правда, я чуть спину не надорвал, таская ее помятые картонные коробки из-под бананов, набитые книгами, пришлось потом доить, скрючившись в три погибели. А когда я приплелся домой из коровника, она сидела на полу гостиной и рыдала в три ручья из-за того, что ее мебель не подходит к Анитиным обоям. Красивые, кстати, обои, мне всегда нравились, крупные такие цветы с листочками.

— Меня стены давят! Скоро меня совсем засосет в эти чертовы джунгли — и ищи-свищи! — причитала она.

Я уселся рядом с ней на полу и обнял ее. Спина разламывалась, меня то и дело бросало в холодный пот.

— Тогда я устрою сафари, чтобы тебя разыскать! — сказал я, неуклюже ее укачивая. — Отыщу тебя в какой-нибудь тропической хижине, и мы с тобой откроем новую землю, где еще не ступала нога человека! — болтал я без остановки, это был единственный способ ее унять.

— Ты все же неисправимый империалист! — ответила она, но улыбнулась и обняла меня за шею. Пока снова не нашла повод для расстройства, — по-моему, на этот раз это был хозяйственный шкаф.

— Зачем вы заменили старый красивый шкаф с зеркальной дверью на эту пластиковую хреновину? — всхлипывала она.

Сейчас было не время объяснять ей, что эту пластиковую хреновину я соорудил своими руками под руководством Аниты. Анита была в таком восторге, что испекла в тот день шоколадный торт на десерт. Да уж! Сам не сделаешь, никто не сделает…

13. Дезире

Три месяца держала я в секрете от сотрудников свое положение. Квартира была продана, но я не стала об этом никому рассказывать, все равно у меня оставался месяц в запасе и мы еще даже не начали переезжать. Но в один прекрасный день ястребиные глаза Лилиан что-то углядели, и она застрекотала, словно ее челюсти были смазаны машинным маслом. Мы сидели в столовой.

— Слушай, Дезире, либо у тебя булимия, либо ты беременна! Бледная, сонная и все время бегаешь в туалет!

И стоило мне замешкаться, не успев вовремя опровергнуть ее теорию, как она тут же вскочила со стула и поведала радостную новость всем в радиусе двадцати метров от столовой, и персоналу, и читателям:

— Слу-у-ушайте! У нашей-то Дезире малышня на подходе! Милая, я так рада, что наконец-то… — Вероятно, она хотела сказать: наконец-то хоть кто-то на меня позарился.

К тому же меня покоробило это ее «малышня на подходе», как будто в назначенный час из меня высыплется целый выводок детей и тут же начнет кувыркаться на полу.

— Но, позво-ольте, кто же счастливый отец? — продолжала она.

Будь я в нормальном состоянии духа, я бы быстро поставила ее на место, отрезав: «Твой муж! Разве ты не заметила, что он в последнее время стал поздно приходить домой?» Но поскольку я была не в себе, то просто молча сидела с несчастным видом, выслушивая ее поток сознания.

— Что, какая-нибудь новая звезда? — не унималась она. — Ведь не тот же деревенский чудик, с которым ты крутила роман!

(Заткнись! Заткнись! Заткнись!)

— А может… — Она многозначительно понизила голос и наклонилась ко мне, чуть не уткнувшись носом в мою кофейную чашку. — Может, это деликатная тема? Может, папочка работает в нашей библиотеке?

Ох, ну конечно же от нее не ускользнул мой мимолетный роман с нашим шефом Улофом, вернее, наша случайная связь несколько лет назад.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: