Это может быть ловушкой. Может быть, кто-то прячется за одной из дверей. Но зачем давать мне ключ от комнаты, в которой я была заперта, если бы меня хотели схватить? Это такая игра? Всё моё тело дрожит, когда я поднимаюсь вверх по лестнице. Я не плакала годами, а сейчас чувствую, что близка к слезам как никогда. «Переставляй ноги, Сенна, и если кто-то выскочит на тебя, используй нож и перережь его пополам». Я между дверями. Выбираю одну, ту, что слева, кладу руку на ручку и поворачиваю. Слышу своё дыхание: рваные, холодные, испуганные вздохи.

Она не заперта.

— О, Боже.

Хлопаю рукой по рту и сжимаю своё оружие крепче. Не опускаю нож и держу его готовым к действию. Я делаю шаг на ковёр, мои пальцы заворачиваются вокруг ворса, как будто им необходимо за что-то держаться. Кровать с балдахином находится у дальней от меня стены. Похожа на постель ребёнка, в плане дизайна, но по размеру больше королевского. На двух столбиках карусельные лошади в натуральную величину, их древки исчезают в деревянных балках на потолке. Камин слева от меня, окно справа. Я с трудом дышу. Сначала зажигалки, затем ключ, а теперь... это.

Как можно быстрее я выхожу оттуда. Закрываю дверь позади себя. Есть ещё одна, более пугающая, чем предыдущая. Либо это просто моя интуиция, или же здесь последнее место, где мой похититель может скрываться? Я стою перед ней долгое время, моё дыхание клубится в воздухе, и окоченевшие пальцы здоровой руки сжимают маленький нож. Хватаюсь за ручку травмированной рукой и вздрагиваю, когда боль стреляет по руке. Открываю дверь настежь и жду. В комнате темно, но до сих пор никто не выскочил на меня. Я делаю шаг вперёд и нащупываю выключатель.

И тогда я слышу его — мужской стон, глубокий и гортанный. Я пячусь из комнаты, направляя нож на звук. Хочу убежать, подняться вверх по лестнице и запереться в круглой комнате. Но не делаю этого. Если я не найду того, кто привёл меня сюда, то он будет меня искать. Я не буду жертвой. Не снова. Моё сердце бьётся с перебоями. Стон внезапно прекращается, словно там поняли, что я здесь. Я слышу, как он дышит. Интересно, слышит ли он меня. Шум возобновляется, приглушённые слова, в этот раз он как будто говорит сквозь что-то. Слова... Слова, которые звучат, как: «ПОМОГИ МНЕ»! Это может быть ловушка. Что мне делать? Я иду прямо в неё.

Никто не нападает на меня, но моё тело напряженно и готово к действиям. Глубокие стоны «О-о-о-о-о-ги, о-о-о-о-о-ги» становятся более настойчивыми. Ищу выключатель, и это означает, что я должна переложить нож в ушибленную руку. Не важно, если кто-то нападёт на меня, я выдержу любую боль, только чтобы вспороть их. Нащупываю его: широкий, плоский квадрат, который нужно подтолкнуть вниз двумя пальцами. Пока загорается свет, я быстро перекладываю нож обратно в здоровую руку. Комната освещается жёлтым, цвета мочи, светом. Он мерцает, прежде чем устанавливает связь с источником тока, и начинает жужжать.

Я моргаю от внезапной перемены освещённости. Моя рука с ножом ударяет воздух. Передо мной никого нет, никакого врага, но есть кровать. На ней мужчина. Его руки и ноги привязаны к четырём столбам белыми лоскутами. Он с завязанными глазами и кляпом во рту, из той же белой ткани. Я в шоке наблюдаю, как его голова дёргается из стороны в сторону. Мышцы мужских рук туго натянуты, так что я могу видеть очертания каждого мускула, от начала и до конца. Спешу вперёд, чтобы помочь ему, но останавливаюсь. Я до сих пор могу быть в опасности. Это может быть ловушкой. Он может быть ловушкой.

Иду осторожно, всматриваясь в углы комнаты, как будто кто-то может выйти из деревянных стен. Резко оборачиваюсь к двери, в которую вошла, чтобы убедиться, что никто не крадётся за мной. Я продолжаю оглядываться, пока не добираюсь до кровати. Моё сердце колотится до боли. Я вращаю запястьем руки, которая сжимает нож. Рядом с кроватью находится дверь. Я открываю её пинком, и мужчина замирает, его лицо повёрнуто ко мне, его дыхание становится тяжёлым. У него тёмные волосы... на лице довольно много щетины. В ванной комнате пусто, занавеска отодвинута, как будто мой похититель старался — в последнюю минуту — успокоить меня, что его там нет. Я выхожу из ванной. Мужчина больше не борется. Повернувшись спиной к стене, я тянусь к нему и дёргаю с его глаз повязку и кляп. Наполовину опираюсь на него, когда мы видим друг друга впервые. Я вижу его шок. Он видит мой. Мужчина быстро моргает, как будто пытается прояснить взгляд. Я роняю нож.

— О, господи. — Я произношу второй раз. Не хочу, чтобы это стало моей привычкой. Я не верю в Бога.

— О, господи, — говорю я снова. Медленно опускаюсь на колени, не отводя глаз от него и двери, пока не поднимаю своё оружие. Я пячусь назад. Мне нужно какое-то расстояние между нами. Я продвигаюсь к двери, но потом понимаю, что могу попасть в засаду сзади. Я разворачиваюсь и выпячиваю свой нож. Позади меня ничего нет. Снова разворачиваюсь, направляю свой нож на мужчину в постели. Этого не может быть. Это безумие. Я схожу с ума. Прижимаюсь спиной к ближайшей стене. Это единственный способ почувствовать относительную безопасность, так я могу видеть комнату и не чувствовать, будто кто-то подкрадывается сзади.

— Сенна? — слышу своё имя. Я смотрю на него. В любую минуту я ожидаю, что очнусь от этого кошмара. Буду в своей постели, под своим белым одеялом, в своей пижаме.

— Сенна, — задыхаясь, произносит он. — Освободи меня... пожалуйста...

Я колеблюсь.

— Сенна, — говорит он снова. — Я не собираюсь делать тебе больно. Это я.

Мужчина опускает голову на подушку и закрывает глаза, мучаясь от нестерпимой боли.

Крепко держу нож и разрезаю белую ткань, которой связаны его руки. Я едва могу дышать, не говоря уже о том, чтобы видеть. Задеваю его кожу кончиком ножа. Он вздрагивает, но не подаёт ни звука. Я зачарованно наблюдаю, как его кровь скапливается, прежде чем начинает стекать по руке.

— Мне очень жаль, — произношу я. — Мои руки дрожат. Я не могу…

— Всё в порядке, Сенна. Не торопись.

«Забавно», — думаю я. — «Он тот, кто связан, и успокаивает меня».

Я проделываю то же самое с другой рукой, и мужчина берёт у меня нож, освобождая ноги. Начинаю паниковать. Я не должна была отдавать ему свой нож. Он может быть... он может быть одним из...

В этом нет смысла.

Освободившись, мужчина спрыгивает с кровати и массирует свои запястья. Я делаю шаг назад... к двери. Единственное, во что он одет — это пара тонких пижамных штанов. Думаю, кто-то одел его в них, как и меня.

И тогда я произношу его имя в уме: «Айзек Астерхольдер».

Когда он смотрит на меня, его глаза сужаются.

— Есть ли здесь кто-то ещё? Ты видела…

— Нет, — прерываю я его. — Не думаю, что здесь кто-то есть.

Айзек сразу же направляется к двери. Я вздрагиваю, когда он проходит мимо меня. Хочу назад свой нож. Задерживаюсь в дверях, не уверенная, чему доверять. Всё же я иду за ним. Он обыскивает комнаты, пока я бережно удерживаю своё запястье. Если кто-то и нападёт на нас, то будет нашей первой целью. Мне нужно что-то острое, чтобы я могла бы держать в руке. Мы спускаемся по лестнице, и Айзек пытается открыть входную дверь, сильно дёргает, и когда она не открывается, ударяет кулаком по дереву и ругается. Я вижу, что его взгляд останавливается на клавиатуре, но он не касается её. Клавиатура внутри дома. Тот, кто закрыл нас здесь, оставил нам возможность выйти.

После того, как Айзек тщательно обыскал оба этажа, он ищет что-нибудь, чем можно было бы разбить окно.