— Айзек? — я цепляюсь за его руку. Дыхание мужчины облачком пара вырывается изо рта. Я вижу, как он дрожит. Я сама дрожу. Боже. Мы даже не пробыли снаружи и пяти минут.

— Здесь ничего нет, Айзек. Где мы?

Я верчусь по сторонам, мои колени прокладывают путь через снег. Кругом всё белое. Куда ни глянь. Даже деревья, кажется, находятся очень далеко. Когда я прищуриваюсь, то могу разглядеть отблеск чего-то вдалеке, непосредственно перед линией деревьев.

— Что это? — спрашиваю я, указывая в том направлении. Айзек вглядывается вместе со мной. Сначала это просто напоминает кусок чего-то, и я взглядом следую вдоль этого предмета. Я смотрю, крутясь на месте, пока не завершаю полный круг. С моих губ срывается стон. Он зарождается у меня в горле, звук, напоминающий тот, который вы делаете, когда удивлены, а потом в нём звучат скорбные нотки.

— Это просто забор, — говорит Айзек.

— Мы можем перелезть через него, — добавляю я. — Он вроде бы не очень высокий. Три с половиной метра, может быть...

— Он электрический, — отвечает Айзек.

Я резко разворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

— Откуда ты знаешь?

— Прислушайся.

Я сглатываю и слушаю. Гул. О, Боже. Мы не могли услышать его из-за семисантиметровых толстых стёкол. Мы в клетке, как животные. Но должен же быть какой-то выход. Электрический провод, который мы можем перерезать... хоть что-нибудь. Я смотрю на снег. Он охватывает деревья за забором и падает изящной белой юбкой вниз на крутой овраг, который тянется слева от дома. Там нет дорог, нет домов и нет никаких проталин в белом покрывале. Снег бесконечен. Айзек разворачивается и идёт назад к дому.

— Куда ты идёшь?

Он смотрит себе под ноги и игнорирует мой вопрос. Чтобы идти по снегу, приходится прикладывать столько усилий, что создаётся впечатление, будто поднимаешься по лестнице. Я смотрю, как Айзек кружит вокруг задней части дома, не зная, что делать. Я задерживаюсь ещё на несколько минут, прежде чем следую за ним, радуясь, что иду по тропе, которую он протоптал. Нахожу его перед постройкой, которая напоминает сарай. Так как в доме нет окон, которые выходят на эту сторону, я впервые вижу это строение.

Небольшая постройка находится справа от сарая. Генератор, я полагаю. Когда я смотрю на Айзека, то понимаю, что он не смотрит ни на сарай, ни на генератор. Я следую за его взглядом мимо пристроек, и у меня перехватывает дыхание. Я даже дрожать перестаю, а просто стою. Тянусь к его руке, и мы вместе пробираемся через снег. Мы снова начинаем дышать, пока, прилагая усилия, прокладываем себе путь по снегу. Мы останавливаемся, когда достигаем края скалы. Открывшийся перед нами вид настолько яркий и до жути красивый, что я боюсь моргнуть. Дом стоит задней стеной к обрыву. Наш похититель — наш Смотритель Зоопарка — не дал нам возможности насладиться этим видом. Похоже, что он пытается сообщить нам что-то. Что-то, что мне совершенно не хочется слышать. Вы оказались в ловушке, может быть. Или вы не видите всей картины. Я контролирую всё.

— Давай вернёмся внутрь, — предлагает Айзек. Его голос лишён эмоций. Он говорит как врач, только факты. «Его надежды только что рухнули с этой скалы», — думаю я. Он направляется обратно без меня. Я остаюсь смотреть, смотреть на горные просторы. Смотреть на опасный обрыв, в котором падающее тело может превратиться в мешок из кожи и жидких органов.

Когда я оборачиваюсь, Айзек несёт охапку древесины из сарая в дом. «Это не дом», — говорю я себе. — «Это камера посреди пустыни». Что будет, когда мы останемся без пищи? Без топлива для генератора? Я иду обратно к сараю и заглядываю внутрь. Кругом горы из поленьев. Топор упирается о стену недалеко оттуда, где я стою, а на задней стенке сарая несколько больших металлических контейнеров. Я собираюсь исследовать их, когда Айзек возвращается, чтобы взять ещё древесины.

— Что это? — спрашиваю я.

— Дизель, — говорит он, не поднимая головы.

— Для генератора?

— Да, Сенна. Для генератора.

Я не понимаю причину появления резкости в его голосе. Почему он так говорит со мной. Я приседаю рядом с мужчиной, тянусь к поленьям и набираю охапку. Мы возвращаемся вместе и загружаем шкаф в гостиной. Я собираюсь последовать за ним на улицу, когда он останавливает меня.

— Оставайся здесь, — говорит Айзек, касаясь моей руки. — Я принесу остальные.

Если бы он не коснулся моей руки, я бы настояла на том, чтобы помочь. Но есть что-то в его прикосновении. Мужчина что-то говорит мне. Я приседают перед огнём, который он развёл, пока моя дрожь не прекращается. Айзек делает ещё около десяти ходок, прежде чем наш шкаф для поленьев заполняется, а затем начинает выкладывать поленья в углах комнаты. «На случай, если мы окажемся, заперты снова», — думаю я.

— Можем ли мы оставить дверь открытой? Вклинить что-то в дверной косяк, чтобы она не закрылась?

Айзек проводит рукой по затылку. Его одежда грязная и покрыта бесчисленными щепочками.

— И будем ли мы охранять дверь? В случае если кто-то запрёт её посреди ночи?

Я качаю головой.

— Там нет никого, Айзек. Они высадили и бросили нас здесь.

Кажется, что он пытается сказать мне что-то. Это меня бесит. У него всегда была склонность считать меня хрупкой.

— Что, Айзек? — говорю я со злостью в голосе. — Просто скажи.

— Генератор, — отвечает он. — Я видел такие раньше. У них есть подземные резервуары с прилагающейся системой трубок.

Я не поняла его в начале. Генератор... отсутствие окон в задней части дома... система трубок для пополнения дизельного топлива.

— Боже мой, — я опускаюсь на диван и зажимаю голову между колен. Чувствую, что начинаю задыхаться. Слышу шаги Айзека по деревянному полу. Он хватает меня за плечи и поднимает на ноги.

— Посмотри на меня, Сенна.

Я слушаюсь.

— Успокойся. Дыши. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, хорошо?

Я киваю. Он трясёт меня, пока наши взгляды не встречаются.

— Хорошо? — снова говорит он.

— Хорошо, — повторяю я за ним. Айзек отпускает меня, но не отходит в сторону. Он притягивает меня в объятия, и я зарываюсь лицом ему в шею.

— Он заполнял этот бак, не так ли? Вот почему нет окон в той части дома.

Молчания Айзека достаточно для подтверждения.

— Вернется ли он? Теперь, когда у нас есть открытая дверь, и мы можем заполнить его сами? — маловероятно. Теперь это наше наказание, когда мы выяснили код? Награда и наказание: «Вы можете выйти на улицу, но теперь это только вопрос времени, прежде чем закончится топливо, и вы замёрзнете». Тик-так, тик-так.

Айзек сжимает меня крепче. Я чувствую, как напряжены его мышцы под моими ладонями.

— Если он вернётся, — говорю я. — Я собираюсь его убить.

Испорченная кровь _28.jpg

Я прекратила резать себя с тех пор, как встретила Айзека. Не знаю, почему. Может быть, потому, что он заставил меня чувствовать, и мне больше не нужно для этого лезвие. Вот зачем мы это делаем, не так ли? Режем себя, чтобы чувствовать? Сапфира бы так и сказала. Дракон и её жизненные нравоучения. «Поскольку люди могут выбирррать, между злом или добррром, в действительности, никто из них не относится ни к той, ни к другой стороне».

Теперь чувств слишком много. Я хочу обратно в свою белую комнату. Что можно противопоставить порезам? Завернуться в кокон и никогда не выходить из него. Я кутаюсь в перину на чердачной кровати, так мы называем это место — чердак. Моя комната. Место, куда похититель перенёс меня, и где переодел в пижаму. Зачем он перенёс меня сюда? Я не знаю, но мне начинает нравиться этот чердак. Музыка почти не слышна, когда я завёрнута в одеяло. «Landscape» играет не переставая. Первая из наших песен. Та, с помощью которой он дал понять, что понимает меня.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: