— Кто посвящал тебя в рыцари, ночной хорек?! — скрипя зубами, выдавил из себя тамплиер. — Твой туркменский шайтан?

Настоящим колдуном оказался не я, а рыцарь: именно его слова в одно мгновение превратили меня в злобного хорька. Не успел рыцарь вытянуть свой меч и на треть из ножен, как я уже подскочил к седлу, повис на всаднике и стянул его с седла на землю.

Благодарение Всемогущему, наша борьба завершилась в одно мгновение и безо всякого вреда для обоих. Легким движением руки тамплиер отбросил меня далеко в сторону и, поднявшись на ноги, поправил ножны.

— Однажды ты спас мне жизнь, — сказал он, внезапно обретя спокойствие. — Я не могу проучить тебя, как назойливого сарацина. Говори, что тебе нужно от меня.

В это мгновение меня осенило.

«Час настал!» — подумал я и, смело шагнув навстречу тамплиеру, задрал рукав на левой руке.

— Вот, доблестный рыцарь, — показал я ему загадочную реликвию, — если я и действую по чьей-то воле, то хочу узнать, по чьей. И я пришел за ответом к тому, кто по своей или чьей-то воле носит такой же знак.

Могучий рыцарь Эд де Морей отшатнулся и побледнел, а затем, собравшись с чувствами, сделал всего один шаг навстречу мне прежде, чем преклонить колено и опустить голову со смиренной речью:

— Мессир, я приношу вам свои извинения и готов служить вам и Удару Истины до последнего вздоха.

«С этого надо было начинать», — с досадой подумал я и поспешил поднять с дороги того, кого менее всего ожидал взять себе в слуги.

— Сир, — обратился я к нему, — вы старше меня, и я не сомневаюсь, что ваша доблесть так высока, что превышает мою высокородность, какова бы она не оказалась. Но если разница в наших положениях такова, что именно мне придется принять вашу службу, то я прошу вас послужить только одному: а именно полному доверию к моим словам, к тому, что я вынужден рассказать вам, сир, в надежде добраться до истины, Удар которой, кажется, выбил меня из седла.

Вскоре славные стражники городских ворот Коньи увидели назойливого воробья за плечами франкского рыцаря, возвращавшегося в город, и были весьма изумлены.

— Они просят за меня десять динаров, — шепнул я рыцарю на ухо.

— С какой такой стати? — возмутился тамплиер.

— Я сказал им, что убил султана, — признался я.

— Святая Мадонна! — покачал головой франк. — Двух десятков динаров у меня с собой не найдется.

Едва скрылись мы с глаз опешивших привратников, как рыцарь Эд пришпорил коня. Заставив прохожих распластаться по стенам, мы проскакали по узкой улице и остановились у высоких, в два человеческих роста, ворот, обитых железом. На створках, снизу доверху, был отчеканен восьмиконечный крест, разделявшийся ровно надвое, когда ворота открывали.

Спустившись с седла, рыцарь Эд подал мне руку, и я не посмел отказаться от его помощи, хотя, разумеется, стыдливо огляделся по сторонам.

Затем рыцарь Эд постучал в ворота железным кольцом, и, когда приоткрылось вратное окошко, он, не показывая своего лица тому, кто подошел на стук, негромко повелел:

— Жан! Открой и поторопись позвать господина приора.

Раздался шорох хорошо смазанного засова, створки подались внутрь, и я, шагнув вслед за рыцарем Эдом во двор, увидел спину человека в темной сутане, стремительно семенившего к дому, маленькие, полукруглые окна которого были озарены слабым светом.

В густеющих сумерках я различил подкову, висевшую на цепочке над открытой дверью темной кузницы, перекладину с развешанной на ней коновязью, мощные, вровень с входными, ворота конюшни. Я насчитал еще полдюжины дверей каких-то служб и по такой основательности постоя определил, что рыцари-тамплиеры здесь, в столице сельджукского Рума, вовсе не случайные гости или наемники.

От дверей братского корпуса к нам спешил уже другой человек, торопливость и мелкий шаг которого никак не вязались с его крепким телосложением и руками дровосека. На вид ему можно было дать больше пяти десятков.

— Брат комтур, вы вернулись! — взволнованно проговорил он, косясь на меня. — Случилось что-то непредвиденное?

— Чрезмерно предвиденное, брат приор, — спокойным, твердым голосом ответил Эд де Морей. — Тот, за кем я был послан, вышел мне навстречу намного раньше, чем был оседлан мой Калибурн.

— Что вы говорите, брат комтур! — прошептал приор, удивление которого, верно, уже превысило внушительные размеры его собственного тела.

— Собирайте капитул, брат приор. Немедля, — так же спокойно повелел рыцарь Эд. — Скажите братьям одно: он пришел.

— Святая Мадонна! — перекрестился приор.

— Посланник здесь. Перед вами, — добавил Эд де Морей.

— Святой Крест! — с еще большим испугом прошептал великан-приор и низко поклонился мне.

Моя память, словно одежда, зацепилась во тьме за какую-то острую колючку, и, не замечая оказываемых мне почестей, я принялся дергать ее туда-сюда, а потом, можно сказать, присел на корточки, пытаясь нащупать и выдернуть злополучный шип.

Мне удалось найти его! Да, этот шип действительно торчал во тьме, ведь я сидел на камне с закрытыми глазами, когда по дороге в Конью старый дервиш передавал некое послание в руки своего ученика Ибрагима, прибавив к посланию два неписаных слова: «Он пришел».

— Мессир, — обратился я к рыцарю Эду, когда приор исчез исполнять то, что должно было последовать за предвиденным.

— Мессир, — не слишком учтиво оборвал меня Эд де Морей. — Приношу извинения. Теперь это обращение положено вам. У вас есть право называть меня «братом».

— Брат Эд, — поправился я и почувствовал несказанную теплоту, разом охватившую мое сердце.

Пройдя несколько шагов и не дождавшись от меня смысла обращения, Эд де Морей сам задал вопрос:

— Вы хотели что-то сказать, мессир?

— Брат Эд, — с радостью повторил я, — не известен ли вам некий «благословенный шейх Якуб аль-Муаль»?

— Якуб аль-Муаль? — переспросил комтур конийских тамплиеров, и в его голосе можно было-легко расслышать не только изумление, но и тревогу. — Нет, не известен. Странное для араба имя. Возможно, сын некоего крещеного сарацина.

— И при этом шейх? — в свою очередь изумился я.

— Ничего не могу сказать, — покачал головой Эд.

В эти мгновения мы, войдя в братский корпус, уже поднимались по лестнице, озаренной масляным светильником, что был повешен на стене в виде лампады.

— К тому же, насколько можно догадаться, — продолжил я по праву свой допрос, — вы, брат Эд, получили от кого-то уведомление, что меня можно разыскать, если отправиться по дороге, ведущей к одному месту, известному ныне как логово демонов или ассасинов. Оно известно и нам обоим, поэтому лучше его не упоминать. Но мне необходимо узнать, чье слово уверило вас в том, что день предвиденного наступил.

Теперь мне открылся широкий коридор с низенькими дверцами по обеим сторонам, и я догадался, что здесь, на втором ярусе строения, расположены кельи братьев-тамплиеров.

— Никого не слышно, — задумчиво произнес рыцарь Эд. — Вероятно, все уже спустились по западной лестнице и ожидают в нефе. Мессир, если верить тайным знакам на пергаменте, а не верить им — смертный грех, то послание получено мной непосредственно от вас.

«Слишком трудно смириться с тем, что один из нас и есть этот благословенный шейх Якуб аль-Муаль», — подумал я и повторил свою мысль вслух, присовокупив к ней вопрос о том, кто привез послание к воротам капеллы Ордена.

— Согласно преданию, пергамент должен быть привязан к стреле, пущенной из-за городских ворот, — ответил рыцарь Эд. — Сто лет тому назад на заднем дворе капеллы был посажен кипарис как цель для священной стрелы. Сегодня на рассвете мой оруженосец в свой установленный черед вышел на задний двор к этому древнему дереву.

— Стрелу венчало белое оперение? — уточнил я.

— Нет, черное, сельджукское, — несколько удивил меня Эд де Морей. — В пергаменте было указано, что комтур должен выехать не ранее шестого часа, чтобы к полуночи достигнуть Чудесного Миража.