Лежа на спине вроде опрокинутой черепахи, в плачевном бессилии созерцал я сияние загадочного светила. Не похожее ни на солнце, ни на луну, оно висело надо мной во тьме более густой и черной, чем смола драконового дерева.

Мои тщетные попытки пошевелиться кончались только сильной дрожью в конечностях, головной болью и приступами тошноты, как случается после чересчур обильного возлияния. Мне ясно представлялось одно: до такой степени дурмана я не доходил еще ни разу в своей жизни.

Итак, не в силах справиться с телом и членами, я решил овладеть своим рассудком. Сначала я никак не мог вспомнить, каким же вином наслаждался перед тем, как впасть в забытье и очнуться под неизвестным светилом в неизвестный час ночи. Затем оказалось тайной то место, где столь неумеренное пиршество могло происходить. И наконец наступили самые ужасные мгновения, когда, покрываясь холодным потом, я стал постепенно осознавать, что не способен назвать ни своего имени, ни даже языка, на котором завел со мной беседу мой внутренний голос.

Судорога пробежала по моему телу, словно душа пыталась вырваться из оков беспамятства и телесной муки и скорее воспарить из тьмы в сферы более близкие ко Всемогущему и Всемилостивому.

Однако та судорога, напротив, несколько взбодрила меня, вернула мышцам часть отнятых сил, а конечностям — их обычные свойства.

Я лихорадочно ощупал себя, надеясь обнаружить какой-нибудь памятный знак на своей одежде, но, увы, как мой мозг оказался лишенным всех одежд обычной человеческой жизни за исключением собственно рассудка, так и мое тело оказалось оставленным на холодном и безжизненном камне без всякой положенной ему защиты, за исключением плотной повязки на чреслах и какого-то шнурка с петлей на левом запястье.

Между тем, рассудок хладнокровно внес своего господина в разряд погребенных мертвецов, чему сразу же было дано подтверждение: донесся гулкий звон металла об камень, звон, какой может возникнуть разве что в глубокой пещере, а вскоре появилась огромная и мрачная фигура существа, демона, пришедшего завладеть всем, что от меня осталось.

«За какие же грехи, — в страхе думал я, — из меня теперь сделают фаршированное червями и саламандрами блюдо?!»

Невыносимую муку причиняло скорее само беспамятство, нежели грозящие мне прихоти подземных демонов.

Темный великан склонился надо мной и своей шершавой лапой стал подсовывать под меня холодный железный крюк, от которого в сторону тянулась толстая веревка.

Я собрал все свои силы и лягнул его ногой в грудь. Демон охнул, но тут же навалился, приник своей гадкой щетиной к моей груди и сдавил меня своими лапами, как обручем.

Потом он неторопливо обвязывал мою грудь своей страшной веревкой и двигал по моему телу железный крюк, собираясь зацепить его если не прямо за какое-нибудь из ребер, то по крайней мере за повязку на чреслах. Мне привиделось, как потащат меня этим крюком на подземную бойню, как по дороге сдавит повязка мою главную телесную драгоценность, и, не выдержав будущего позора, плюнул изо всех сил туда, где, по моему расчету, должны были находиться глаза демона.

Великан бросил меня на камни, так что я отшиб себе затылок и лопатки.

«Вот тебе, проклятое отродье! Теперь пожирай меня с любого конца», — мужественно подумал я, но в следующий миг раскрыл рот от изумления, потому что демон заговорил приятным человеческим голосом и притом — весьма учтиво.

— Мессир! — изрек великан. — Что вы делаете?! Ведь мне же надо спасти вас! Что же вы делаете, мессир?!

— Спасти? — невольно вырвалось у меня. — Кто вы?

— Ваш покорный слуга и верный воин Ордена, — отозвался незнакомец, лица которого я все не мог разглядеть. — Позвольте мне поскорей обвязать вас. Тогда мы успеем подняться раньше, чем они затопят колодец.

«Может быть, передо мной вовсе не демон, — подумал я, — а настоящий ангел, спустившийся с небес, чтобы извлечь меня из адских глубин темной, не просветленной лучом Божественной воли материи».

Мой неведомый спаситель, между тем, приподнял меня, обтянул широким кожаным ремнем, запах которого и приятная упругость тоже подействовали ободряюще, просунул крюк в какую-то петлю и отошел на шаг в сторону.

По чести сказать, я стыдился задать прямой вопрос о себе самом, думая — видимо по молодости лет, — что мое беспамятство является неким тайным изъяном, раскрывать который не следует так же, как обнажать срамные места.

Кто я? На каком языке говорю? Сколько мне лет? Как выгляжу и на кого похож? Красив собой или уродлив? Из благородного сословия или из простолюдинов? Наконец, законный сын своего неведомого отца или ублюдок? Подобно червям преисподней, бесчисленные вопросы точили мою душу.

— Славный воин, — сказал я ему, — приношу извинения за то, что обошелся с вами столь низко и неучтиво. Простите меня. Со страху принял вас за джинна.

— Мессир! — воскликнул воин, и по его движению в сумраке угадывалось, что он припал на одно колено. — Вы очень великодушны! Об извинениях с вашей стороны, мессир, не может быть и речи. Прекрасно понимаю, какие чувства вы можете теперь испытывать.

«Он понимает! Значит, ему известно все! »

Вместо благодарности я ощутил, к своему стыду, неудержимый приступ злости и недовольства.

— Помоги нам Бог! — сказал великан и чудесным образом начал воспарять над землей.

И вдруг меня осенило! Моя мысль внезапно стала ясной и чистой, как бьющий из-под камней родник!

Колодец! Конечно, же это был колодец! Я пропустил это слово, самое ценное из всех произнесенных моим спасителем.

От столь великого открытия у меня даже прибавилось сил. Я поднялся на ноги и, подергав за веревку, прикрепленную к кожаному поясу, догадался, что второй ее конец обвязывает самого воина, который теперь посредством двух очень прочных кинжалов поднимается наверх, используя щели в стенках колодца. Оставалось от души помолиться за успех его предприятия. Между тем, мои босые ступни тоже сделали открытие: пол был покрыт, по-видимому, правильным узором из множества отверстий, в которые мог бы просунуться детский кулачок.

Когда воин Ордена уже почти достиг спасительного светила, мне показалось, что где-то шумит подземная река, и тут же у меня пересохло во рту, а язык прилип к небу. Я вознес еще одну молитву, страстно возжелав всего одну горсточку чистой влаги.

Тем временем, достигнув вожделенного светила и уцепившись за его край, воин выбрался на свет Божий.

— Мессир! — донесся его радостный голос, теперь уже не искаженный подземной глубиной.

Я задрал голову, стараясь разглядеть его лицо, но он склонился так, что лицо оказалось в тени.

— Встаньте вплотную к стене! — крикнул он. — Я привяжу противовес и начну спускать его вниз!

С этими словами он исчез, а мне пришлось повиноваться и отступить на пол шага, рассчитывая, что, если тяжесть сорвется мне на голову, то я все же успею отскочить. За этими мыслями, я поначалу не заметил, что шум выдуманной мною реки заметно усилился, а пол стал мелко дрожать. Только я облизал губы и вновь подумал: «Хоть бы пару капель…» — как вскрикнул от ужаса. Холодные и стремительные змеи с шипением и свистом обвили мои ноги. Я подпрыгнул так, что едва не достал рукой спасительной луны. Снизу, через отверстия в полу, струи подземной воды ударили с такой силой, что я едва не повис на них, как побежденный воин на копьях своих врагов. Освеженный подземным фонтаном, я взошел на следующую ступень мудрости, сообразив, какая участь ждет меня в ближайшее время, если моего спасителя постигнет неудача. Действительно, беда подкралась не только снизу, но и сверху. Сквозь шум и свист воды послышались крики и лязг железа наверху. Моей ущербной памяти вполне хватало, чтобы догадаться, что там началась схватка не на жизнь, а на смерть. Спустя еще несколько мгновений все затихло, и я затаил дыхание, ожидая последнего приговора: суждено ли мне безрадостное утопление под землей или, напротив, — спасительное повешение. Воин Ордена появился на освещенной стороне, но я вновь не смог запечатлеть в своей новой памяти его настоящее лицо, так густо было оно залито кровью. Я содрогнулся — теперь уже вовсе не от холода.