Все, происшедшее в последующие часы, дни и месяцы уже известно.

Братства дервишей помогли рыцарям переправиться сначала в Никею, а затем, в полном согласии с новыми предсказаниями и расположением светил на небосводе, — обосноваться в Руме.

В это время султаны Рума, также следуя советам суфиев, начали возводить неприступную цитадель в горах Тавра. Строительство велось в строжайшей тайне, но вдвойне строжайшей тайной был замысел шейхов трех братств, объединившихся против ассасинов, когда они повелели дервишам донести до ушей Аламута весть о новой крепости, которой суждено было превратиться в запретный, а потому тем более вожделенный плод для еретиков.

Действительно, эта крепость должна была послужить двум противоположным целям: с одной стороны, стать угрозой, а, с другой, — приманкой. Ее первое назначение было таково: стать пограничной опорой в сношениях с царством Малой Армении и защитой Киликийского перевала, через который проходил важный торговый путь, а также — дорога паломников, стремившихся достичь родины апостола Павла, города Тарса прежде, чем выйти на холмы Палестины. Тайным же назначением твердыни было превратиться в ловушку для ассасинских шейхов.

Дело в том, что сразу после смерти ас-Сабаха, в стане ассасинов начались раздоры. Отрава гнусного учения вполне способствовала таким распрям: сразу несколько неуемных властолюбцев объявили себя истинными посланниками невидимого имама, а кое-кто не постеснялся и признать таковым самого себя.

Часть отколовшихся ассасинов ушла из Персии в горы Сирии, почитая себя за истинных продолжателей дела Старца Горы. Наиболее знаменитым из шейхов-ренегатов стал некий Рашид ад-дин Суман, который, незадолго до падения Иерусалимского королевства франков, вел переговоры с Верховным Капитулом Ордена Храма, предлагая свою помощь в войне с Саладином в обмен на владение остатками Соломоновой святыни.

Между тем, с далекого Востока, из дебрей и пустынь Китая стала надвигаться варварская буря, великое нашествие монгольских орд. Кроме всякого вреда, от нашествия варваров всегда есть одна существенная польза: неся разрушения, оно одновременно становится очистительным ураганом, сметающим власть сытых корыстолюбцев и богопротивных магов, которые под видом истинных, ниспосланных свыше учений порабощают умы и сердца народа. Суфии не ошиблись, когда стали предрекать падение Аламута. Как только монголы овладели Персией, оказалось, что все чары ассасинов бессильны против них: умы варваров не могли подняться до самых простых рассуждений о справедливости и таинственных значениях десяти пальцев на руках, и никто из ассасин не был способен принять внешнего облика косматого гунна.

Суфии предугадали, что чаяния обеих противоборствующих между собой голов дракона обратятся к неприступной крепости, возведенной на границе Рума. И они предложили тамплиерам графа Робера де Ту принять крепость под свою защиту, прямо открыв перед ними двоякую задачу обороны. Цитадель, стоящая на мусульманских землях и при этом занятая франками-тамплиерами, должна была представляться ассасинам некой магической звездой, зажженной на неподвижной оси небосвода.

Горной цитадели было дано название Рас Альхаг, такое же, что носит самая яркая звезда в созвездии Змееносца, созвездии, которое считается священным для «внутреннего круга».

Суфии считали, что именно под этим созвездием в скором будущем должен родиться посланник, который придет с Востока, держа в руке Удар Истины.

С того дня, когда тамплиеры обосновались в крепости Рас Альхаг, их жизнь окутал туман тайны. О том, что происходило в Рас Альхаге в последующие годы, вплоть до переноса капеллы из крепости в столицу Рума — а это произошло в году одна тысяча двести девяносто первом от Рождества Христова, — известно совсем немного.

Граф Робер де Ту дожил до глубокой старости. Незадолго до своей кончины он встретился со своим сыном и благословил его войти в союз с монголами ильхана Хулагу, который уже вел свои войска в горы Персии против ассасин. Известно также, что рыцарский гарнизон Рас Альхага не иссякал на протяжении десятилетий, хотя и оставался немногочисленным: суфии разыскивали среди христиан Кипра, Греции и даже Сицилии таких молодых людей, чьи головы были способны мыслить, а сердца проникались великой и благородной целью. Известно еще, что после смерти графа Робера в новом поколении стражей случались разногласия и извращения первоначальных замыслов, ведь рыцари оставались грешными людьми, а не превращались в ангелов. Таинственные и неосязаемые цели порой сами оборачивались источниками различных искусов и душевных недугов. Покровители Рас Альхага, суфии, поныне хранят молчание о том, какие это были искусы и недуги. Известно только то, что и ассасины не дремали, и по этой причине сама цитадель, увы, становилась порой неприметным для остального мира полем сражения между силами Добра и Зла.

Многие тамплиеры из Рас Альхага, ушедшие на Восток под предводительством сына Робера де Ту, пролили кровь при взятии Аламута, Меймундиза и других твердынь ассасинов в Персии.

К тому времени христианский пыл в сердцах франков охладел настолько, что едва ли не большинство самонадеянных молодых людей вспоминали о подвигах своих предков во Святой Земле не иначе как с улыбками сытых купчишек. Орден Храма, сдав последние твердыни в Палестине и переместившись в спокойную Европу, тоже растерял боевой дух. Многие маршалы, коннетабли и сенешали занялись подсчетом денег и накоплением векселей. В Орден стали стремится люди, жадные не до подвигов, а до презренного металла. Чем более расширялся круг людей, способных при тайных посвящениях топтать Распятие и поклоняться любому идолу, тем все уже становился круг людей, способных распознать ядовитые плевелы, занесенные в самое сердце Европы.

Даже среди неглупых и добросердечных молодых людей все меньше и меньше можно было найти таких, которые были способны проявить хотя бы живое любопытство, когда им рассказывали о кощунствах, царивших за глухими стенами рыцарских замков. Теперь богатых и сумрачных тамплиеров можно было встретить на любом перекрестке. Они попросту мозолили всем глаза, и только простаков можно было теперь напугать злыми демонами, точащими свои кинжалы в далеких китайских горах.

Впрочем, последние шейхи сирийских и персидских ассасинов тоже превратились в карликов по сравнению с титанами, основавшими ересь и копившими силы, чтобы ниспровергнуть небеса.

Маленький сын Хуршаха, последнего повелителя Аламута, сдавшегося монголам, был отдан в гарем и обучен на вышивальщика. Из него вырос юноша, похожий на девушку, с прекрасными чертами лица и трепетным сердцем. Привезенный в столицу Рума, он стал любимым другом владыки всех прочих румских сердец, мудреца и мастера калама Джелаладдина Руми. Потом прекрасного вышивальщика и наследного повелителя всех ассасинских кинжалов выкрали оставшиеся фидаины и, когда он отказался от власти, убили и бросили в колодец.

Но если румские султаны были готовы теперь отмахнуться от прошлых тревог, то мудрые суфии хорошо знали, что чума, собравшая свою страшную жатву и ушедшая в чужую страну, имеет обыкновение в скором времени возвращаться обратно, чтобы подобрать потерянные по дороге колосья.

Когда времена изменились, капелла, основанная графом Робером де Ту, была переведена в саму Конью. Все было устроено так, что и по сию пору члены Верховного Капитула уверены, будто доблестные тамплиеры Рума — единственные рыцари, несущие тяжелую службу в окружении неверных, — заняты лишь насущными заботами о смиренных паломниках. Верховный Капитул закрывает глаза на то, что Конийская капелла является прямой наследницей мятежного духа Робера де Ту. Ведь в конце-концов мы тешим самолюбие нынешних предводителей Ордена: как-никак в самой Азии, на землях неверных, имеется сила, противостоящая эгейской империи иоаннитов.

Такова первая правда о тамплиерах Рума. Такова вторая правда, скрытая под железной крышкой первой правды. Такова, наконец, третья правда, хранимая в хрустальном сосуде второй.