Эллери Квин

«Убийство миллионера»

Глава 1

ТРЕБУЕТСЯ СИДЕЛКА

Не льющийся в комнату солнечный свет (ставни были закрыты), не свежий утренний воздух (дело было после полудня), не богатая смесь ароматов (яичница с беконом и кофе) заставили мистера Эллери Квина подняться с постели. Его покой нарушила юная леди, сидевшая за три комнаты от спальни за большим секретером, примостившись на краешке стула и во всю мочь распевая «О Sole Mio».[1]

В доме было раз и навсегда установлено, что ни одно известное человечеству изобретение не должно нарушать, возмущать, прерывать сон и покой Эллери Квина. Постановление соблюдалось до появления мисс Никки Портер, секретарши и главного доверенного лица хозяина. При всем ее очаровании — блондинка со стройной фигурой, рост пять футов два дюйма, вздернутый (правда, дерзко) носик, высокие скулы, пронзительные и презрительные голубые глаза, соблазнительные губы, сладкий голосок, — пение категорически не причислялось к достоинствам Никки, скорее, напротив, производило отталкивающее впечатление.

Поэтому именно голос (в худшем смысле этого слова), выводивший сомнительные рулады, вытащил из постели Эллери Квина в четверть второго, поспешно приведя его в душ.

Через пятнадцать минут он с мокрой головой, закутавшись в махровый халат, обнаружил Никки, трудолюбиво клацавшую на пишущей машинке.

— Слушайте, я вас просил, умолял, уговаривал… угрожал даже сжечь на костре, если вы еще хоть когда-нибудь в этом доме…

— Спою? — догадалась она.

— Споете? — задохнулся мистер Квин. — Господи помилуй, как у вас язык поворачивается называть это пением? Кто из посланников сатаны велит вам терзать меня таким… даже слова не подберу…

— Выпейте апельсиновый сок, мистер Квин.

Он яростно схватил стакан, нахмурился, выпил и рассмеялся:

— Никки, Никки… Не знаю, благословлять или проклинать тот день, когда вы вошли в мою дверь, выпрашивая работу.

— Ничего я не выпрашивала, Эллери Квин, и вам это отлично известно. — Она презрительно вздернула подбородок. — Просто мне надоело расшифровывать детсадовские каракули, которые вы именуете рукописями, поэтому я решила оказать нам обоим услугу, явившись сюда, чтоб писать под диктовку.

— Кстати, — вспомнил Эллери, уничтоживший к тому времени добрую долю яичницы с беконом, — вы уже перепечатали то, что я вчера надиктовал?

— Почти. Дошла до того места, где медицинский эксперт заявляет, что покойник съел шесть авокадо. Я бы сказала, он умер от несварения желудка.

Никки налила кофе.

— Я думал, вам хватит ума не приходить к подобному заключению. Он умер от синильной кислоты. — Эллери намазал хлеб маслом, а сверху добавил слой мармелада. — Что в почте?

— Счета и чеки. Практически покрывают друг друга, так что не волнуйтесь.

Пока он за сдой просматривал почту, секретарша вернулась к работе.

Дважды прозвенел дверной звонок. Никки вышла, вернувшись с маленьким конвертом.

— Курьер принес, мистер Квин. Могу поспорить, от женщины.

— Чушь. Читайте.

— Читать письмо к вам от другой женщины? Осмелюсь отказаться.

Она презрительно швырнула послание на стол, метнулась к пишущей машинке, безрассудно заколотила по клавишам.

Эллери вскрыл конверт ножом для масла, лениво прочел и нахмурился. Никки прекратила печатать, наблюдая за ним. По щекам ее разлился помидорный румянец, пока он внимательно читал письмо, морща лоб, — это слишком.

— Ну, мистер Квин… И что же она пишет?

Эллери со вздохом поднял на нее глаза:

— Милая девочка, когда вы научитесь сдерживать свои чувства, прежде чем точно не убедитесь? Письмо писала не она, а он…

— Кто? Возникло какое-то дело? Надеюсь, за городом? — Последние слова она прошептала, однако, достаточно громко, чтобы он расслышал.

— Сначала отвечу на последний вопрос: нет, письмо прислано не из-за города. Оно отправлено неподалеку отсюда, с Парк-авеню, точнее, из жилого квартала Касл-Армс. Далее: возможно, возникло какое-то дело. Наконец, его написал Питер Джордан.

— Питер Джордан! — Никки с неподобающим леди энтузиазмом пронзительно свистнула. — Чего от вас нужно высокопоставленному и могущественному, богатому и знаменитому биржевику Питеру Джордану?

— Вот, читайте. — Эллери хотел перебросить письмо через стол, но листок прилип к пальцам. — Фу! Липнет… Могу поклясться, сплошь заляпано жевательной резинкой!

— Какая гадость!

Никки принялась читать через его плечо:

«Дорогой Эллери! Смею сослаться на старую дружбу. При нашей последней встрече Вы говорили, что знаете опытную сиделку, которую можете уверенно рекомендовать. Я только что уволил прежнюю и срочно нуждаюсь в помощнице, заслуживающей доверия. Не приведете ли ту, о которой упоминали, — немедленно?

С наилучшими сердечными пожеланиями,

Питер Джордан».

— Ну и что? Откуда предчувствие тайны, загадки? Обыкновенное письмо, хоть и от необыкновенного человека.

— Обыкновенное? Милая Никки, еще никогда в жизни я не получал такого необыкновенного письма!

— Я здесь не вижу решительно ничего необыкновенного, — угрожающе прищурилась Никки, — кроме упоминания об опытной сиделке. — Маленькая ножка принялась ритмично притоптывать, руки были крепко скрещены на груди. — Какую это опытную сиделку вы рекомендовали, мистер Квин?

С помощью ножа и ложки Эллери оторвал пальцы от липкой бумаги, вытер их салфеткой.

— Если скажу, не поверите.

— Попробуем!

— Очень хорошо. Я понятия не имею, о чем идет речь.

— То есть вы тут сидите и утверждаете…

— Я предупреждал, что вы не поверите. — Эллери глубоко затянулся новой сигаретой, лукаво глядя на секретаршу. — Тем не менее это правда.

Никки звучно шлепнулась на стул напротив него, тяжело выдохнув. Вдруг ее осенила какая-то мысль.

— Хорошо. Допустим, вы забыли, кого рекомендовали, но почему письмо вам кажется столь необычным?

— Во-первых, Джордан ко мне обращается «дорогой Эллери». Дальше он говорит: «Смею сослаться на старую дружбу». Наконец, заключает «сердечными пожеланиями».

— Ну и что? — Она безнадежно развела руками. — Повторю снова и снова — что тут такого?

— Очень просто, — объяснил Эллери. — Во всем этом письме нет ни слова правды.

— Что вы имеете в виду?

— Я никогда не встречал Питера Джордана. Никогда с ним не разговаривал. Никогда не рекомендовал никакую сиделку. И чтобы исключить все сомнения насчет моего знакомства с упомянутым джентльменом, скажу, что не узнал бы его, даже если бы он сел ко мне на колени.

Никки охнула:

— Должно быть, он совсем рехнулся.

Эллери немного подумал.

— Нет, — медленно вымолвил он, — вряд ли. Письмо составлено очень искусно.

— Да нельзя же серьезно к нему относиться! Я бы сказала, это просто розыгрыш.

— Ни в коем случае, — покачал он головой. — Фактически я считаю, что дело очень серьезное.

— Вы безнадежны, Эллери Квин. Почему вы так считаете?

— Разве не видите? — спросил он терпеливым отеческим тоном; — Джордан знает, что мы никогда не встречались. Хорошо знает, что и я это знаю. Тем не менее пишет как старому другу, — кивнул он на письмо.

— Но зачем? — нетерпеливо расспрашивала Никки. — Какой смысл?

— Смысл есть. — Эллери встал, загасив в пепельнице сигарету. — Это письмо означает, что Питер Джордан старается ввести кого-то в заблуждение.

Девушка переборола недоумение.

— Ввести в заблуждение? Разумеется! — воскликнула она. — Того, кто читает его почту… кто за ним следит!

— Правильно, — проскрипел Эллери. — Если это письмо перехватил и прочел тот, кого опасается Джордан, оно показалось ему абсолютно невинным. А на самом деле это срочная и, возможно, отчаянная просьба о помощи!

вернуться

1

«О, мое солнце» (ит.).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: