– Мне кажется, – проговорил он, приветствуя ее поцелуем, – что ты провела слишком много времени в моей стране. Ты уже начинаешь говорить совсем как мы.

– Ваш говор ласкает мне слух, он такой приятный.

Диллон был по-настоящему счастлив. Возможно, хоть сейчас ему удастся забыть о боли расставания, что уже явственно маячило впереди, и притвориться, пусть совсем ненадолго, что они будут вместе вечно.

– Ты проголодалась, девочка?

Она пожала плечами.

– Кажется, да. А вы, милорд?

– Я умираю с голоду.

– Тогда я принесу тебе немного оленины. Она попыталась было встать, но он привлек ее назад, запечатлев на ее губах неспешный, томительный поцелуй. Едва только губы их соприкоснулись, как уже знакомая им волна жара взметнулась между ними, воспламеняя их кровь, разжигая их страсть.

– Я жажду вовсе не оленины, любовь моя. Мне требуется нечто куда более соблазнительное.

– Да ты ненасытен, – со смехом ответила она.

– Да, это так, с тобой я никогда не почувствую пресыщения.

– Я тоже – с тобой.

С легкими вздохами и еле различимыми словами любви они утолили голод и души, и сердца, и тела.

– Что это так чудесно пахнет?

– Флэйм! Наконец-то ты проснулась! – Диллон, возвращавшийся на опушку леса с целой связкой куропаток, поспешил к сестре и опустился рядом с ней на колени. На лице его светилась улыбка, выражавшая облегчение и радость.

Леонора помешивала на костре свежий бульон. Она подняла голову и присоединилась к Диллону.

– Я так и думала, что ты скоро проснешься. Надеюсь, бульон восстановит твои силы.

– Вот как… – проговорила Флэйм, переводя взгляд с Леоноры на брата. – Значит, мне это не приснилось. Ты все-таки осталась, англичанка.

– Да, ведь я же сказала, что не оставлю тебя.

– Так ты и сделала… – Девушка бросила взгляд на своего брата, который следил за Леонорой со странным, необъяснимым выражением на лице. – Как ты нашел нас, Диллон?

– Я почувствовал запах дыма и пошел на него. – Он помолчал. – А ты что-нибудь помнишь, Флэйм?

– Все словно в туманной дымке, которая поднимается над лугом в летнее утро. Я помню, что наткнулась на Грэма и англичанку. И я поняла, что таинственный убийца – это он… – Она вздрогнула и добавила: – Кажется, я помню твой голос, Диллон, – ты угрожал убить англичанку, потому что решил, что это она ранила меня. – Она снова на мгновение замолчала. – Больше я почти ничего не помню. Память словно то возвращается ко мне, то снова покидает меня.

– Ты все вспомнишь, – тихо проговорила Леонора. – А сейчас тебе непременно надо подкрепиться.

Она отошла, чтобы наполнить бульоном небольшую миску, сделанную из высушенной тыквы. Диллон проследил за ней взглядом, а затем повернулся и увидел, что его сестра пристально смотрит на него.

– Она могла бы сбежать, – прошептала она.

– Да, я знаю. Но она осталась, чтобы ухаживать за тобой.

– Нет, еще перед этим она могла бы сбежать, Диллон. Я дралась с Грэмом. Если бы в это время она решила бежать, никто не сумел бы остановить ее. Но она оглушила его и спасла мне жизнь.

Услышав конец фразы Флэйм, Леонора подошла к ней и опустилась на колени.

– Но ведь и ты сделала то же самое для меня, Флэйм. Если бы не твое вмешательство, я стала бы еще одной жертвой Грэма. – Она поднесла миску с бульоном, от которого шел пар, к губам Флэйм. – Лучше выпей вот это.

Девушка подняла на нее глаза и тихо проговорила:

– Ты сражалась неплохо… для англичанки. Леоноре пришлось прикусить губу, чтобы скрыть улыбку.

– А теперь помолчи и пей. Тебе нужно восстанавливать силы.

Флэйм прихлебывала бульон и наблюдала, как ее брат ощипывал дичь. Когда он передал куропаток Леоноре, парочка обменялась приглушенными словами, за которыми последовал долгий, полный непонятного для Флэйм значения взгляд.

Неожиданно Флэйм припомнила тихие слова любви, которые донеслись до ее слуха ночью. Она решила, что это был лишь сон. Теперь она все поняла.

Неужели это правда? Да. Продолжая наблюдать, она заметила счастливое выражение на лице Диллона. Заметила, как смягчались черты этой женщины, когда она смотрела на него, улыбалась ему.

Господь Всемогущий! Ее сильный, доблестный брат, преданный Шотландии воин, предводитель всех Кэмпбеллов, совершил поступок, о котором страшно и подумать. Он отдал свое сердце пленнице-англичанке.

– Позволь мне осмотреть твою руку, Флэйм. – Леонора опустилась на колени рядом с девушкой и начала разматывать повязки. – Как ты себя чувствуешь?

– Мне очень больно.

– Тогда ты мужественная девочка, потому что за весь день я не услышала от тебя ни одной жалобы.

– Сестры-монахини учили меня, что мы должны посвящать нашу боль Господу как искупление за грехи.

Леонора улыбнулась.

– Мне кажется, у такой, как ты, юной девушки не должно быть много прегрешений.

Флэйм пожала плечами.

– Если не за свои грехи, тогда, может быть, я могу искупить своей болью грехи… других.

Леонора заколебалась, но любопытство не давало ей покоя.

– О ком ты говоришь?

Флэйм тихо вскрикнула от боли, когда Леонора облила ее раны обжигающей жидкостью из фляжки. Когда же голос снова вернулся к ней, Флэйм ответила:

– Похоже, мой брат Диллон нуждается в искуплении грехов.

– Что заставляет тебя так думать? Девушка вызывающе вздернула подбородок и встретилась глазами со спокойным взглядом Леоноры.

– Мне кажется, тебе это известно лучше меня, англичанка.

Леонора старательно накладывала на рану свежую повязку. Тем не менее, она видела, что Флэйм неотступно следит за ней. Завязав последний узелок, Леонора собралась встать.

Флэйм схватила ее за руку.

– Своим молчанием ты признаешь свою вину! Леонора глубоко вздохнула. Несмотря на то что девочка явно недолюбливает ее, все-таки это сестра Диллона. Она заслуживает того, чтобы узнать правду.

– Если любить мужчину, который рискует всем, чтобы наши страны наконец примирились, – грех, тогда я виновна.

Флэйм, казалось, была поражена. Леонора встала.

– Отдохни немного, – мягко проговорила она. – Скоро я принесу тебе поесть.

Когда Леонора отошла в сторону, Флэйм провела по глазам рукой. Она очень боялась, что пленница всего лишь пользуется своими неотразимыми чарами, чтобы заставить непреклонного Диллона освободить ее. Но, получается, ошибалась. И как ошибалась!

Любовь – так она сказала. Англичанка любит Диллона. До чего же все оказалось просто. И как же все запуталось!

Какими странными зигзагами и поворотами ведет нас порой вперед тропа жизни! Флэйм решила, что будет лучше всего, если она так никогда и не повзрослеет. Больше всего на свете ей сейчас хотелось никогда не сталкиваться с подобными осложнениями.

Диллон все подбрасывал и подбрасывал дрова в костер, пока пламя не загудело, вздымаясь чуть ли не до небес. Затем, когда солнце поднялось высоко, он завалил огонь зелеными ветками. Густой черный дым широким столбом поднялся над лесом.

– Это всем понятный сигнал, – объяснил Диллон Леоноре. – Всем, кто сейчас разыскивает нас. Не успеют колокола зазвонить «Angelus»,[10] как мои люди уже найдут нас.

Он заметил выражение, появившееся в глазах Леоноры, и привлек ее в свои объятия. В эту бесконечно долгую ночь любви Диллон рассказал Леоноре обо всех своих планах. Наступило время действовать. Флэйм окрепла настолько, что уже сможет перенести переезд в Кинлох-хаус – в повозке, разумеется. Люди, которые вот уже два дня ведут неустанные поиски по всему Нагорью, заслуживают того, чтобы им сообщили, что милорд и его подопечные находятся в полной безопасности.

Диллону было понятно отчаяние Леоноры, он сам разделял его. Здесь, под надежной защитой леса, их недавно обретенная любовь казалась им драгоценной, как величайшее из сокровищ мира. Однако стоит им вернуться в Кинлох-хаус, и хрупкий мир, установившийся между ними, возможно, разлетится на кусочки и исчезнет навсегда.