Кирк почувствовал, что теперь, наконец, он полностью управляет этим кораблем и этой миссией.

– Действуйте, Спок, – сказал Кирк. – Делайте что угодно, чтобы получить варп-скорость как можно быстрее!

Не дав никакого знака подтверждения, Спок повернулся и направился к турболифту. В это момент один из них как раз прибыл, впустив на мостик доктора Маккоя и Кристину Чэпел. Было очевидно, что Спок намеревался проигнорировать и их, как он сделал с другими хорошо ему знакомыми людьми на мостике – но они вошли слишком быстро и блокировали ему путь.

Когда Чэпел впервые увидела его, она почувствовала почти удушающую боль. И теперь она стояла перед ним, проклиная себя за глупый вид, пытаясь придумать простое приветствие. Она ненавидела глупую улыбку, появившуюся на ее лице. "Мистер Спок…!!"

Маккой почти также безуспешно пытался скрыть свою расположенность: "Спок, я всегда рад видеть вас!"

Взгляд Спока, быстро прошедшийся по ним, был настолько полностью лишен интереса, что даже удар по лицу был бы добрее. Он словно намеренно совершал жестокость. Кирк подошел было, намереваясь вмешаться, но сдержался, и вернулся назад.

"Это то, что мы все чувствуем, мистер…" – начала Ухура, надеясь убедить Спока в искренности приветствия всех, но она замолкла, когда тот же холодный, безразличный взгляд остановился на ней в середине предложения.

Кирк заметил, что, исключая необходимые дежурные ситуации, Спок, очевидно, намеревался полностью и объективно игнорировать всех членов команды. Причины этого могли быть также интересны, как то, что привело его сюда. Может, и также болезненно. Кирк решил, что не будет задевать Спока напоминание, что боль может быть обоюдоострой.

Он подождал, пока вулканец подошел к турболифту. Затем:

– Мистер Спок! Добро пожаловать на борт!

Спок заколебался на мгновение – Кирк знал, что его голос был достаточно искренним, чтобы вызвать воспоминания в вулканском разуме. Но хотя он замер на мгновение, Спок вошел в турболифт. Двери закрылись, скрывая его.

 Не смотри дареному вулканцу в уши, – сказал Маккой. Кирк усмехнулся. Утверждение Боунза было абсолютно бессмысленно, но само присутствие Спока, казалось, обещало, что скоро все будет хорошо.

– Теперь возможно продолжать без меня, – сказал Спок главному инженеру.

– Да, конечно, – в голосе шотландца было явное раздражение. – Жаль только, мы пропустим звук вашего сладкого смеха. Спок игнорировал это так же, как протянутую руку инженера два часа назад.

Черт побери, Спок! Монтгомери Скотт не привык быть игнорированным – и особенно здесь, в своих собственных владениях. Но что за великолепным инженером был бы вулканец! Это определенно его призвание.

Давно привыкший к логике Спока, Скотт тем не менее был глубоко поражен. После часа работы за инженерной консолью Спок отключил компьютер, снабжавший его тестовыми формулами и сведениями о двигателях. Потом Спок, казалось, смотрел в пустоту дюжину длинных минут. В конце концов, с полнейшим бесстрастием, он предложил формулу топлива, которую компьютер признал на волосок от идеальности! Формула немедленно была загнана в симуляторы, бывшие на полном ходу.

По ту сторону консоли Скотти огромный реактор вспыхнул почти ослепляющим светом, показывающим, что клапаны антиматерии теперь работают правильно.

Скотт знал, что этот мощный гул мог быть слышен и на мостике. Его мониторы показывали, что каждый отдел и подотдел огромного корабля сжалось во второй попытке достижения варп-скорости.

Спок направился на противоположный конец инженерного отсека. Здесь, в лабиринте генераторов и паутине поддерживающих конструкций, находилось множество небольших комнат, которые некоторые архитекторы-психологи запроектировали как удобные частные альковы. В некоторой степени, это было самое приятное место на корабле – случайный дизайн запоздалой мысли, без целеустремленной эффективности остальных отсеков корабля. Здесь члены команды могли отдыхать в одиночестве или с новыми друзьями.

Когда он вошел, он услышал звуки человеческой любви, что сказало ему, что уединение было все еще уважаемо в этой части корабля. Он быстро прошел дальше, желая, чтобы его слух не был так остр в моменты вроде этого, чтобы ничего не отвлекало его. Он прошел мимо двух дверей, имеющих символ бесконечности, что резервировало их исключительно для медитации, но обе комнаты были заняты. Хорошо. Странно, как земные виды регулярно нуждались в отдыхе даже не в стрессовых ситуациях – результат, несомненно, потери энергии, которую они ежеминутно глупо тратили на эмоциональные банальности.

Отлично! Здесь был незанятый альков с широким круглым наблюдательным портом. Он закрыл за собой дверь и в темноте коснулся кнопки блокиратора на защитной оболочке наблюдательного порта. Он встал на колени в вулканской манере, расслабляя свое физическое тело, чтобы не допустить шесть своих первичных чувств в сознание.

Он смотрел наружу, на звезды. Это помогало чувствовать широту снаружи и знать, что он часть всего этого и одновременно Все это. Его седьмое чувство давно убеждало его, делая это и сейчас, что эти отношения сознания и вселенной были единственной существующей реальностью. Мастера Гола проводили большую часть своей жизни, ища ответ на вопрос, как живущее сознание может быть сразу частью и целым. Спок попытался представить некоторые формы математики, которые могли объяснить это – он знал, что безнадежно применять ограниченные символы к неограниченным понятиям, но тренировка очистила его мозг, и медитация углубилась.

Спок не достиг того уровня Колинара, к которому стремился. Если бы он достиг Колинара, все воспоминания об этой жизни и этих людях стали бы образцами логики без всяких намеков на боль или удовольствие. Даже после неудачи в Голе, он ожидал, что долгое учение и тренировка по крайней мере искоренили эмоции, которые это корабль и эти люди однажды пробудили в нем. Это было не так – по прибытии сюда только вид "Энтерпрайза" заставил его сердце биться чаще. Другие физиологические изменения, окружающие его по прибытии на мостик, были так сильны, что заставляли его презирать себя.

Было много смущавшего его разум. Почему трудно забыть удивление и радость Чехова, приветствовавшего его в главном шлюзе, когда он прибыл на корабль? А на мостике – Кирк! Просто имя заставило Спока внутренне застонать, когда он вспомнил, чего стоило ему отклонить его приветствие. T'hy'la! А затем Маккой, так по-человечески человечен, а за ним Чэпел с ее эксцентричностью и невозможными фантазиями. Романтик Зулу, Ухура с ее песнями…

Мозг Спока был открыт. Это было здесь! Он ждал.

Это коснулось его разума! То же ужасающее сознание, что он чувствовал на Вулкане, нашло его здесь! Почти геометрический каскад образцов логики в ее захватывающей дыхание завершенности!

Он не сомневался теперь, что это исходило от странного облакоподобного объекта, приближающегося к Земле, и он попытался быстро проанализировать это. Был ли это один разум… или много разумов, работающих в единстве? Он подумал, что вполне возможно последнее, так как он мог ощущать мириады мыслей, двигающихся с огромной быстротой.

Затем это ушло. Однако, Спок почувствовал, как часть этого разума задержалась на границе его мыслей. Наблюдало ли оно, ждало? Ждало чего?

Спок обратился к своей памяти, проигрывая ее медленно, очень медленно, ища последнюю встречу. Да! Спок испугался внезапно четкого ответа. Во всей этой суматохе мыслей и сознаний было чувство замешательства – и странный намек на отчаяние в этом замешательстве.

Во второй раз он почувствовал не только логику, но и ужасающие знания. Могло ли быть что-то, что до сих пор озадачивало логику и знания этого величия? Что-то, что искалось почти безнадежно? Спок был уверен, что он не заблуждался в поисках своего собственного ответа здесь. Могло ли быть, что эта невероятность нуждалась в чем-то, что могло быть выполнено незначительностью по имени Спок?