КИРА. С самого начала.
ОКАНА. С какого начала?
КИРА. Ну… с того дня, когда он приехал в Арканар.
ОКАНА. Ого! Почему же я ничего о тебе не знаю?
КИРА. Разве вы все знаете про дона Румату?
ОКАНА. Все. И кое-что сверх всего. Но спрашивать буду я. Итак, ты все время при нем… Рассказывай, как он живет, много ли пьет, с кем встречается?
КИРА. Вы же сказали, что все о нем знаете…
ОКАНА. Ты очень дерзкий мальчишка, но у тебя красивые глаза. Ничего, мы поладим. Итак?
КИРА. Что — итак?
ОКАНА (топает ногой): Не зли меня! Кто у него любовница?
КИРА. У него нет любовницы.
ОКАНА. Врешь, красавчик. Во-первых, этого быть не может. Такой превосходный кавалер, сразу видно столичное обхождение… В нашем маленьком Арканаре любая дама почтет за честь… Он же не железный, твой дон Румата!
КИРА. Многие его домогались, да никому ничего не удалось…
ОКАНА. А эта простушка, трактирщица? Я как-то видела ее, ходит в обносках моды столетней давности, ковыляет, как уточка из-под селезня… Не может быть, чтобы ты ее не знал. Выкладывай, не стесняйся. Как у него с нею?
КИРА. Ничего такого не знаю… Да! Вспомнилось! Дней сорок назад заявилась было к нему этакая придворная фря, разодетая, как кукла, накрашена, надушена, шея от грязи и пудры серая…
ОКАНА (поднимается): Что-о?
КИРА; Я сама не видела, мне Уно рассказывал, наш слуга. Дон Румата очень потешался…
ОКАНА (пристально глядит на Киру): «Не видела…» Ну да, вот кто ты, оказывается… Теперь вспомнила. Ах ты сучонка! Холопка! Оскорбительница! В мужское нарядилась, так думаешь, тебя уже и не узнать?
КИРА (тоже встает): Чего разоралась? Ну да, меня зовут Кира, и я
— единственная возлюбленная благородного дона Руматы, а тебе — шиш! (Делает оскорбительный жест.) ОКАНА. Кто тебе глаз подбил? Смотри, сейчас и другой подобью! (Хватает из-за пояса кинжал). Я тебе сейчас оба глаза выколю, дрянь подзаборная!
КИРА (хватает со стола дона Рэбы медную статуэтку, замахивается): Попробуй подойди, золоченая сволочь! Все твои мозги по стенам раскидаю!
Несколько секунд они стоят в угрожающих позах, затем Окана швыряет кинжал на пол, падает в кресло и закрывает лицо руками.
ОКАНА. И ведь ничего не стоит — кликнуть стражу и тебя вывесят голую вверх ногами на вершине башни… сварят живой в масле… сожгут на костре…
КИРА (аккуратно ставит на место статуэтку): Да, ничего не стоит. Все в ваших руках, прекрасная дона.
ОКАНА. Но к чему это все? (Опускает руки, оглядывает Киру с новым интересом.) Да, ты хороша собой… и мужской костюм тебе идет… И все-таки я не понимаю… Слушай, Кира, жизнь дона Руматы на волоске, ты знаешь?
Кира энергично трясет головой…
КИРА. Нет. С ним ничего не случится. Правда, его взяли… подло, предательством, из-за меня… но это все равно. Я могу погибнуть, вы можете погибнуть, но он все равно всех ваших победит.
ОКАНА. Почему? Каким образом? Никто еще не уходил живым из рук дона Рэбы!
КИРА. Никто. А дон Румата — он уйдет. А дон Рэба … Ну что ж — дон Рэба… Это как паук, к которому в паутину оса попала…
ОКАНА. Не понимаю. Ты можешь изъясняться яснее, дерзкая девчонкам?
КИРА. Не могу, прошу прощения.
В апартамент входят Рэба и Цупик.
РЭБА. Ага. Я вижу, здесь уже ведут следствие.
ЦУПИК. С этой стервой никакого следствия не требуется, господин канцлер, ваша светлость. Эту паршивую девку надо отправить денька на два в мои казармы, а потом врезать ей две сотни по мягкому и выгнать из города…
РЭБА. Интересное предложение. Заслуживает внимания. Как вы считаете, дона Окана?
ОКАНА. Не будем торопиться. Я забираю ее к себе.
ЦУПИК. Вот еще! Я сам ее взял, я и буду распоряжаться, прекрасная дона! Это моя добыча! Всякие здесь будут махать кулаками после драки…
ОКАНА. Вы пьяны, капитан Цупик. Не забывайтесь.
ЦУПИК. Это вы не забывайтесь, дона! Кончилось придворное житье, всякие там фигли-мигли…
ОКАНА. Молчите, бакалейщик!
ЦУПИК. Придержали бы язычок, прекрасная дона… Был я бакалейщиком, а ныне мне только свистнуть стоит…
РЭБА. Не будем ссориться, друзья. У нас дела поважнее, нежели наказание этой бесстыжей в мужском костюме… Не правда ли, капитан?
ЦУПИК. Пусть скажут спасибо… А то как бы еще кое-кому не прогуляться в казармы…
РЭБА. Вот и хорошо. Дона Окана, забирайте эту девчонку к себе и глаз с нее не спускайте. Вы поняли? Не спускайте с нее глаз.
ОКАНА. Поняла. (Кире.) Идем.
Окана и Кира уходят. Рэба садится за свой стол, Цупик валится в кресло сбоку. Рэба звонит в колокольчик. Входит монах в рясе с капюшоном.
РЭБА. Приведите дона Румату.
Монах исчезает. Аба и еще один штурмовик вводят связанного Румату — без камзола, в разорванной сорочке. За ними входят двое монахов.
РЭБА. А вот и благородный дон Румата. Наш старый и весьма последовательный недруг.
ЦУПИК. Раз недруг — повесить!
Штурмовики ставят Румату перед столом и, отступив, становятся справа и слева от него. Монахи застывают рядом со штурмовиками.
ЦУПИК. Или еще лучше — сжечь! Нужно сохранять у черни уважительное отношение к высшим сословиям. (Хихикает.) Все-таки отпрыск древнего рода…
РЭБА. Хорошо. Договорились, сжечь.
ЦУПИК. Впрочем, дон Румата может облегчить свою участь. Вы меня понимаете, дон Рэба?
РЭБА. Не совсем, признаться…
ЦУПИК. Имущество. Эсторские Руматы — богатый род!
РЭБА. Вы, как всегда, правы, почтенный капитан. Что же, тогда начнем по всей форме…
РУМАТА. Развяжите мне руки.
Цупик вздрагивает, отчаянно мотает головой.
РЭБА. А? (Смотрит на Цупика.) Я вас понимаю, капитан. Но если принять некоторые меры предосторожности… Развязать его.
Один из монахов подскакивает к Румате и развязывает его. Цупик поспешно вытаскивает шпагу, штурмовики берут топоры на изготовку.
РУМАТА (растирая затекшие руки): Предупреждаю, герцог будет поставлен в известность об этом безобразии. Самоуправное вторжение в дом благородного дворянина…
РЭБА. Герцогу это известно. Собственно, мы действуем по его приказу…
ЦУПИК (злорадно): Вот так-то, благородный дон!
РЭБА. Итак, начнем. Ваше имя, род, звание?
РУМАТА. Восемнадцатый барон Румата дон Эстор… (Озирается. Повелительно Абе.) Кресло! Аба обалдело роняет топор, кидается к ближайшему креслу, придвигает Румате.) Благодарю. (Садится.)