–Я думаю, этого и Жардек бы хотел, – сказал Гасси. – Она не может сильно навредить, если ты будешь заниматься всего раз в неделю по субботам.

Анна так разволновалась, что даже топнула ногой.

– Это очень даже может навредить. Неправильные позиции, неправильное использование мышц – и мои ноги испорчены на веки вечные.

Гасси вздрогнул и повернулся к Франческо.

–Я не понимаю, зачем мы продали чемоданы. Мама Уолли говорит, что все должны ходить в школу, иначе у дяди будут неприятности. Так что Анна может заниматься только после уроков, и есть только одна учительница. Что еще мы можем сделать? В Лондоне, наверное, много хороших учителей, но как Анне ездить в Лондон? Дядя не будет ее туда возить – он считает танцы глупостью.

Франческо согласился.

– Гасси абсолютно прав, Анна. Либо мисс де Вин, либо вообще никого. Иди и познакомься с преподавательницей. Если она согласится с тобой заниматься, посмотрим, что из этого получится.

– Но если все будет не так? – спросила Анна. – Мы заплатим ей все деньги и останемся без копейки.

– Если потребуется, мы достанем еще, – пообещал Гасси, – но, прошу тебя, постарайся думать, что эту учительницу одобрил бы Жардек.

Через два дня мальчики отвели Анну к дому около церкви, где жила Дорин. Девочка несла свои туфельки в бумажном пакете, подаренном ей Мейбл.

Уолли оказался прав. Дорин была жуткая хохотушка, но оказалась очень доброй и взяла Анну под свою полную опеку.

– Не волнуйся, она очень хорошая, – прохихикала Дорин. – Ну, конечно, со мной все по-другому, потому что я уже сто лет с ней занимаюсь и танцую соло в ее шоу.

Дорин была полненькая маленькая девочка с темными завитушками. Она не была похожа на танцовщицу, по крайней мере, на тех девочек, которых учил Жардек и фотографии которых он показывал Анне.

– А кого ты танцуешь?

Дорин снова засмеялась.

– Да кого только не танцую. А какие костюмы красивые! Однажды я танцевала фею, в другой раз – бабочку, а еще духа зимы. Я тогда была в большой белой шляпе с малиновкой. Ну конечно, в основном я танцую в музыкальных комедиях или чечетку.

Анна даже не поняла, о чем Дорин говорит, но это совсем не было похоже на те танцы, которым учил Жардек.

Дверь открыла мисс де Вин. Это была высокая худая женщина с рыжими волосами, концы которых выдавали их прежний черный цвет. Она была в узком черном платье и белых туфлях. Анна, как ее учила когда-то Ольга приветствовать старших, сделала маленький реверанс.

Дорин захихикала:

– Она немного иностранка, поэтому так делает. Она со всеми так здоровается.

У мисс де Вин, может быть, оттого, что часто приходилось выкрикивать команды в классе, был странно хриплый голос:

– Очень хорошо. Вообще-то вам всем не мешало бы делать реверансы. Мы так делали, когда я была студенткой. Заходите в класс. Дорин, присядь и постарайся не хихикать. А теперь, дорогая, надевай-ка свои туфельки.

– Да, мадам, – ответила Анна.

Она села на пол и надела свои розовые туфельки, к которым мама Уолли пришила ленточки.

– Я меня тут граммофон, – сказала мисс де Вин. – Не могла бы ты что-нибудь станцевать, чтобы я поняла, что ты уже умеешь.

Анна выглядела потрясенной.

– Но, мадам, мне пока не позволяли ничего делать, кроме упражнений.

Мисс де Вин посмотрела на гладко причесанные волосы, бледное лицо в форме сердца, скромненькое, но хорошо сшитое платьице. «Странный ребенок», – подумала она, вспомнив реверанс. Неужели в Фитон, куда забросила ее судьба, приехала настоящая танцовщица? Даже если так, уже слишком поздно.

– Хорошо, – согласилась она, – подойди к станку. Начнем с шести demi-pliйs.

В течение десяти минут мисс де Вин выкрикивала указания: одни – для упражнений у станка, другие нужно было проделать в центре комнаты. Это были довольно простые упражнения, которым она обучала девочек для сдачи экзамена. Но Анна была намного моложе этих девочек. Когда они закончили, мисс де Вин спросила Анну:

– Сколько тебе лет?

– Восемь, мадам.

Мисс де Вин обратила внимание на «мадам» и иностранный акцент.

– А как тебя зовут?

– Анна Докси.

– Ну, Анна, я возьму тебя на свои уроки. По субботам в десять утра – чечетка и балет. Еще по четвергам я преподаю музыкальную комедию, но это уже дополнительно.

Анна возразила:

– Мне нужны только балетные упражнения. Чтобы не наделать ошибок, от которых потом не избавиться.

Одри де Вин вспомнила о своем детстве, когда она считалась многообещающей балериной. Кто знает, каких вершин она могла достичь, если бы получила правильное образование. Но ей пришлось заниматься всеми видами танцев до тех пор, пока в двенадцать лет ее не приняли в труппу. Почему же этот ребенок должен заслуживать особого внимания, если она не заслуживала? Вдруг что-то всколыхнулось в ней, как вспышка старых мечтаний: раз ей не довелось стать балериной, она могла бы обучить хорошую балерину.

– У меня есть несколько особых учеников, которых я обычно готовлю к выступлениям, придется принять тебя в эту группу. Каждый урок длится полчаса и стоит пятьдесят пенсов.

Анна еще недостаточно много времени провела в Англии, чтобы разбираться в денежных суммах. Она встревоженно посмотрела на Дорин, которая ловила каждое слово их беседы. Дорин встала и подошла к Анне и мисс де Вин.

– Это значит, что за четыре частных урока придется заплатить столько, сколько другие платят за целый семестр, —объяснила она Анне.

Анна не знала, что делать. Четыре урока – это очень мало, но четыре таких урока, как сейчас, – это лучше, чем урок не только балета, но еще и этого странного танца, который мадам называла чечеткой. Жардек говорил на своем ломаном польско-английском языке, что настоящий танцор должен жить только ради танца и все, что стоит между ним и танцем, должно быть отброшено. Теперь Анна поняла, что он имел в виду: как доставать деньги, когда пройдут эти четыре урока, не должно ее волновать. Она должна довериться Господу, и все получится.

– Спасибо, мадам, – твердо сказала Анна. – Я думаю, мне больше подойдут частные занятия.

Пока Анна была у мисс де Вин, мальчики решили осмотреть Данроамин.

Но сначала они обсудили все, что сделали за последнее время. Анна получила свои туфельки благодаря маме Уолли, которая продала чемоданы, у них были деньги на целый семестр обучения танцам.

– Знаешь, – сказал Франческо Гасси, – с того момента, как мы отвели Анну в магазин, чтобы заказать туфли, и до их покупки прошло целых четыре дня.

– И каких! – простонал Гасси. – Вся эта ужасная еда и моя стрижка.

– Я так и не понял, почему дядя не рассердился еще больше из-за твоих волос. Конечно, нам нужны были двадцать пять пенсов, но хоть папа Уолли и старался как мог, твои волосы выглядят довольно странно.

– Вопиющий скандал, – согласился Гасси. (Это выражение они приобрели от Кристофера.)

– Но дядя хоть и хмурился, и был недоволен, так ничего и не сказал. Вообще ничего! – удивлялся Франческо.

И тут Гасси понял.

– Я думаю, это потому, что даже если ему не понравилась моя стрижка, то единственное, что он мог сделать, это заплатить за новую. А это его не устраивает. По-моему, он не очень-то любит тратить деньги, особенно на других.

– Может, он бедный, – предположил Франческо.

Гасси это так рассмешило, что он стал прыгать по комнате.

– Бедный! В Индии, Пакистане, Иране, Ираке, Эфиопии, Египте – везде, где мы были, жили бедные люди. Бедные —это когда разбухают от голода, ищут еду в мусоре, попрошайничают. Это тебе не три блюда в обед, когда ты сидишь за столом в хорошем синем костюме и накрахмаленной рубашке, а в гараже у тебя стоит машина.

– Возможно, есть разные бедные, – сказал Франческо. —Может быть, у дяди достаточно денег на себя и тетю, но не на нас троих.

Гасси издал неприличный звук.