– Пошли меняться. Я с голоду умираю.

Том и Гасси сели на один из угольных бункеров, которые стояли около дома школьного сторожа. Гасси с гордостью выложил три красивейших сэндвича с курицей и карри; у него слюнки потекли при их виде. Том достал три огромных сэндвича с толстыми кусками хлеба, один с говядиной, один со свининой и один с сыром. Гасси передернуло, но он их взял.

– Молодец у вас тетя, – сказал Том с набитым ртом. – Но странно, что вы не обедаете, как все остальные с улицы Кресент.

Гасси вздохнул.

– Еда, которую мы едим у дяди, просто ужасная. Эта капуста! Но школьные обеды – нет, это невозможно терпеть. Тетя это знает. А о чем говорили члены банды?

Том откусил огромный кусок сэндвича.

– Тебе это неинтересно, тебе ведь не нужны деньги. Нам дали кое-какие вещи, чтобы мы их продали.

Том оглянулся, чтобы удостовериться, что их никто не подслушивает.

– В основном вещи, которые любят девчонки, – он вытащил из кармана шарфик. Это был ярко-зеленый шарф с броским рисунком. – Это только один, а у нас есть разных цветов.

– И вы их продаете?

– Понимаешь, они на самом деле дешевле, чем в магазине.

– Но откуда вы их берете?

Том как-то загадочно на него посмотрел.

– Это дело главарей. Может быть, это брак с фабрики.

– А когда вы их продаете, то деньги вы себе оставляете? – спросил Гасси.

– Каждый стоит пятьдесят пенсов. Если я продаю один, то десять пенсов беру себе. Сумма быстро растет.

Гасси мог себе это представить. Он также мог вообразить, как много таких шарфиков могла бы продать миссис Уолл со своего лотка. Но ему-то нужно продать только пять, и у него будут пятьдесят пенсов!

– Я тоже хочу продавать такие шарфы, – сказал он.

Том с сомнением на него посмотрел.

– Кому?

– Ну, есть женщина, она один купит, а еще я знаю одного человека, который может много купить.

Том прикончил последний сэндвич с карри и приступил к говяжьему.

– Я не могу дать тебе шарфы или что-то другое просто так. Я должен сказать кое-кому, что ты хочешь, а потом, если он скажет «да», ты поклянешься во всем слушаться главарей, даже перед лицом смерти. Потом они надрезают твою руку, чтобы смешать твою кровь со своей. Потом тебе дают задание, и если ты справишься, то тебя берут.

Это было захватывающе.

– Когда ты можешь «кое-кому» сказать? Потому что мне надо получить пятьдесят пенсов к следующей среде.

Том продолжал жевать.

– Это просто. Но ты должен быть уверен, что действительно хочешь этого, потому что если ты нарушишь клятву, они тебя убьют.

Гасси так увлекся идеей вступления в банду, что даже ударил себя кулаком в грудь.

– Не переживай. Я, Гасси, если клянусь, то уж клянусь. Клятву я всегда сдержу.

На следующий день пришло письмо от с'Уильяма. Тетя Мейбл достала его из кармана своего фартука и отдала Франческо, когда тот пришел из школы.

– Это от сэра Уильяма, там стоит его имя на обороте. Иди прочитай его наверху. Не знаю почему, но одно имя этого человека расстраивает вашего дядю. Хорошо, что он не видел письма.

Дети поднялись в спальню мальчиков. Письмо было то самое, которое сэр Уильям написал в самолете, а потом на целых шесть недель забыл отправить. Франческо вслух прочитал его остальным. Самое начало письма, где говорилось, что он не собирается долго отсутствовать, а когда приедет, сразу попросит разрешения встретиться с ними, вызвало у Гасси бурю эмоций:

– Что он имеет в виду под «долго»? Уже прошли месяцы! Не верится мне, что он вернется. Почему он ничего не пишет о нашей картине?

Последняя часть письма заставила Анну побледнеть от волнения.

«Если Анна еще не определилась с учителем танцев, то спешу вам сообщить, что слышал очень хорошие отзывы о некоей мадам Скарлетти. Я посмотрел ее адрес в телефонной книге. У нее студия на улице Бембертон в Челси, Лондон, дом 45. Она очень старенькая, но до сих пор считается одним из лучших преподавателей танцев в мире».

– Мадам Скарлетти! – прошептала Анна с благоговением, как будто это были волшебные слова. – Одна из лучших преподавательниц танцев в мире!

Гасси, до сих пор лежавший на полу, вскочил на ноги.

– А ты помолчи, – крикнул он Анне. – Ты все равно не можешь поехать к мадам Скарлетти, пока мы не продадим картину. А теперь я вообще не думаю, что мы ее когда-нибудь продадим. Мне кажется, что с'Уильям ее украл. Все время ты, Анна, чего-то хочешь. Сначала частные уроки, потом тунику, а теперь еще эту мадам, которая живет в Лондоне, куда нельзя…

Гасси мог бы долго еще продолжать кричать, потому что он действительно был зол, но вдруг дверь приоткрылась и в ней возникла тетя Мейбл. Она была перепугана.

– О, дорогие мои, пожалуйста, не ссорьтесь. Вас слышно в гостиной даже при закрытой двери, а вы же знаете, как ваш дядя не любит шум.

Письмо сэра Уильяма и слова Гасси напомнили Анне про тунику.

– Тетя Мейбл, мне нужна туника для танцев.

При упоминании о танцах тетя Мейбл собралась было исчезнуть. Она догадывалась, что Анна каким-то образом занимается танцами, но даже самой себе боялась в этом признаться. Однако Анна действовала намного быстрее своей тети. Она бросилась к двери и ухватила ее за рукав кофты.

– Ее очень легко сшить, да и материал очень дешево стоит, а у нас есть карманные деньги, чтобы заплатить. (Здесь Гасси тяжело вздохнул). Мне очень нужна туника…

На сей раз ее перебил Франческо: он чувствовал, что в том состоянии, в каком находилась Анна, она могла сболтнуть про мадам Скарлетти.

– Ей действительно нужна туника, – спокойно сказал он. – Может, она вам расскажет после чая перед уроком английского?

Тетя Мейбл кивнула:

– Туника. У тебя она будет, Анна, – и исчезла за дверью.

Это неожиданное исчезновение заставило Гасси забыть про свою злость.

– Видишь, – сказал он, – разве она не похожа на мышь, увидевшую кошку?

Франческо открыл шкаф, в котором они хранили адрес сэра Уильяма, и положил туда письмо.

– Теперь надо подготовиться к чаю и уроку, – сказал он. А потом добавил особенным голосом старшего брата:

– А еще не забудьте оба: никто не должен знать, что написано в этом письме. Возможно, в какой-то момент Анне придется поехать в Лондон, но никто, даже мама Уолли, не одобрит этого, если узнает.

Дети всегда пили чай на кухне. Это означало, что Сесил мог спокойно пить чай с Мейбл, а дети, если вели себя тихо, могли разговаривать сколько хотели. Еда тоже, по их мнению, на кухне была намного вкуснее, в то время как в гостиной ели тоненькие кусочки хлеба с маслом и отвратительный пирог с семенами.

В этот день дети обсуждали письмо. Франческо говорил больше всех.

– Пока еще, Анна, все равно, насколько хорошо учит эта мадам Скарлетти. Ты никак не можешь с ней встретиться, потому что нет возможности поехать в Лондон. Но когда наступят каникулы, мы попробуем найти какой-то выход. А пока у тебя есть мисс де Вин, и этого достаточно.

– Еще бы, – пробурчал Гасси, – за пятьдесят-то пенсов в неделю. А у этой мадам Скарлетти, я думаю, уроки стоят фунтов пять в неделю.

Анна доверчиво посмотрела на Франческо.

– Просто я теперь знаю, что она есть. Я не знаю, что думает мисс де Вин, но если она задумала что-нибудь плохое, я теперь знаю, где я могу учиться.

Гасси наклонился к ней через стол.

– Если бы дядя услышал, как ты сейчас это сказала, у него бы случился удар и он умер бы, что, хоть само по себе и неплохо, но уж точно означало бы, что ты вообще не сможешь учиться – нам просто негде было бы жить.

Тетя Мейбл не стала задавать никаких вопросов про тунику. Она только взяла у Анны рисунок и сказала, что когда платье будет готово, она положит его ей на кровать.

– Будьте осторожны на уроке английского, – предупредила она, – ваш дядя все еще немного расстроен из-за того шума, который вы подняли наверху.